— С какими смежниками? — удивился я. — Ты о чем?

— А Калинин? Кто с ним хороводится? — подмигнул мне Нифонтов. — А? И ведь дела-то не простые, а загробные. Или, скажешь, что это не ты?

Он достал смартфон, потыкал пальцами в экран и ткнул мне в нос фотографию, на которой гордый Стас стоял на фоне раскопанной ямы, в которой виднелись останки незадачливого чухонца. А на заднем плане, немного скрытый кустарником, и верно, стоял я. Надо же, сам не заметил, как в кадр попал.

— Слушай, ты еще мне на ногу браслет надень, вроде того, с которым несознательные граждане под домашним арестом сидят, — возмутился я. — И вообще, с тем не дружи, с этим не общайся. Не охренела ли ты, мамочка?

— Да дружи ты с кем хочешь, — не менее недовольно возразил мне оперативник. — Можно подумать, мне заняться больше нечем, как только за твоим моральным обликом следить. Ты же не просто так помог Стасу жмурика в лесной яме найти, верно? Надо думать, ты прежде с ним пообщался. В смысле — с усопшим. А подобные вещи уже в нашей компетенции.

— Скажи мне, каким краем к тебе и твоим коллегам относится финн-коммерсант, которого прижмурили отечественные бандосы? — без малейшего наигрыша поинтересовался у Николая я. — В какой точке бытия вы соприкасаетесь?

— Почем ты знаешь, так это или нет? — исподлобья глянул на меня Нифонтов. — Ты уверен, что его душа кого-то за то время, что тело лежало в ямке, не прокляла? Или в кого-то не подселялась? Не мне тебе рассказывать, на что способны призраки. Одна твоя подружка чего стоит. Кстати, она здесь?

— Нет, — мотнул головой я. — Ушла смотреть, как Мезенцева будет расстраиваться. Она ее очень недолюбливает.

— Найти бы того на том или этом свете, кто Евгению переваривает в принципе, — вздохнул Николай. — Характер у нее не сахар, что да, то да. Зато честная и смелая. Эти качества в наше время редкость.

Нам принесли кофе и десерты, правда, Николаю в аккуратном, запечатанном бумажной лентой пакетике.

— Ладно, давай сначала о текущих делах побеседуем, — предложил мне оперативник, высыпая в массивный бокал один за другим три пакетика сахара.

— Не вопрос, — согласился я. — Вычеркивай из посмертного списка художника, того, что Матвей Серебряный. Он больше не с нами.

— Ну вот, — раздраженно брякнул ложкой о блюдечко Нифонтов. — Еще один штрих к твоему портрету. Раньше сказать не мог? Это же не пустяк какой-то, а серьезная информация.

— Вот только-только прижмурили его со Стасом, — пояснил я. — А лесной покойник был гонораром за помощь в деле. И всем хорошо — ему, мне, тебе. Чухонцу мертвому тоже.

— Может, еще что-то есть? — отпив кофе, осведомился мой сотрапезник. — Из забытого и несказанного?

— Может, сегодня-завтра будет информация по Рагулину. Подрядил одного серьезного товарища пробить эту тему. Сам понимаешь, чиновники, что живые, что мертвые, народ только внешне открытый и доступный, а на деле правду об этой братии выпускать наружу не любят. Все, что происходит в аппарате, остается в аппарате. Ну, если только кто-то не заиграется до такой степени, что лишнего в запале или по дурости болтнет при свидетелях. Но тут он сам дурак, его тут же людям и скармливают, как жертвенного бычка. Ну и в назидание остальным, чтобы хоть эти думали, что и кому говорить.

— Кого же ты такого прикормил?

— Да Носов помогает. Он мне кое-что задолжал, теперь отрабатывает. А, да! Я ж тебе вот еще что не поведал!

Николай внимательно выслушал чуть укороченную и немного подредактированную историю о том, как я олигарху ворожея подарил, а после, тяжко вздохнув, спросил у меня:

— Вот скажи мне, Сашка, как? Ну как ты умудряешься влезать во все это дерьмо? Мало того, раз за разом принимать решения, которые твое бытие на этом свете делают не лучше, а хуже?

— Да понятия не имею. Но насчет «хуже» не соглашусь. Мне Максим этот на воле на фиг не нужен, не хочу я ходить и постоянно оглядываться. И так врагов хватает, без него. А тут он знай сидит себе в подвале на цепях, и все, кроме него самого, довольны. А если его Носов убьет, так совсем хорошо.

