– Всего лишь небольшая иллюзия, – хитро подмигнула ей хозяйка лавки.
Только теперь Тильда заметила, что солнце слишком высоко, чтобы заглядывать в окна лавки на первом этаже.
– Мне сказали, что вам нужен писарь и счетовод, – чтобы замять неловкость, Тильда перешла к делу, впрочем, не особенно надеясь на положительный ответ. Но все-таки показала женщине бумаги из ранка.
– Какая жалость! Я уже взяла одного юношу, – хозяйка лавки развела руками и на вид непритворно огорчилась.
Тильда не сдержала вздох.
– Никакой другой, любой работы?.. Я могу убираться и…
Но она уже знала, как выглядит «нет»: сжатые губы, чуть отведенный в сторону взгляд.
– Что ж, тогда всего доброго. – Тильда направилась к выходу, но ее остановили слова:
– Постойте! Я ничем не могу помочь, это верно. Но у меня есть один приятель, вы можете обратиться к нему! Ему всегда нужны помощники. Сейчас я напишу ему… Он тоже адриец! Возможно, у него будет работа… – Женщина достала из-за уха карандаш, чиркнула пару слов на обратной стороне какой-то бумажки. – Вот, возьмите. Это записка к мастеру Ларсу, нир-Кади, дом десять, от Талиссы Йенна, он поймет.
Обманывать себя надеждой было бы глупо, но Тильда приняла записку с благодарностью.
7
Утро началось для Арона несказанной удачей: он стянул с лотка полбуханки хлеба. И хотя давал маме обещание, что не станет воровать, а все же не удержался! Только его и видели: схватил горячий еще хлеб и понесся по улице вниз, к морю, обжигая на бегу пальцы! Туда, где торговки мидиями и угрями с большими корзинами на головах, рыбаки, продающие с лодок селедку, продавцы диковинных снадобий ото всех болезней, уличные колдуны – и мачты, свернутые паруса, бочки с ромом и порохом, ящики с перцем и мешки с зерном и кофе. Море звало его, как будто захватывало арканом за лодыжки и тянуло, тащило к себе.
Хлеб Арон поделил пополам, и одну часть сжевал тут же, по дороге, а вторую припрятал под рубашку, и она теперь выпирала, как маленький горб, только спереди.
Спуски и подъемы, лабиринты складов, проулков, улочек, проходов, норовящих свернуть куда-то не туда, завести в такие дебри, откуда и выйти невозможно, неожиданно вывели Арона к высокому – задирай голову да не раскрывай рот! – лесу мачт, торчащих в серебристом свете.
А ему надо было еще дальше, туда, где можно найти в скалах мидии, а на линии прибоя накопать устриц.
Но кто запретит поглазеть немного на разные суда – со всех концов земли?.. Тут и огромные галеоны – стоят подальше на рейде, и суда поменьше и пошустрее – те заходят в порт, и лодок, барж вдоль берегов – не сосчитать! Арон поудобнее устроился на обломке старой бочки и смотрел на реку, впадающую дальше в океан, на паруса – белые, желтые, коричневые – до самого горизонта, на то, как безостановочно что-то выгружают, а что-то нагружают на баржи, и быки тянут эти баржи вдоль берега вверх по реке. Рядом кто-то распевал жалостливую песню, верещали маленькие обезьянки, которых привязывали к ноге и водили за собой матросы, а попугаи кричали на чужих неведомых языках – так же громко, как и таможенные чиновники.
От всего этого у Арона что-то шевелилось внутри, звало и тянуло вперед. Вот было бы здорово взять да прямо сейчас наняться на какое-нибудь судно! Работы он никакой не боится. Денег сможет заработать.
Арон сидел, кусал губу и думал. Что за жизнь ему в Сорфадосе? Все одно и то же. С местными мальчишками он уже познакомился: синяки еще не прошли. Мамины уроки надоели страшно, Саадар вечно пропадает целыми днями в городе. Иногда с ним занимался их сосед, Гидеон, но и его уроки казались Арону сухими, скучными: мама думала, что Гидеон понимает в магии, а он понимал только в книгах!
И они всегда вокруг, как будто только и ждут, чтобы он начал колдовать.
Тогда он решился. И сразу все стало ясно: конечно, он должен отправиться в море! А маме он все объяснит, может, она и правда поймет, что это очень, очень важно.
