Вика достала из сумочки небольшой флакон зеленого стекла и поставила на столик, а рядом с ним положила конверт.

— Это тебе Колька передал, — пояснила она. — Сказал, что ты звонил, просил.

— Все так, вчера звонил, — подтвердил я, беря конверт и доставая из него фотографию, на которой был изображен малосимпатичный немолодой мужчина с седой бородкой. — Просил. Спасибо.

— Использовать просто, — Вика щелкнула ноготком по стеклу флакона. — Если желаешь поменять внешний вид предмета — полей его поверхность и громко произнеси, как что он должен выглядеть, но предельно точно, без всяких «ну как это». «Стул», например. Или «красное яблоко». Ну а если тебе самому надо в чьих-то глазах выглядеть по-другому, то наносишь зелье на лоб и щеки, по мазку на каждый участок и представляешь себе лицо того человека, которым хочешь стать. Или вон на фотографию посмотри. Говорить ничего не нужно, ни вслух, ни про себя, зелье само сработает.

— Срок действия?

— Пока не высохнет и не выдохнется, — объяснила Вика. — Полчаса. Может, минут на десять побольше.

— За глаза хватит, — констатировал я. — Спасибо огромное, очень выручила.

— Оно точно действует, не переживай. К Валентине вчера один деятель приходил в консультационных целях по ее профилю, так я попросила его глянуть на мусорное ведро, которое после зелья выглядело как горшок с фикусом. Как товарищ ни старался, только фикус видел. А у него силенок хоть отбавляй.

— Отлично. Вот сегодня вечером и испытаю.

— Как сегодня вечером? — изумилась Вика. — Так скоро?

— Ну да. А чего ждать?

— Нет-нет-нет, так нельзя.

— Почему?

— Не знаю… — Моя собеседница явно вышла из зоны комфорта. — Нельзя. Надо как-то подготовиться.

— Уже подготовился, зелье — последний компонент.

— Я еду с тобой, — решительно заявила девушка. — И не спорь.

— Не едешь, — возразил я. — Нечего тебе там делать. Ты только помешаешь.

— А если опять, как в прошлый раз, тебя ранят? Или чего хуже?

— Не тот случай. Возможны только два варианта — или я, или меня, ранение исключено. Ты же знаешь этих старых колдунов, они к полумерам не склонны.

— Успокоил! Хорошо, согласна, боец из меня аховый. Но если не поеду я, то возьми кого-то из мальчишек. Колька на задании, но Паша должен скоро вернуться. Он тебя прикроет, если что.

— Вика, давай честно — ты всегда поступаешь так, как сама того хочешь, верно? Ничьих доводов не слушаешь, помогать себе запрещаешь, даже если это предлагают от чистого сердца. Позволь и мне жить так же.

— Это неправда! — Щеки Виктории запунцовели. — Я же… Просто если ты, то как? Еще раз? Нет. Не смогу. Нельзя так!

— Все нормально будет. — Я поднялся на ноги, ощущая себя если не героем сериала, то какой-то очень незамысловатой книги. В разрезе банальности произносимых фраз, имеется в виду. — Все продумано от и до, так что волноваться не о чем. А как все закончится, я тебе напишу. Обещаю!

Выходя из кафе, я обернулся и увидел, что Вика сидит, закрыв лицо ладонями. Мало того — у нее дергались плечи так, будто она плакала. Но, скорее всего, это мне показалось, поскольку быть такого не может. Королевы не плачут. Тем более снежные.

К вечеру погода испортилась, на небо наползли облачка, за которыми ближе к утру наверняка пожалует туча с дождем. Так себе погодка выдалась этим вечером, прямо скажем. Под стать ситуации.

— Свежеет, — заметил Валера, поежившись. — Надо было куртку захватить.

— Ничего, не замерзнешь, — успокоил я его. — Если все пройдет нормально, через часок мы с тобой будем водку пить за удачное завершение дела. А если нет, то ты опять-таки выпивать станешь, правда, уже один. За упокой моей души.

— Чего несешь, дурак? — Швецов три раза плюнул через левое плечо. — Накаркаешь.

— Только не говори, что ты веришь в приметы, — рассмеялся я. — Чушь же, тебе ли не знать? Ладно, чего, собственно, тянуть? Все готово, дело к ночи. На, держи шприц. Понял, когда в ход его пускать?

