Что путешествие не будет походить на увеселительную прогулку, было ясно сразу, но с первого же дня, когда судно вошло в полосу бурь и началась сильная качка, плавание превратилось в кошмар.

Снизу, из трюмов, поднимался волнами тяжелый удушливый смрад стоялой воды и испражнений, и тем, кто страдал от морской болезни, становилось от этого только хуже. Мало кто отваживался выбраться на исхлестанную дождем палубу, предпочитая в тесноте, духоте и темноте каюты извергать себе под ноги остатки более чем скромного завтрака или обеда.

– Два месяца, катроп его в бездну! – выругался Саадар между приступами морской болезни. Он стоял, склонившись над бортом, непривычно бледный.

Тильда могла только искренне ему посочувствовать: у нее не было трав, облегчающих этот недуг. Сама она и Арон им не страдали, чем Арон гордился, а Тильда с усмешкой думала, что такой крепкий желудок, несомненно, признак предков-пиратов.

– Кажется, я крупно влип, да? – рассмеялся невесело Саадар, когда очередной приступ отпустил его. – Не зря всегда боялся воды.

– А бок твой как? – Тильду больше беспокоило, хорошо ли заживает рана, полученная в порту.

– А за это ты не боись. Уже и не чую ничего совсем. Да и это дерьмо, может быть, скоро пройдет…

– Может быть, – не очень уверенно ответила Тильда. Утешать она всегда умела из рук вон плохо.

– Само по себе – не пр’йдет. Но если г’сподин разр’шит, то у м’ня тр’ва есть особ’нная… – раздалось позади.

Тильда и Саадар разом обернулись на незнакомый голос. Яркий свет неожиданно выглянувшего из-за туч солнца плеснул в глаза, а когда глаза привыкли – из этого света возникла фигура невысокой женщины с кожей черной, как эбеновое дерево. Женщина широко улыбалась, смотрела весело и доброжелательно.

– Я Эткен! – Она протянула руку Тильде. – Плыву на Орм!

Тильда не видела ее ни во время погрузки, ни потом. А ведь галеон, даже такой большой – всего лишь две палубы, носовые и кормовые надстройки, трюмы и камбуз. Сложно кому-то, особенно с приметной внешностью, ни разу не попасться на глаза.

И все же невольно Тильда залюбовалась ею, оценивая, как художник, необычное для северян лицо с крупными чертами, плавные изгибы шеи и рук, со вкусом подобранную одежду. Горделивое, уверенное спокойствие во взгляде и в движениях.

– Благодарю, добрая госпожа. – Саадар склонил голову. – Но у нас не так много денег.

Женщина передернула плечом:

– Я лекарь! Из Орма. Нич’во не нужно. На кор’бле вам и ярь-травы к’стоправ не даст! П'демте. – Эткен махнула рукой в браслетах и снова показала в улыбке белые ровные зубы – наверняка предмет особой гордости и заботы.

Саадар глупо улыбнулся в ответ.

– Я ненадолго, – обернулся к Тильде.

– А г’спожа?

– Госпожа хочет подышать воздухом, прежде чем вернется в компанию крыс, – язвительно ответила Тильда. И сама поразилась такой резкой, странной реакции.

Саадар усмехнулся, что разозлило Тильду еще больше. Она отвернулась к морю, нахмурилась, и как будто в ответ на ее невеселые мысли облако накрыло тенью «Чайку».

Слышала только, как уходят Саадар и Эткен.

А Саадар всегда хорошо сходится с людьми, подумала мрачно Тильда, и люди его любят. И на стройке, и потом, в дороге – даже Арон привязался к нему!

А эта чернокожая – обходительная, женственная, молодая и веселая. Никакого сравнения с ней самой: остриженной кое-как, одетой в старьё. Слишком жесткой и неуступчивой для женщины и матери.

Кто-то засмеялся рядом, и Тильда увидела двух матросов, скалящих зубы в усмешках. У них были нездоровые взгляды и, судя по всему, нездоровые мысли.

Держась за фальшборт, она добралась до трапа и спустилась вниз.

– Да на тебе лица нет, милочка, – сочувственно проговорила из угла Айрин. – Обидел кто? С мужем поругалась?

