Но у Арона тоже было чем похвастаться и без попугая:
– Мне тут Эрин знаешь что сказал? – зашептал он. – Что у нас в подвале старик Элберт, который Красная Борода, зарыл клад. Где-то в стене, то есть, спрятал. Там наверняка золото есть, а даже если только серебро – ты представь, какими мы станем богатыми!
Арон знал, на какую наживку ловить друга: тот страсть как любил истории о кладах и призраках. Глаза у Людо так и засверкали. Арон скармливал ему всякие Эриновы и собственные небылицы: про живые отрубленные руки в сундуках, про летающий стол, про древние кости, что стучат в новолуние и жаждут мести.
– А если нас застукают?
– Куда им! – Арон отмахнулся. – Я ведь колдун!
Людо уважительно вздохнул, а Арон улыбнулся победно: хоть в чем-то он первый! Людо учился гораздо лучше Арона, ему дарили попугаев и лошадей, красивые маленькие кинжалы и шпаги и толстые книги. Но у Арона была настоящая сила Многоликого.
– А…
– Шшш. – Арон зажал Людо рот: кто-то шел по тропинке к беседке.
Взрослые шаги и голоса приближались.
– Арон должен быть дома, отец Грегор. – Маму он не видел за разросшимися кустами, но ее голос слышал хорошо. – Но сначала я бы хотела с вами поговорить наедине.
Другой голос, тихий, мужской, ответил что-то неразборчиво. Отец Грегор? Тот высокий лысый старик, который иногда навещал маму, и они длинно обсуждали строительство и всяческие скучные книги?.. Арон помнил его: однажды отец Грегор даже угостил его жженым сахаром. У него не хватало переднего зуба, и весь он был слеплен из пыли, старых пергаментов, засохшей лозы.
О Людо Арон и вовсе забыл, вытянул шею, слушал. Значит, мама отца Грегора позвала – к нему. Хотел уже слезать – и вдруг услышал:
– В роду Варрен не было ни одного человека, наделенного даром. – Мамин голос, ровный, гладкий и блестящий, как изразец.
– А в семье вашего покойного мужа? – Голос шершавый, как кора, нагретая солнцем.
– Нет. Я подняла записи… Элберты тоже никогда не были наделены силой Многоликого.
Арон превратился весь в одно большое ухо, раскрывшее раковину в сторону скамьи под старым дубом, куда прошуршали шаги. Про отца мама говорила редко, неохотно, да и про его семью тоже – Арон знал лишь, что он последний из рода Элбертов, а все остальные умерли.
– Редко, но такое случается.
– Отец Грегор… Мне кажется…
– Беспокойство за судьбу ребенка естественно для матери. Вы не желаете отдавать его в орден на обучение, и я понимаю вас. Но влияние Агората сейчас не так сильно, как прежде. Вы наверняка знаете, что Сенат готовит законопроект, в котором обучение магии сделают светским. Возможно, вашему сыну не приведется уезжать из дома.
– Меня беспокоит не сила Арона, а то… что появилось вместе с этой силой. Это ведь то, о чем я думаю?..
Голоса ненадолго умолкли. Что, что там происходит?! Вот бы увидеть сквозь листву, прожечь ее взглядом! Но такого Арон еще не умел.
– Черные деревья не редкость ныне, – проскрипел голос священника.
Арон с Людо переглянулись. Черные деревья – и как он это прохлопал в собственном саду! Арон припомнил, что вчера видел черные стебли у заднего крыльца, и они пахли порохом и темнотой.
– Это может быть связано с?..
– О нет! Не думаю. Они обыкновенно растут на местах, где проливали кровь. Предки вашего мужа были людьми вздорными, и, насколько мне известно, кровавые стычки случались часто…
– Тогда черными деревьями должен был порасти весь город, – ответила мама сухо, резко.
Внутри зрело что-то, чему названия не было – темное и густое.
– Скоро мы слезем? – Рядом завозился Людо, шумно засопел.
– Сиди, сейчас приду!
Людо только пошлепал губами:
– Убью, если долго будешь.
– Хочешь, чтобы мама узнала, что мы подслушивали?
Людо отчаянно замотал головой.
Нужно было незаметно слезть с дерева и подойти к скамье с другой стороны так, чтобы его услышали и позвали, и Арон с успехом все это проделал. По дороге дугой обошел черные ростки, которые торчали из земли куриными лапами. Воздух над ними чуть дрожал, как над огнем.
