Я подлетаю к ней и падаю на колени, обхватывая руками хрупкое тело.

— Девочка моя, — прижимаю Лесли к себе, глажу по бледному лицу, убираю прилипшие от пота и крови пряди. — Девочка моя, открой глаза. Лесли!

Я чувствую ее шевеление, слабое, незначительное.

— Себастьян, — она насилу открывает глаза. Еле улыбается окровавленными зубами. — Ты пришел...

С уголка нежных губ стекает струйка крови. Голосок её такой слабый и еле слышный. Она обессиленно мычит от боли.

— Я пришел, — вытираю дрогнувшим пальцем кровь, судорожно трогаю ее тело, оглядываю. Я должен убедиться, что ей навредили не смертельно. — Я пришел, родная. Господи, — мой голос захлебывается непередаваемым ужасом. — Господи, что они с тобой сделали?

И о Боже, я уже знаю. Видел все, когда только вошел, но все равно поражаюсь молнией черного ужаса. Ее одежда разорвана, изможденное тело почти не дышит. Мои худшие опасения оправдались, став самым жестоким кошмаром наяву. Я с уверенностью могу сказать, что он будет преследовать меня до конца моих дней. Я осторожно перекладываю ее голову себе на колени, снимаю пиджак и окутываю им нагое тело. Тело Лесли слегка трясет, дыхание частое и неглубокое. Из уголков ее глаз и по щекам потекли слезы.

— Я ничего не воровала, — цепляясь пальчиками за меня так слабо, что я почти их не чувствую, как в бреду говорит любимая. — Я не брала эти деньги.

Я прижимаю ее к себе, укачивая нас обоих. Сердце рвется от нечеловеческой боли.

— Я знаю, моя девочка. Я знаю.

Прикусываю кулак, чтобы сдержать волчий вой. Утыкаюсь щекой в ее макушку. Я не могу это принять, нет. Господи, я хочу сдохнуть прямо сейчас. Боли так много, что кажется, она сейчас разорвет меня на ошмётки.

— Я ждала тебя, так ждала... — хрипит своим нежным голоском она. — Ты... Не успел, — Лесли издает звук, похожий на хрип и замолкает. Ее неглубокое, прерывистое дыхание все еще издает маленькое тепло, но кожа холодная. Такая холодная. Ее тело сотрясло еще несколько раз, а затем обмякло.

— Лесли, — я с тревогой трогаю ее щеку, завожу ладонь на затылок, но она не реагирует. — Лесли! Ну же, очнись, моя маленькая. Малышка моя, родная, любимая. Открой глаза. Ну же!

Ничего не происходит. Вялое тело повисло в моих руках, лицо приобрело больного оттенка серого. Я готов прямо сейчас слечь рядом с ней, но сука, мое сердце почему-то все ещё продолжает издавать удары. Оно бьется в агонии, мечтая треснуть пополам и самоуничтожиться.

Я слышу, как дом заполняют люди. Только сейчас доходит, что звуки перестрелки уже прекратились. Меня трогает кто-то за плечо. Я не знаю, кто, но каким-то шестым чувством понимаю, что это свои. Я утыкаюсь лицом ей в шею, чувствуя, как у меня на щеке бьется её слабый пульс.

— В больницу, — мне едва удается выдавить из себя, мой голос срывается от паники и страха и одновременно надежды. — Ей срочно нужно в больницу!

— Понял, — раздается голос за моей спиной. — Сер, мы сейчас же доставим ее куда положено.

Да, сейчас же. Нельзя терять ни секунды! Но я держу её безсознательное тело и не могу отпустить. Понимаю, что надо, а не могу, не получается. Прижимаюсь губами к холодному лбу, и встаю, все крепче прижимая ее к себе, как будто это поможет вобрать ей часть моей жизни. Насилу отдаю ее парню, а кажется будто отрываю от себя кусок плоти.

Раяна нигде нет. Я вижу это, когда дом наполняется его людьми. Они проверяют остальные комнаты, находят ублюдков и выводят их, приставив пистолеты к головам.

Отряд сработал на ура. Наверное, я должен сейчас поблагодарить их, кинуться на радостях или как ещё отреагировать за спасение. Но я ничего из этого не делаю.

Я просто иду вперёд, толкая дверь. Выхватываю пистолет со стола и по пути перезаряжаю.

— Оставьте их мне, — говорю я, остановившись посредине комнаты и подняв дуло. — Вышли все, быстро!

