– Надеюсь, я не отвлекла вас от работы? – Кажется, Корнелия Райнер заметила ее рассеянность. В голосе сенатора звучали тщательно выверенные нотки сожаления.

– Я бы сказала, что сегодня вам повезло. Обычно я не бываю дома в это время, госпожа сенатор. – Учтивость давалась Тильде как никогда тяжело. – Но и дома у меня всегда много дел.

– Не сомневаюсь, что так и есть. – И, несмотря на то что сказано это было ровно, Тильда почуяла за словами что-то подспудное.

Ледяное презрение сквозило в красивом тонком лице женщины, в обманчиво-расслабленной позе. Тильда отметила ее безупречный наряд: прекрасно пошитое зеленое платье, отделанное широкой серебряной тесьмой, тончайший кружевной воротник, со вкусом подобранные украшения, явно очень дорогие, но неброские. Корнелия Райнер умела произвести впечатление, а сейчас она явно надеялась смутить Тильду.

Дамы из света так предсказуемы.

– Тогда предлагаю не тратить время на любезности. – Тильда постаралась, чтобы это не звучало слишком резко, но по тому, каким застывшим взглядом Корнелия Райнер одарила ее, поняла, что женщина молчаливо ее осуждает.

– Хорошо. Предмет нашего разговора крайне неприятен мне, и я надеюсь на полное понимание с вашей стороны. На полное понимание, как матери. Думаю, вы догадались, что речь пойдет о моем сыне, – начала госпожа Райнер мягко и вкрадчиво.

– Простите, но я не понимаю, о чем вы, – так вежливо, как могла, ответила Тильда. Но больно резануло в груди: значит, Арон все-таки подрался с сыном госпожи Райнер!..

Тильда вспомнила, что слышала что-то о Рори Райнере от Арона. Но что именно? Да, несколько месяцев назад он кого-то побил. Тильда не была склонна осуждать незнакомых людей, тем более – верить Арону с его постоянной ненавистью к кому-нибудь из сокурсников. Но тревожный звоночек все-таки прозвучал.

– Ваш сын уже вернулся? – Корнелия Райнер изящно приподняла бровь. В наблюдательности ей отказать было трудно, и улыбка скользнула в уголках губ при взгляде на платье Тильды, на манжетах которого засохли бурые пятна крови. – Я бы хотела с ним поговорить.

– Объясните, что произошло.

– Полноте, госпожа Элберт, вы прекрасно все знаете, – голос Корнелии Райнер стал жестче. – Речь идет о том, что ваш сын избил Рори. Причем очень жестоко. Я ожидаю публичных извинений от вас и от вашего сына, возмещения расходов на лекаря, а также хочу, чтобы вы забрали сына из школы.

Тильда с досадой подумала о том, что так и не выяснила у Арона обстоятельств драки.

– Мне хотелось бы думать, что вы понимаете вину вашего сына в произошедшем, – продолжила Корнелия Райнер. На ее холодно-надменное лицо смотреть было невозможно: такое превосходство читалось в нем!

– Я не могу судить о том, чего не видела своими глазами. А вы видели драку? Или знаете обо всем лишь со слов вашего сына?

Корнелия Райнер не изменилась в лице, но от неосторожно-резкого движения качнулись тяжелые золотые серьги.

– Я надеялась на ваше здравомыслие и понятия чести… Что ж. Видимо, таковых понятий для вас не существует. Тогда мне придется принять иные меры, – отбросив привычную ей дипломатию, заявила госпожа сенатор. – Вы понимаете, чем это грозит вашей семье?

Тильда устало вздохнула.

– Я не потерплю угроз в мой адрес или в адрес моего сына, тем более – необоснованных. Или вы называете здравомыслием подчинение лишь по тому только праву, что вы ниарх? Позвольте напомнить в таком случае, что перед законом Республики мы равны.

– Ваш сын использовал магию. Вы полагаете, это необоснованные угрозы? Он не контролирует себя. Он опасен.

И Тильда с ужасом поняла, что Корнелия Райнер права. Из-за чего бы ни возникла драка, Арон не может себя сдерживать.

– Я знаю лишь одно: вы пришли в мой дом и угрожаете мне бездоказательно! Те же самые обвинения могу выдвинуть и я, учитывая, в каком состоянии вернулся мой сын, – резко ответила Тильда. И снова горячее и злое чувство поднималось внутри, билось в такт сердцу, и еще быстрее, быстрее… Захлестывало ее.

