А потом...

Струйка энергии покалывает мое тело, воспламеняя нервы и вызывая знакомый холодок по позвоночнику. Волосы на затылке встают дыбом, я чувствую, как эта сила, эта мощь наполняет мое тело.

Кто-то идет. И я знаю, кто.

Слева от меня хрустит ветка. Затем еще одна.

Я не помню, когда встал, но сейчас я танцую на носочках, не в силах унять знакомый зуд драки и предвкушая этот танец доминирования и разрушения. Драка — мой любимый вальс, и я знаю его наизусть.

Брэкстон продирается сквозь строй деревьев, его глаза дико вспыхивают, когда он смотрит на меня. Он увидел дым от моего костра и решил устроить засаду на того, кто его зажег. Но, к его несчастью, я почувствовал его приближение еще до того, как услышал его бег по лесу.

Вижу, что он колеблется, словно раздумывает, не повернуть ли назад, не рискнуть ли вступить со мной в схватку. Но неуверенность исчезает с его лица, и он начинает медленно подходить ближе. Он входит в кольцо света костра, его силуэт огромен и громоздок.

— Привет, Брэкс. Приятно, что ты зашел.

Он наклоняет голову в мою сторону, как всегда. — Добрый вечер, Кай.

Брауни никогда не любил разговаривать, предпочитая терпеливо наблюдать, прежде чем произнести хоть слово, что делает их с Сэйди до странности похожими. Мы начинаем медленно кружить в молчании, оценивая друг друга.

— Итак, я предполагаю, что ты пришел за моим ремешком, а не на дружескую беседу, — вздыхаю я, делая шаг к нему.

— Твое предположение было бы верным. — Он бросает взгляд на приготовленного мной кролика. — Если ты предложишь его мне, я уйду и позволю тебе вернуться к трапезе. Нет необходимости в том, чтобы это было грязно.

Я не вижу у него никакого оружия, поэтому воздерживаюсь от того, чтобы достать свое. Мы знаем друг друга с детства, и я хотел бы и дальше знать его, если что-то зависит от меня. — Мы с тобой оба знаем, что я не могу позволить тебе забрать мой ремешок, Брэкс.

Потому что моя миссия — победить в этих Испытаниях.

Мне кажется, я вижу, как он кивает в наступающей темноте, прежде чем внезапно бросается на меня. Я опускаюсь ниже и, используя его импульс, перебрасываю его через плечо, слыша, как он тяжело падает на землю.

Я тренировался с Брэкстоном много лет. Он предсказуем, но это не делает его менее сильным. Он мгновенно встает на ноги, поднимает кулаки и готов выбить мне зубы.

А затем наступает расчетливый хаос.

Кулаки летят, головы покачиваются, ноги заплетаются. Танец. Жестокий, кровавый, красивый танец. Сейчас мы равны по силам, поскольку я позволил его силе вырваться из моих вен и хлынуть на поверхность. В мерцающем свете костра мои удары жестоки и стремительны.

Его кулак врезается в мою челюсть, почти ломая ее, и горячая кровь затекает мне в рот. Я отшатываюсь назад, когда он подходит ко мне сзади и обхватывает своей массивной рукой мое горло. Я чувствую его нерешительность, прежде чем моя голова откидывается назад, и череп встречается с его носом с болезненным хрустом. Теперь он пошатывается, кровь течет из его носа и попадает в рот.

Я использую эту долю секунды, чтобы осыпать его быстрыми ударами, которые он едва успевает блокировать. Он быстро приходит в себя и наносит мощный удар кулаком по моим ребрам. Я уворачиваюсь от его следующего удара и наношу удар в челюсть.

Это порочный круг. Я бью его. Он бьет меня в ответ. К его чести, я впечатлен. Я никогда не видел его таким сосредоточенным, таким решительным. Это лучший бой, который я провел с ним на сегодняшний день. Жаль, что мне придется положить этому конец.

Темная рука летит прямо мне в лицо. Я легко делаю шаг назад, мои каблуки ударяются обо что-то, а жар согревает все — от задней поверхности ног до затылка.

Огонь.

Он прижал меня к огню.

Умно.

Я уклоняюсь от кулака, предназначенного для моего носа, и впечатываю свой собственный кулак глубоко ему в живот. Он хрипит, переворачивается, но одним быстрым движением хватает меня за руку. Затем он поворачивается, отводя мою руку за спину, а грудь — к огню. Боль пронизывает меня до плеча, когда передо мной вспыхивает пламя.

