Мужчина окидывает меня взглядом. Не спешит. Медленно прохаживается глазами по мне, растягивая момент. Поднимает их вверх, встречаясь с моими. Тянет. А затем хрипло выговаривает одно единственное слово:

— Догадайся.

В голову импульсно стреляет невозможная мысль. Карие глаза чем-то вспыхивают и на его губах прорезается лукавая ухмылка. Меня охватывает паника, мне совсем не верится в то, о чем я подумала, и я начинаю плакать.

— Нет, нет, вы не можете, вы…

— Тихо ты, — обрывает мою начинающуюся истерику он. — Не трону я тебя, — пауза. — Пока что.

Я шарахаюсь, как от удара.

— Не дергайся так, — велит он. И вновь проходится по мне взглядом, на этот раз быстрым и небрежным. — Лучше прими горячую ванну, это поможет расслабиться.

Я делаю шаг назад и качаю головой.

— Спасибо, я пожалуй, откажусь.

— Как знаешь, — спокойно говорит он. — В доме кроме тебя ещё два человека. Попытаешься сбежать, хуже будет. Сиди тихо и никто не тронет. Я заеду завтра.

Он замолкает. Ждёт. Затем разворачивается и выходит из комнаты. Щелкает дверью. А до меня доходит смысл его слов только сейчас.

Два человека… Не тронут… Завтра...

Он приедет завтра.

Я запираюсь на ключ.

Как угорелая подлетаю к двери и быро щелкаю замком. Отскакиваю назад, как пружина и громко дышу, пялясь на дверь.

Это не иллюзия. И там действительно есть замок.

Я пулей возвращаюсь обратно, прыгаю на кровать и втискиваюсь в угол спиной, закрываясь подушкой.

Обманчивая защита, да. Как и запертая дверь.

Я ведь знаю — если захочет, меня замок не спасет.

Но он сказал, что не тронут.

Я следую его рекомендации.

Сижу тихо, как мышь. Не высовываюсь.

У меня даже нет телефона. Они отобрали его, когда бросили меня в обезьянник.

У меня ничего с собой нет.

Я боюсь выйти из комнаты.

Попытаешься сбежать, хуже будет.

Но когда меня это останавливало?

Правильно, никогда.

Только на этот раз останавливает.

Ты все ещё веришь в то, что он хороший?

Я знаю плохих людей. Я знаю, как они выглядят, что едят и как смотрят.

Когда-то я работала на страшного человека. Он обещал хорошо платить.

Вот только заплатила я. Горькую цену.

Себастьян не из таких. Когда-то он спас меня. Вытащил из адового пекла и дал шанс на нормальную жизнь.

Так стоило ли оно того?

Резкое дёрганье ручки подбрасывает меня вверх.

Я вся настораживаюсь и замираю.

Ручка дёргается ещё раз, а затем следует методичный стук в дверь.

Я молчу. Не дышу.

В дверь снова стучат. Ждут. А затем раздается странное бряканье.

Меня прошибает потом.

Я слышу, как в замочную скважину вставляется ключ и замок начинает медленно поворачиваться.

Меня словно в кипяток швырнули.

Он ведь сказал, что не тронут.

Неужели соврал?

Я спохватываюсь с кровати и одурело рыщу глазами по комнате. Хватаю табурет и подлетаю к двери. Ручка поворачивается и дверь начинает медленно распахиваться, раскрывая силуэт человека. А я замахиваюсь и со всей дури трескаю его по голове. Мужчина закатывает глаза и медленно оседает на пол. Но я уже не там.

Я вылетаю в коридор и мчусь, куда глаза глядят.

— Куда? — басит громом откуда-то мужской голос.

Я вскрикиваю и разворачиваюсь в обратную сторону.

Бегу со всех ног, давая деру.

Слышу жёсткую брань и быстрый топот вслед. И взвизгиваю, когда меня грубо перехватывают сзади.

— Кто-нибудь помогите! — кричу сорванным голосом, заходясь в истерике.

Слезы текут по лицу ручьями, сердце таранит грудную клетку. Мое тело грубо оплетают мерзкие лапы, таща за собой.

Я дергаюсь и брыкаюсь, отчаянно цепляясь руками за всё, что вижу. Торшер валится и рвется провод, диван падает на столик и раздается оглушающий треск стекла.

Я делаю рывок назад и ударяюсь лбом о что-то твердое. Чувствую резкую боль и обмякаю.