— Хорошо, хорошо, да не очень-то, — с сомнением прищурил левый глаз Нифонтов. — А если они против тебя… Хотя живи как знаешь, ведьмак. Что я в самом деле?

— Ну не хочу его убивать, — подался вперед я. — Не хочу. И ты мне говорил, что за его смерть виру никто не спросит, и кое-кто другой, но мало ли? Ведуньи — наследницы берегинь, а те были не просто какими-то крылатыми бабами, которые шастали по Земле, насаждая умное, доброе и светлое. За ними стояла вся мощь Древних, которую до сих пор где с добром, а где и со страхом вспоминает куча ночного народа. Особенно того, который обитает за МКАДом, а это подавляющее большинство. Сейчас у меня с ними мир, и я его нарушать не хочу. Потому пусть грязную работу сделает Носов.

— А ты не думал о том, что эти двое могут поладить? — уточнил оперативник. — Против тебя поладить?

— Тогда я буду защищаться. И это совсем другой коленкор, тут никто ничего мне не предъявит, — радуясь про себя тому, что все получилось даже лучше, чем планировалось, ответил я. — Даже вы.

— Ну, за ворожея мы тебе так и так бы ничего предъявлять не стали. Это ваши дрязги, что нам в них лезть?

По сути, это прозвучало как «да хоть перебейте друг друга, нам такое только в радость». Впрочем, может, так оно и есть?

— Ладно, вернемся к нашим баранам, — предложил мне оперативник. — В смысле — к ныне покойному гражданину Зурабу Чхирхаве. Времени у меня было всего ничего, но одну очень интересную деталь я все же выяснить успел. Склад, на котором обнаружили его тело, принадлежит его безвременно опочившему родственнику Георгию, нашему с тобой фигуранту.

— Ну, это не столько интересно, сколько предсказуемо, было бы странно, случись по-другому. Любопытнее другое, если это месть, то почему он его на ноль помножил именно сейчас? Чего ждал столько времени? Того, чтобы мы занялись его особой? Мол, ну вот и до меня очередь дошла, значит, самое время начать убивать?

— Не знаю пока, — признался Николай. — Но выясню. Для начала надо коллег из смежных служб напрячь, когда именно Зураб в столицу прибыл, один или в компании.

— И еще хорошо бы узнать, кем он приходится убийце Георгия, — подумав, добавил я. — В родственном смысле. С покойным они так себе родня, седьмая вода на киселе. А с душегубом? Да, к слову, хорошо бы еще проведать, где этот убийца находится в данный момент.

— Сидит, — ответил Нифонтов. — Где же еще? Чхирхава имел двойное гражданство, тот, кто его шлепнул, тоже, так что без вариантов.

— Сидит — это хорошо, — я отпил кофе и ковырнул ложечкой начавший оплывать десерт. — Сидит — это стабильность. А где именно?

Николай глянул на меня, как видно поняв, что именно я хотел сказать данной фразой.

— Узнаю — наберу, — пообещал он, поднимаясь со стула и беря пакет с тирамису. — Ладно, пойду к Мезенцевой, послушаю те гадости, которые она про тебя говорить станет. Она, когда на тебя ругается, всегда такая забавная. Да и ехать пора. Дел хватает, а день короткий.

— Подожди, пока Жанна вернется, — посоветовал ему я. — Где ты ее тут искать станешь? Здание здоровенное.

— Тоже мне проблема, — хмыкнул Нифонтов. — Она наверняка в фастфудной обосновалась, бокс-мастер там жрет и газировкой его запивает. Без вариантов. Так что мне надо всего лишь найти КФС, не более того.

И ведь угадал. Мне про это десятью минутами позже рассказала Жанна, как и о том, что Мезенцева умеет не только ругаться и хамить. Она, оказывается, еще и грустить умеет. Впрочем, я не сильно в это поверил. С Жанны станется и приврать. Хотя она так ехидно хихикала, изображая шмыгающую носом Женьку, что волей-неволей в голову заползали мысли о том, что все рассказанное правда.

В офис я возвращаться не стал. Более того, появилось острое желание признать попытку интеграции себя в офисную жизнь неудачной. Годы, прошедшие после того, как я покинул банк, стерли из памяти все негативные моменты, связанные с обитанием в коллективе, оставив только приятные воспоминания о некоем иллюзорном единстве, систематических пьянках и постоянном эмоциональном движе, который обеспечивала безукоризненно работающая машина сплетен.