Тильда ответила что-то вежливо, но не помнила, что именно. И просто сидела, глядя в темноту, слушала скрип, плеск, шорохи – лишь бы не собственные горькие мысли. А женщина тормошила, расспрашивала, шутила, потом достала изюм и угостила Тильду. Тильда сжевала несколько ягод, не чувствуя вкуса, и снова замерла.

– Хороший он мужик, добрый, – тараторила соседка. – Только лицо уж больно жуткое, когда шрамы кажет. Где ж откопала такого? Сама-то красавица, да еще и учена.

– Он меня сам нашел, – ответила Тильда и поняла, что это чистая правда. Сам нашел, а она… Неправильно это все. Ненужно.

– Повезло. Он заради тебя и сына голыми руками волку башку свернет… Счастливая ты. Любовь нечасто творится с такими, как мы.

Дальше выдерживать этот разговор было невозможно. Благо Айрин отвлеклась на своих сыновей, и Тильда выскользнула из каюты.

Она выбралась на палубу и шла не глядя по сторонам.

Стоило признаться себе: ей приятны искреннее внимание и забота Саадара. Рядом с ним она забывала о необходимости контролировать каждый взгляд, вздох, жест, взвешивать каждое слово. Словно не было последних шестнадцати лет, словно она снова оказалась там, в Ларте, в храме Многоликого, который задавал вопросы – и она отвечала, отвечала сердцем, а не разумом!..

И Тильду озарила догадка – такая простая, логичная – и пугающая. Ей стало страшно – настолько, что морская бездна за бортом представилась ничем по сравнению с огромной, источающей смрад бездной внутри. Деревянные доски палубы вдруг оказались слишком близко, скакнули вперед – и Тильда едва успела уцепиться за фальшборт, чтобы не упасть. Медленно она осела на моток каната, закрыла глаза. Мир качался в темноте, схлопываясь, как раковина, лишь пронзительно вопила наверху какая-то морская птица.

И не сразу поняла, что рядом, за ящиками и бочками, кто-то разговаривает. Голоса сливались со свистом ветра, они словно отдалялись и приближались, как покачивающиеся круги света от фонарей. И Тильда замерла завороженно, потому что один голос – глубокий, низкий – был ей очень хорошо знаком.

– Знать бы, что не зря в Сорфадос плывем… – задумчиво протянул Саадар.

– С'рфадос – большой город, хороший город. Там нужны рабочие руки, – ответила Эткен.

Тильда прислушалась внимательнее – уходить и выдавать тем себя было глупо.

– Рабочие руки в любом городе нужны, моя госпожа. А ты оттуда, значит?

– Я? О нет! Я из Орма. Но в С'рфадосе я была. Там семья. Переехать на Орм, чтобы начать все сначала. Там мой дом.

– А мне ни Республика не дом, ни какое другое место домом не было никогда. И не будет, если… ай, да что говорить? Доплывем до Хардии – там и видно станет. Двину в Архенар, может. Простимся с госпожой Элберт, на что ей я? Только пугаю.

Он говорил это спокойно, без сожаления, его голос звучал точно так же, как и всегда. Ледяной волной окатывал этот голос, пронизывающим ветром был он, клекотом улетающей за предел облаков чайки.

Разбегались, расходились их с Саадаром пути: ее – вел в города, к башням, домам, мощеным улицам и храмам. Ее путь был широким и просторным, несмотря на оставленный позади пепел. Путь Саадара – крутая и узкая тропка – уводил его степями и пустынями, под глубокое звездное небо, к вечно изменяющимся и вечно неизменным пескам.

Их встреча – всего лишь остановка у костра, краткая передышка перед дальнейшим путем.

Тильда развернулась и медленно пошла прочь.

А ночью грянул настоящий шторм. Волны словно чья-то огромная ручища тащила вверх: хвать за гребень из пены – и к тучам, и волны так стонали и выли, будто это было зверски больно.

Саадар сам завыл бы – но завоешь разве, если рядом Арон и Тильда?

Страх подкатывал к горлу, но наружу выйти не мог. И выплюнуть его никак не выходило. Ведь захочет Маллар – и не будет «Синей чайки», пойдет она на корм кракенам и чудищам с той глубины, что и представить нельзя.

Судно скакало на волнах, и, наверное, только Арон был в восторге от этого. А у Саадара сердце замирало – хуже, чем в Рутене! – как только «Чайка» ухала вниз – будто падала.