А затем да.

Меня забирает темнота.

— Вы ударили ее подносом по голове? Вы совсем уже?

Я не знаю, что больше резонирует в моем голосе.

Удивление или гнев.

Балбесы.

Стоят разукрашенные. Первый с подбитым глазом, второй с шишкой на голове. Один краше другого. Красавцы, ничего не скажешь.

— Она сама виновата, шеф.

Я стреляю глазами в смельчака и тот опускает взгляд. Понимает ошибку. Быстро исправляется.

— Виноват, сэр. Она приложила мне табуретом по башке и расцарапала Биллу лицо.

— То есть вы хотите сказать, что вас уделала девчонка? Серьезно? — спрашиваю обалдело.

Охреневаю.

А они что. Молчат, болваны.

Я разочаровано качаю головой. Сжимаю кулак в кармане, зажимаю переносицу свободной рукой. Чертыхаюсь себе под нос.

Поднимаю на них взгляд.

— Значит так, — командую я. — Чтобы к утру всего этого погрома не было. Завтра я пришлю человека, смотрите, чтоб она... — прерываюсь, потому что слышу тонкий прерывистый вздох.

Стреляю глазами в кровать.

Наша красавица очнулась.

Коротко прочищаю горло. На автомате сглатываю.

— Свободны, — я не свожу с нее взгляд, мой голос низкой вибрацией резонирует по комнате.

Дважды повторять не нужно. Были бы на деле такими резвыми.

Девчонка со стоном привстает с кровати. Упирается в нее рукой, помогая себе, и прикладывает другую к голове. Шипит, болезненно скривив лицо. Садится. А затем резко столбенеет. Замечает, что не одна.

Ее глаза расширяются, из груди вырывается прерывистый вдох. Она застывает с рукой на голове и в оцепенении подводит взгляд.

Я делаю шаг и беру стакан с тумбочки.

Протягиваю ей.

— Выпей. Полегчает.

Она смотрит на протянутый стакан, не шевелится. Сбитая с толку. Переваривает. Взвешивает, не собираюсь ли я ее отравить.

Затем все же принимает и выпивает до дна.

— Спасибо, — благодарит потушенным голосом. Ставит стакан обратно, на меня не смотрит.

Я подтягиваю стул, поворачиваю его к себе задом. Упираюсь ладонями в спинку.

Смотрю на нее. Сверлю взглядом.

— Зачем побежала? Я же сказал, будь тихой, не тронут тебя.

Она качает головой, обнимает себя руками. Плечи слегка дрожат, взгляд опущен вниз.

— Они сами открыли дверь. Я заперлась, я была тихой, а потом... Я испугалась.

С губ срывается всхлип, по щеке побежала слеза. Этого ещё не хватало. Она поднимает глаза и спрашивает так робко, будто я собираюсь ударить ее:

— Он... не собирался насиловать меня?

— Нет, Лесли, — смотрю прямо. — Он принес тебе поесть, — киваю на столик и снова смотрю. — Ты же голодная, Лесли?

Она осторожно прослеживает за моим кивком и на автомате сглатывает.

Краснеет, опустив глаза. Робко кивает. Стыдится.

— Ладно, давай ты сначала все же примешь горячую ванну, а затем поешь.

Она не двигается. Сидит.

Я отталкиваюсь ладонями от спинки и подбираю с сидения одежду. Полотенце, толстовка, штаны. Белье.

Протягиваю ей.

— Иди, Лесли.

Она наконец отмирает. Нерешительно косится на одежду, сглатывает. Глаз по прежнему не поднимает. Робко принимает тряпки и прижимает их к груди. Чуть смелеет, обнимает руками. На меня так ни разу не посмотрела.

Затем все же поднимается и идёт к встроенной в комнате двери. Я же остаюсь на месте. Черт знает зачем. Я просто смотрю вслед.

Я не ожидала. Честно.

Думала, он накажет меня. За побег. Ударит, наорет, вышвырнет прочь.

Вместо этого я сижу и наминаю жареную курицу. И это после густого супа из мяса.

Он смотрит на меня.

Поначалу я смущалась, но затем наплевала. Инстинкты взяли верх и голод заполнил собой артерии.

Этот мужчина схватил меня, увез в безлюдную местность и запер в доме. Теперь же мне это видится в другом свете.

— Ты поела? — поднимается в воздух зычный мужской голос. Впервые за последние десять минут.