Возможно, мне следовало стараться лучше.

Он сильно ударяет меня сзади по коленям, и еще более твердая земля, столкнувшись с ней, посылает толчок по моим ногам. Пламя уже совсем близко от меня, почти лижет мою голую грудь.

— Просто позволь мне забрать ремешок, Кай, — говорит Брэкстон сверху, и это звучит как мольба. Приятно сознавать, что ему не очень нравится идея сжечь меня заживо. — Все это может закончиться. — Его голос глубок, но я улавливаю в нем легкую дрожь. Он застигнут врасплох, шокирован тем, что я вишу над пламенем, как сгоревший кролик рядом со мной.

Я был небрежен и устал, я был дураком, недооценившим его, но теперь будущий Энфорсер в его власти. — Это лучший бой, который мы когда-либо проводили, Брэкс. Я впечатлен, правда, — пыхчу я, от жара костра по моему лицу струятся бисеринки пота. — Но тебе придется сжечь меня, прежде чем я позволю тебе забрать мой ремешок.

Он вздыхает. — Я предчувствовал, что ты это скажешь. — Пауза. — И хотел бы, чтобы этого не случилось.

Плоть встречается с огнем.

Кожа встречает обжигающее, горячее пламя.

Я ожидаю, что из моего горла вырвется крик, но ничего, кроме придушенного вопля, не вырывается из моих губ. Колено Брэкстона упирается мне в спину, наклоняет мое тело и заставляет левую сторону моей груди охватить пламя.

Я горю, киплю, покрываюсь волдырями, пока он держит меня в этом положении, а затем, наконец, оттягивает назад, позволяя прохладному воздуху омыть меня. Я задыхаюсь, когда он тянется другой рукой к мечу, лежащему у меня на боку, готовый выхватить его из ножен и перерубить ремешок на моей руке теперь, когда я оцепенел от боли.

О, но я знал боль гораздо сильнее.

Его рука тянется рядом со мной, и я хватаю ее и тем же движением встаю на ноги, адреналин заглушает боль в обожженной плоти. Я закидываю его руку себе на плечо и наклоняю свое тело вперед, используя свой импульс и силу Брауни, чтобы поднять его с земли и перевернуть через спину прямо в пламя.

Он испускает крик, но не задерживается надолго, а затем выкатывается из пламени и, извиваясь в грязи, пытается затушить огонь, пожирающий его одежду и кожу. Когда я наклоняюсь над ним, от его обгоревшей одежды вьется дымок.

— Я бы тоже хотел, чтобы все было не так, — мягко говорю я, когда он тяжело дышит подо мной. — Но у тебя есть то, что мне нужно.

Я срезаю ремешок с его предплечья, не в силах удержаться от того, чтобы не уколоть его и не пустить кровь. Он хрипло дышит, а я обыскиваю его карманы в поисках других ремешков, которые он мог украсть по дороге, но не нахожу. Я встаю, смотрю на него сверху вниз и произношу одно слово. — Уходи.

Он смотрит на меня с минуту, а затем, хрюкнув от боли, поднимается на ноги и, прихрамывая, уходит в лес так быстро, как только может его обугленное тело. Я смотрю, как он уходит, слышу, как он с трудом ориентируется в темном лесу, и понимаю, что он не осмелится вернуться. Затем я поворачиваюсь и смотрю прямо на Зрение, которое, как я знал, документировало весь бой.

— Надеюсь, тебе понравилось шоу, — говорю я, насмешливо склонив голову. Как только слова покинули мои уста, женщины в белом моргнули и исчезли в лесу.

Я убираю ремешок Брэкстона в карман, когда боль пронзает мое тело. Ослепляющая, волнующая боль. Я смотрю вниз на красный, воспаленный участок кожи прямо над моей татуировкой.

Адреналин улетучился, и в моем теле осталась только боль. Пошатываясь, я подхожу к своим флягам, откручиваю одну и выливаю холодное содержимое на ожог. Я шиплю сквозь зубы, когда вода встречается с обожженной плотью, но это облегчение, каким бы маленьким оно ни было.

Я достаю из кармана скомканную рубашку, зубами отрываю от нее большую полосу ткани и осторожно наматываю ее на ожог под мышкой. Получилась импровизированная повязка, чтобы уменьшить вероятность заражения. Но надолго ее не хватит. Мне нужно найти какие-то травы, что-то, что угодно, чтобы промыть рану.