– Я жду извинений, – требовательно сказала Корнелия Райнер, вставая. Она была ниже ростом, но даже поднимая голову, чтобы видеть лицо Тильды, смотрела сверху вниз. – И требую, чтобы ваш сын отправился туда, где таким, как он, самое место. В Отречение.

– Извинений вы не получите, пока не станут ясны обстоятельства драки, – отрезала Тильда. – И никакого права требовать от меня чего-либо у вас нет. Напомню вам, что Маллар Судящий слеп, и ему нет дела до того, ниарх стоит перед ним или найрэ! Как, собственно, и мне!

Лицо Корнелии Райнер стало таким, будто она унюхала какой-то мерзкий запах. Голубые глаза сверкали льдом.

– О, видимо, все же ваш сын унаследовал дурные наклонности своего отца. Я помню господина Элберта – пренеприятнейший был человек. Так что я не удивлена.

– Может, прямо скажете, что он пошел в своего папашу – редкостного мерзавца? Не умеющего держать себя в руках? – голос Тильды зазвенел, ударяясь в стены комнаты. – Пьяницу и транжиру, известного по всем притонам города? И в мать – шлюху, которая спит с сенаторами?

Лицо Корнелии Райнер сначала побледнело, а потом – лихорадочный румянец проступил сквозь слой пудры. Ее губы искривились.

– Вы… непозволительно грубы.

– Пожалуй, это не самое худшее, что можно сказать обо мне и о моем сыне, – очень четко и ясно ответила Тильда. Ее трясло от одного вида этой женщины, которая бесцеремонно пыталась влезть в дела ее семьи. – И указывать мне, как поступать с моим ребенком, вы не имеете права.

Они замолчали, глядя друг на друга. Тишина поглотила их, напряженная, колющая, больная. И Тильда стояла, упрямо глядя в глаза Корнелии Райнер, ведь иного оружия у нее не было. Спина болела от напряженной позы, боль дробила на куски колено, но Тильда не показывала этого.

Ничего не ответив, Корнелия Райнер повернулась и медленно и грациозно двинулась к выходу.

– Всего хорошего, – бросила она через плечо, и слова, скомканные и не поднятые, так и остались лежать между ними.

Хлопнула дверь, потом еще одна, всхрапнули кони, застучали по кирпичной плитке колеса экипажа, и все стихло. Сонно бормотал дождь за окном.

Тильда взглянула на портрет, что пялился со стены, сжала зубы от злости, в бессильной ярости ударила кулаком по резной спинке стула и устало опустилась на него.

Время шло, и ничего не происходило, и постепенно она начала успокаиваться. Душившая ее ярость сменилась пустотой. Арон, и эта женщина, и господин Коро, и стройка – все мешалось в мыслях, прежде – таких ясных.

Осторожные шаги заставили ее поднять голову. Это был отец Терк.

– У Арона сломан нос, и мне пришлось зашивать рану на лбу, – деловито доложил лекарь. – Но он крепкий малый, на нем все как на кошке заживает. Стараниями Многоликого все будет хорошо.

– Спасибо, мастер Терк, – тусклым голосом ответила Тильда. Слишком много сил она сегодня отдала…

Лекарь ощутил это и обеспокоенно спросил:

– А вы, госпожа? Как ваше колено?

– Все так же.

– Позволите?..

Тильда кивнула. Лекарь нагнулся к ней и начал осторожно ощупывать ногу, почти невесомо прикасаясь горячими и сухими ладонями к коже. От него неприятно пахло лекарственными порошками – как-то едко, но он прекрасно знал свое дело, к тому же – был из ордена Отрекшихся и практиковал целительство не только травами, но и с помощью сил Многоликого.

Многоликий… Сердце стукнуло слишком сильно и быстро.

– Мастер Терк… Вы полагаете, Арон может учиться вашему ремеслу?

Мужчина отвлекся от осмотра и глядел долго, не мигая. Потом ответил:

– Я полагаю, моя госпожа, что ему следует учиться. Но не в Отречении и не в Смирении. Его натура не сможет отказаться от земных благ и земных забот. – Мужчина помолчал, но, не получив ответа, продолжил: – А что касается ваших болей, то вот средство – должно их облегчить… – Он долго рылся в сумке, но наконец выудил на свет небольшой пузырек с мутным белесым настоем. – По ложке в день, госпожа, вместе с теми растираниями, что я вам дал.