В порту было много судов, но самое большое и красивое из адрийских – «Вестница» с выкрашенными в красный и желтый цвет бортами. Флаги на ней были республиканские, бело-синие. С нее сгружали бочки и мешки, и сильно пахло жженым сахаром – так, что с ума можно сойти! Среди толчеи Арона никто и не заметил, и он влез на палубу, приглядываясь: к кому подойти. Важный рыжебородый толстяк походил на капитана, и Арон направился прямиком к нему.
– Господин… – начал он осторожно. – Не скажешь ли…
Рыжебородый посмотрел на него, а потом как хвать за ухо!
– За чтоооо?! – взвыл Арон, пока его тащили к сходням. – Я юнгой! Хочу! Наня… аааааа!
– Пшел! – Рыжий его едва не столкнул в воду здоровым пинком, пока стаскивал с палубы. – Нечего тут ошиваться, еще раз увижу – выдеру так, что до конца жизни на жопу не сядешь!
Ухо огнем горело, а обиднее всего – вытолкали, даже сказать ничего не дали! Доказывай такому хмырю, что знаешь, какая мачта фок, а какая грот! И где мостик, где ют или полубак! Может, все дело было в том, что он неважно выглядел, не так, как полагается настоящему морскому волку, без шляпы с перьями, без перевязи с пистолетами?..
Он почти не помнил, как когда-то давно носил серый бархат – и от сходства с ночным мотыльком его тогда спасала рыжая шевелюра. Но сейчас он выглядел обычным обтрепанным мальчишкой, и, как ни старайся – одежда почти всегда украшена отяжелевшей от грязи сухой бахромой.
Арон брел вдоль причала, присматриваясь. Упасть духом не так-то просто, когда знаешь, что тебе нужно. Значит, «Вестница» для него слишком хороша. Но есть же и другие!
Арон разглядывал их: вот судно менее великолепное, но тоже с благородными обводами, и краска на нем почти новая. И флаги адрийские.
Повторять свою ошибку он не стал: нашел какого-то матроса, принял самый серьезный вид, на какой был способен, и сразу заявил:
– Я к вам юнгой наняться хочу!
Матрос смотрел на него сначала непонимающе, а потом захохотал.
– Ты? Иди, салага, отсюда, нам юнги не нужны, – отмахнулся он.
Арон пытался выяснить, точно ли это, но его, как и в первый раз, просто вытолкали с палубы, да еще пригрозили надрать уши, чего уж Арон точно стерпеть не смог бы – ухо-то все еще болело, как будто о точильный камень приложили.
И почему все не так легко, как представлялось?.. Но Арон решил, что обойдет все адрийские суда. А если закончатся адрийские – наймется на какое-нибудь другое.
Но на следующем судне история повторилась. Только там ему все-таки объяснили:
– Ты, парень, на себя посмотри: можа, и умный, но больно уж худой, тебя ветер снесет за борт мигом. И где твой мешок?
Арон даже растерялся:
– Какой мешок?
– Ну добро твое где?
– А зачем?
– Затем, что каждый моряк должен иметь при себе свое добро! Понимаешь, малец, несолидно без этого на судно наниматься.
Арону так и пришлось уйти ни с чем.
Оставалось еще одно адрийской судно – суденышко даже, настоящее корыто – облезлое и неказистое. От него воняло рыбьими кишками, и выглядело оно даже хуже, чем «Синяя чайка» после шторма – казалось, что это суденышко протащили через пасть какого-нибудь огромного морского чудища. С него сгружали грязные бочки с рыбьим жиром, судя по запаху.
– Юнга? Нужон, – сказал ему сразу невысокий, коренастый человек в надвинутой почти на глаза шапке. Улыбнулся широко, показывая щель вместо двух передних зубов: – Наш-то свалился за борт, да и утоп, жаль беднягу, кормит теперь рыбех на дне… А ты в море ходил? – с сомнением спросил моряк. – С виду задохлик еще тот! Мы тут в Сорфадосе сейчас сгрузимся, а потом в доки на месяц, ну и пойдем на Восточные острова. Котиков бить, там их просто уймища, выходишь на скалы, а они такие гладкие сидят друг к другу спинами, бери да забивай, они тупые как…
От его разговорчивости Арон опешил.
– Я… я даже…
Моряк посмотрел на него, понимающе усмехнулся:
– Хотел на вооон ту посудину, а? – ткнул коротким пальцем в сторону «Вестницы». – Хороша. Только не про таких, как мы!