Так что — Ряжская. Заодно и проверим, как далеко простирается ее расположение ко мне. И еще… Она до сих пор не знает, кто я такой на самом деле. Догадывается — наверняка. Но не более того. Она, небось, и слова-то такого как «ведьмак» не слышала, думает, что я какой-нибудь колдун или знахарь. Так пусть узнает, почему нет? Вот и выясним, готова ли она далее общаться с тем, кого на белом свете нет. Я с теми, кто мою голову собирался забрать, либеральничать не стану. Прав Хозяин Кладбища, нет в мире Ночи сочувствия к тем, кто тебя убить хотел. Ты его пожалеешь, а он только над тобой посмеется и завтра умнее да злее будет. Так что наказать их надо как следует. И тут мне опять понадобятся люди Ольги Михайловны, потому как Нифонтов на такое не пойдет. Ему по штату не положено. А вот Алешу вряд ли остановят должностные инструкции и министерские положения, они для него не писаны.

В общем — завтракать и в путь. А по дороге на работу я ей и звякну, хоть бы даже с родного Гоголевского. Тем более что денек сегодня обещает быть просто замечательным, в смысле погоды, утром такого дня приятно минут на десять приземлиться на лавочке и подышать чуть влажным и каким-то особенно пряным осенним воздухом, в котором неведомым образом сплелись запахи, которые вроде бы не должны соседствовать. Тут тебе и прелая листва, и влажная земля, и чад из недалекой чебуречной, и автомобильные выхлопы. Какофония ароматов, но вместе со всем остальным, с остатками желтой листвы на деревьях, с детьми, деловито спешащими в школу, с женщинами, невероятно грациозно вышагивающими на своих «шпильках» по бульвару, они образуют нечто такое, что обычно называют «московской осенью». А еще — тучи наконец ушли, и небо сияет той пронзительной чистотой и синевой, какая бывает только в этом городе и только в последние дни октября, незадолго до того, как Москву закружит в белизне первой метели новой зимы.

Собственно, так и сделал. Купив в давно знакомой мне закусочной очередной «хот-дог» (холодильник и в самом деле оказался почти пустой, не врал Родька), я бодро сжевал его, стряхнул крошки с галстука, погладил себя по животу и достал смартфон. Ну да, для дам ее круга час ранний, но, с другой стороны, солнце встало, а, значит, и людям спать нечего.

— Мое почтение, Ольга Михайловна, — бодро проорал я в трубку, когда, к моему величайшему удивлению, Ряжская сняла ее после второго гудка. — Как там у Грибоедова? «Едва рассвет, и я у ваших ног».

— Не так, — звонко рассмеялась Ряжская. — «Чуть свет, уж на ногах! И я у ваших ног!». Но на фоне нынешней бездуховности уже тот факт радостен, что ты знаешь классиков. Доброе утро.

— Не разбудил ли? — вложив в голос все сочувствие, поинтересовался я. — Прямо ломал голову — не слишком рано звоню?

— Я встаю в шесть утра, — кротко объяснила мне собеседница. — Ты наверняка в это время еще дремлешь, а я уже бодрствую. Деньги не любят тех, кто долго спит. Они любят энергичных и целеустремленных.

— Не видать мне большого капитала, — вздохнул я. — Ленив больно.

— Не скажу, что сейчас сильно занята, поскольку стою в пробке, но и особо временем не располагаю, надо с кое-какими документами поработать. Что хотел, Саша?

— Во-первых узнать — как там госпожа Вагнер? — решил не лупить просьбой прямо в лоб я. — Надеюсь, ваша вчерашняя беседа заставила ее пересмотреть планы в отношении меня?

— Не сказала бы, — досадливо цокнула языком женщина. — У Яны есть одна очень скверная черта — когда она чует запах денег, то становится неуправляемой. Причем даже неважно, о каких суммах идет речь. Тут как с собакой Павлова — прозвучало слово «прибыль», и все — обильное слюнотечение, глаза навыкате, виляние хвостом и все остальное, что полагается. Так что, боюсь, она тебя еще будет некоторое время донимать своими визитами.

— Надеюсь, только своими? — немного встревожился я. — Просто не хотелось бы общаться с крепкими ребятами, обладающими внешностью истинных арийцев.

— Почему «арийцев»? — изумилась Ряжская.