– Рад вас видеть, молодой человек, – улыбнулся щербато отец Грегор, увидев его; стекла очков весело блеснули. Арон взглянул на маму: она сидела очень спокойно, сложив руки на столе, как какая-нибудь древняя статуя Лиины или еще кого, Арон точно не помнил. Только бровь подняла на растрепанный Аронов вид.
Арон поздоровался и тайком попытался пригладить волосы и поправить воротник.
– Отец Грегор обещал посмотреть, настолько ли твой дар сильный, – сказала мама.
– Да-да, садитесь с нами, молодой человек, – священник похлопал ладонью по скамье рядом с собой.
Арон неловко потоптался перед ним, сел. Что с ним будут делать? Какое испытание устроит этот Грегор? Заставит глотать огонь или изрыгать его? Или во что-нибудь превратит? Арон читал про Шеймо из Саттории, которого учитель превратил в камень, и тому надо было найти нужное слово, чтобы расколдоваться. А может ему нужно будет наслать дождь? Или заставить двигаться что-то неживое?..
– Дайте мне руку, – просто и мягко попросил отец Грегор. На миг задержал его руку в длинных холодных пальцах.
– Я вас обрадую, моя госпожа… – Он улыбнулся маме.
У Арона сердце скакнуло, и его так и подбросило на скамейке! Он владеет силой! Он станет учиться настоящей магии!
– …вам не придется расставаться с сыном. У него нет силы Многоликого.
До Арона его слова дошли не сразу. А когда дошли – внутри будто разорвало все на маленькие кусочки. Он оглох и ослеп, и руку отдернул, как из капкана, только железные челюсти уже раздробили кости.
– Я… Вот, постойте, поглядите! – Арон поднял калечную руку: ничего не случилось. – Я… и свет зажигать могу, и сдвинуть камень, и воду заморозить! Я…
– Это вспышка силы, молодой человек, это встречается, – начал ласково священник, и от этого тона только сильнее грызла обида. – Не расстраивайтесь так горько, вы забудете об этом, как и свойственно вашему юному возрасту. И станете…
– Я не маленький! – Арон вскочил. – Идите вы… в бездну!
За спиной ахнула мама, но сказать ничего не успела: Арон ураганом пронесся мимо, ввинтился в кусты, продрался через них, словно за ним гналось пушечное ядро. Убежать от мамы дело плевое, особенно если залезть на дерево и сидеть там. Мама никогда за ним не полезет, и Эрин не полезет.
– Вы сговорились! Обманщики! – кинул он не оборачиваясь, неясно кому. И вдруг с ужасом вспомнил про Людо, который и позор его видел, и слезть не может: боится. Мгновение он разрывался – прятаться или идти выручать приятеля, но Людо точно просидит тут до вечера, трясясь, как студень. Пока он размышлял, как быть – его нагнали.
– Арон, пожалуйста, извинись. – Жесткие пальцы схватили за плечо. Он поднял голову и увидел маму с лицом таким твердым и оттого страшным, что тут же захотелось вывернуться и сбежать. Он пробормотал слова извинения, не глядя на предавшего его отца Грегора.
Теперь точно накажут, подумал уныло. А самое главное – ни за что! Ему просто не повезло, не получилось вызвать огонь, да ведь и раньше не всегда сразу получалось… А все они решили, что он тупица и врун.
Обида была такой горькой, что сбивала с ног. Но Арон нашел в себе силы посмотреть на маму.
– Там Людо сидит… На груше. Ты его не ругай только, ладно, он не виноват, мы просто…
Мама даже вида не подала, что удивилась. Сказала только:
– Иди в комнату. Останешься сегодня без ужина. И выучишь к утру наизусть всю вторую главу «Деяний Гедеона Нойберта».
Арон завыл, но сильные мамины пальцы уже тащили его за ухо в дом, на заклание древним старикашкам из учебников и к голодной смерти во славу несправедливости.
8
Зрелище, представшее перед Тильдой следующим утром, приятным назвать было сложно. В ближайшем к стройке трактире пьяным беспробудным сном спали люди мастера Уильяма, второго мастера-каменщика, – кто за столами, кто на скамьях, а кто и вовсе вповалку на полу. Гулянка накануне, похоже, вышла славная. Служка лениво сгребал к середине зала грязную солому и мусор с пола монотонными движениями – шурх, шурх.