— Сань, память у меня хорошая. И даже при своем не сильно великом уме я осознал, что после слова «Валера», я должен сделать тебе укол.

— Именно, — кивнул я и обратился к той, что стояла, прислонившись к стволу березы. — Ты готова?

— Конечно. Не сомневайся ведьмак, что обещала — сделаю. И желаю тебе удачи. Без тебя не так интересно тут, в Яви, станет обитать.

— Приятно такое слышать. — Я обвел глазами небольшую полянку, на которой находился. — Ну, тогда все по местам. Жанна, Толик, вас это тоже касается.

Удивительно, но в московской городской черте, казалось бы, застроенной по самое не хочу, все еще уцелели небольшие парки из числа тех, что не входят в списки знаковых, вроде «Кузьминок» или «Битцы». Да что там, они зачастую даже имени собственного не имеют, кроме прозвища, данного местным населением. Деревья, дорожки, скамейки, несколько урн, эдакий мини-кусочек природы среди шумящего мегаполиса.

Вот и рядом с тем домом, в котором последние годы жизни обитал Кузьма Петрович, имелся как раз такой небольшой парк, в народе нежно называемый «Курилкин лес». Если верить городской легенде, лет тридцать назад, в смутные девяностые, там промышлял некий насильник по фамилии Курилкин, который успел то ли пять, то ли шесть женщин обесчестить до того, как местные мужички-работяги его выследили, крепко избили, а после в вечно затянутом ряской пруду утопили. Пруд, понятное дело, тоже «Курилкиным» с тех пор называется.

А еще тут, как это обычно и бывает с такими миниатюрными прогулочными зонами, есть уголок, в который никто не забредает, аргументируя это тем, что там «делать нечего» и «все засрано». Именно там я со своей небольшой разношерстной компанией и обосновался. А что — и деревья есть, за которыми мои помощники могут спрятаться до поры до времени, и место для маневра в виде полянки, и даже вон полуразрушенная котельная, где… Хотя нет, от нее проку никакого нет.

Что примечательно, никакого нервяка в тот момент, когда я положил на почерневший от времени пенек черную книгу в потертом кожаном переплете, у меня не наблюдалось. А смысл трястись, если все решено? Теперь драться надо, а не рассуждать на тему «Что, если все же». Ну, и надеяться на то, что каждый из моих спутников вовремя выполнит свой маневр.

Не жалея зелья, я нанес на лоб и щеки резко пахнущую зеленоватую жидкость, а после глянул на фото, что мне Вика передала.

— Сработало? — повернулся я к старому дубу, за которым спрятался Валера. — Глянь. Я теперь не я?

— Сработало, — подтвердил тот. — Слушай, впечатляет! Прямо здорово. Потом мне маленько этой штуки дашь? Вдруг пригодится когда и зачем.

— Дам. Все, работаем дальше.

Следующий пункт плана одновременно являлся одним из самых важных и одним из самых слабых. Обойтись без него было никак невозможно, а вероятность прокола крайне велика. Я понятия не имел, как именно звучит голос Матвея Верховина, матерого колдуна с крайне скверной репутацией и давнего недоброжелателя Кузьмы. По слухам, они повздорили еще лет сто назад из-за какого-то артефакта, да так сильно, что до сих пор друг другу гадости делают. Именно его фотографию мне передал Нифонтов, и именно его внешность я сейчас натянул на себя, словно одежду.

Вспыхнуло зелье, позволяющее мне дотянуться до сознания Кузьмы (и не только его, но я очень надеялся на то, что другие призраки, поняв, что творится нечто неприятное, предпочтут остаться в стороне), я раскрыл книгу, мерзко хихикнул и вырвал из нее первую страницу, на которой красовались какие-то странные знаки, загогулины и вензеля.

— Что, Кузя? — просипел я. — Все по-моему вышло. Сначала ты сдох, а теперь я книгу твою уничтожу, чтобы даже следа от тебя на земле не осталось. Знаю, ты меня слышишь. Хе-хе!

И следом за первой страницей я выдрал вторую, причем приложив к тому немалые усилия, поскольку сделаны листы были совсем не из бумаги и переплет у книги сильно добротный. Скажу честно — старался не думать, что за расходный материал пошел на этот фолиант, хотя предположения, разумеется, имелись. Как и по поводу темно-багровых чернил.