Никто не шевелится. Не уходит. Загнанные в угол твари стоят под дулами пистолетов.

В проёме входной двери показывается парень, который только что забрал у меня Лесли. Он стоит один, без нее.

— Я сказал, — перевожу внимание и навожу пистолет прямо на него. — Вышли все, — в гробовой тишине щелчок крючка. Я жёстко цежу сквозь зубы: — Быстро.

Парень смотрит на меня убийственно спокойным взглядом, не предпринимая ничего. Я сжимаю зубы крепче, вжимая палец в курок. А ведь я выстрелю, парни, я не шучу. И он это понимает. Примирительно поднимает руки и кивает бригаде, дав указание. Те, не понимая, что происходит, выходят по одному, оставляя ублюдков. Их главный так и остаётся в дверях последний.

Я продолжаю держать на нем прицел, моя рука ни на секунду не дрогнула. Мои глаза неистово пылают, я скоро сгорю к чертам в этом огне. Он смотрит на меня долгим пронзительным взглядом, наполненным флегматичным спокойствием, и всё-таки выходит последним.

Я опускаю пистолет и поворачиваю голову вперёд. Я остался один на один с тварями. Среди них есть и так называемый Дерк, который посягнул на нее. Отлично. Отшвыриваю пистолет под стол и подхватываю с пола свой окровавленный нож. Мне не нужен пистолет сейчас. Потому что сука, я буду убивать их очень, очень медленно.

Все, что происходит после того, как ярость заполонила мое естество, кажется мне размытым. Сном. Я слышу, вижу и чувствую все это, но это было так, как будто я парил над ним, наблюдая, а не проходя через всё это.

Мне в ушах ещё долго будут стоять их крики. Я чувствую, что кровь бурлит кипятком, она жжет мне вены и это адская боль вперемешку с собственным бессилием. Я наказывал их, но должен был наказать себя.

— Себастьян!

Чей-то оклик режет вживую перепонки. Я думал, что это он меня остановил, он заставил меня отказаться от самовластия, но на самом деле это была чья-то сила, как будто чья-то огромная рука потянула меня и подняла из вековечных оков.

Мне приходится приложить усилия, чтобы раздвоение в глазах прошло. Я вижу перед собой знакомое мне лицо с зелеными глазами. Кругом меня одна глухая пустота, я не знаю, живы ли они.

— Хватит, — говорит мне Раян, его руки крепко сжаты на моих плечах. — Хватит, дружище. Остановись. Ты не в себе.

Нож падает из разжатых пальцев, отбиваясь звоном в ушах, и вот теперь я чувствую, что всё.

— Они её...

Я не могу договорить, слова застревают во рту шпагами, упёршись в нёбо острыми концами. Они делают надрезы, мучают медленно, не дают быстро умереть. В глазах Раяна я вижу сочувствие и понимание, которое мне не нужно.

— Я знаю, брат. Мне жаль. Лесли уже везут в больницу. Ей скоро окажут помощь. Она будет в порядке, дружище!

Я смотрю на этого человека и понимаю, что как же я заблуждался. А ведь когда-то, я ненавидел его. Теперь же я рад, что у Эвелин есть такой мужчина. Нет, я не рад. Я не могу испытывать это чувство, пока знаю, что моя любимая где-то там едва борется за свою жизнь. От мысли, что в этом всецело и полностью только моя вина, мне хочется пустить себе пулю в лоб сейчас же и без промедления.

— Да тебе самому нужна помощь, — Раян удивлённо подхватывает мое тело, когда я пошатываюсь. — Давай, дружище, держись за меня.

Он перекидывает мою руку себе через плечо, позволяя удержать равновесие.

— Нет, не мне, — тихо выдавливаю я. — Лесли... нужнее.

— И ей тоже окажут помощь, — несмотря на мою заминку, он понимает меня с полуслова. — Скорее всего, ей уже оказывают.

Раян упирает ладонь мне в грудь и поддерживает спину, выводя меня на улицу. Я не могу понять, в какой момент это происходит. В лицо дует морозный ветер, воздуха так много, но я чувствую, что задыхаюсь. В глаза ударяет глубокая чернота. И я проваливаюсь в небытие.

Я не отхожу от Лесли двое суток. Врачи говорят, она должна была уже очнуться. Но почему-то этого до сих пор не происходит. И мне становится страшно от мысли, что это вообще не произойдет. Я превратился в огромную кучу оголённых проводов, по которым без остановки пускают ток.