— Ну она же Вагнер, — пояснил я. — Значит, и безопасность у нее должна состоять из Мюллеров, Шульцев и Рихтеров. Или Рихертов, фиг его знает, как правильно.

— До такого не дойдет, ручаюсь, — снова засмеялась моя собеседница. — Не переживай. Вагнеры знают, что ты под моей защитой, а значит, случись что с тобой, ответ придется держать передо мной. Точнее — перед моим мужем. Это им ни к чему. И даже более чем ни к чему, поверь. Но вот от муторности непосредственно общения с Яной я тебя, увы, избавить не смогу. Извини.

— Ну это не страшно, — заверил ее я. — Главное, меня никто не будет хватать, сажать в машину с тонированными стеклами и увозить за пределы Москвы, дабы пытать в подвале.

— Ты смотришь слишком много русских сериалов, — заметила Ряжская. — Такого в настоящей жизни не бывает, по крайней мере теперь. Есть другие, куда более эффективные способы заставить человека сделать то, что тебе нужно. Начиная от денег, которые работают почти всегда, и заканчивая административным ресурсом. Но это неважно, тебе подобное знать и не нужно.

— Это да, — согласился я, добавив про себя: «Вы даже не представляете, насколько».

Одной проблемой меньше. Вагнеры не представляют физической опасности для моей тушки — и это здорово. Что до моральной стороны дела — я дам Яне Феликсовне еще один шанс. Если не возьмется за ум, то ей же будет хуже.

— А что во-вторых? — поторопила меня Ряжская.

— Тут у меня одна проблемка нарисовалась, — помолчав десяток секунд, сообщил ей я. — Личного, в каком-то смысле, характера. Меня немного повредить хотели, в физическом отношении, но не вышло.

— На тебя напали? — голос Ольги Михайловны неуловимо изменился.

— Не совсем, — я посопел в трубку. — Точнее — да, но не так, как это обычно выглядит… Сложно объяснить.

— Если ты не сможешь четко изложить все детали происшедшего, то я не смогу тебе помочь, — деловито отбарабанила Ряжская.

— Сможете, — заверил ее я. — Еще как. Точнее — это сможет сделать ваш славный Алеша. Через пару дней тот, кто хотел мне навредить, сам нарисуется в поле моего зрения. Поверьте, это будет именно так. И мне не помешала бы помощь того, кто умеет не очень дружелюбных и не очень контактных людей держать в узде и наводить их на мысль о том, что конструктивный диалог — залог здоровья. Административный ресурс мне нужен, говоря, по-вашему.

— Красиво изложил, — похвалила меня Ольга Михайловна. — Витиевато, но информативно. Вот только ты не совсем верно понимаешь смысл как наших отношений, так и направленности службы Алеши. Он отвечает за безопасность нашей семьи. Он не «отбойщик». А именно эту роль ты ему и отвел.

— С последним ясно, — вздохнул я. — Но вот с первым… В смысле — отношений. Я как-то так привык уже к мысли, что мы славно ладим. Так привык, что всегда иду навстречу вашим пожеланиям, практически ничего не прося взамен. И, заметьте, ни слова ни сказал, когда вы пару минут назад обескуражили меня новостью про Вагнеров, кротко приняв этот удар судьбы. А ведь если бы не вы, то и проблемы у меня не было никакой. Нет человека — нет проблемы. Но мы друзья, а они никогда не пеняют друг другу на промахи.

— Да-да-да, — оборвала меня Ряжская. — Ты добрый мальчик, я корыстолюбивая богатая стареющая дрянь, которая тебя эксплуатирует. Хм… Тебя упрекаю, а сама штампами заговорила.

— Вот и не правы вы во всем, — на этот раз вполне искренне заявил я. — Ну кроме слова «богатая». Ольга Михайловна, вы очень и очень красивая молодая женщина, и никакая вы не дрянь.

— Маленький лжец, — я понял, что она улыбается. — К тому же — неумелый лжец. Да и переговорщик ты никакой. Все эти твои рассуждения о моих пожеланиях гроша ломаного не стоят. Саша, ты за все это получал деньги — и хорошие деньги. Твой чек был куда выше чем у кого-либо из подобных профессионалов. Я знаю рынок и знаю цены, благо успела в нем повариться.

— Может, потому что я всегда выдавал результат, в отличие от упомянутых профессионалов? Делал то, что им не под силу. Гарантия результата стоит денег, особенно учитывая характер работ.