Приблизившись к Посейдону, они обнаружили еще одну загадку. Арки были многочисленными и соблазнительными и определенно заслуживали изучения. Но вокруг Посейдона таже было множество маленьких темных лун, вращающихся под разными углами, подобно тому, как электроны, как когда-то считалось, вращаются вокруг атомного ядра. Они жужжали вокруг Посейдона, как мухи, оболочка за оболочкой. В данных Окулара не было и намека на них, но этого следовало ожидать. Темные, как ночь, и намного меньшие, чем планета, их было бы почти невозможно рассмотреть при усредненной по времени экспозиции, даже когда они проходили по видимой поверхности Посейдона.

Очевидно, они не были естественными. Даже если спутники были естественного происхождения - а их одинаковый размер, форма и отражательная способность свидетельствовали об обратном, - они, безусловно, не попали на эти орбиты случайно.

Орбиты лун различались по диаметру. Самая близкая почти касалась атмосферы Посейдона, спускаясь почти до вершин арок, в то время как самая удаленная простиралась на расстояние в десять световых секунд. Между этими крайностями лежало еще пятнадцать орбит. Всего было сорок пять таких крошечных луноподобных объектов, но естественных лун не было.

Инстинкт Кану подсказывал избегать их. Но они вращались вокруг Посейдона в идеально повторяющихся узорах, следуя по строго ньютоновским траекториям, как шарики в канавках. Очевидно, что их отдельные массы не мешали друг другу, или же эти эффекты были каким-то образом учтены. Он уже мог рассчитать их положение на много столетий вперед и быть уверенным в своих предсказаниях. Провести "Ледокол" сквозь переплетение лун было тривиальным делом: существовало бесчисленное множество жизнеспособных траекторий. Труднее всего было бы выбрать, что он предпочитает; как близко он был готов подобраться к этому миру и к любой из его лун.

У него было время все обдумать - и, конечно, это было бы решение, которое он принял бы не в одиночку.

Нисса держалась отстраненно, не предлагая никакого намека на скорое прощение. Но ее гнев смягчился до такой степени, что они смогли вести в основном сердечный диалог, даже если оставалась скрытая и неразрешенная напряженность. Они держались особняком, занимая разные спальни. "Ледокол" не был большим звездолетом, но места для уединения было достаточно.

Им действительно удалось забыть о своих разногласиях достаточно надолго, чтобы есть вместе. Они сидели друг напротив друга на высоких жестких обеденных стульях, вырезанных в виде слонов, в комнате, отделенной от контрольной палубы. Иногда они ели в тишине или под какое-нибудь музыкальное сопровождение, часто с очень старыми записями. Иногда на стенах появлялись движущиеся изображения африканских пейзажей в сумерках: небо, похожее на пламя, деревья, похожие на вырезки из темной бумаги на фоне этого яркого света.

- С твоего позволения, - сказал Кану однажды вечером, - мы поближе посмотрим на Посейдон.

- Разрешение?

- Не то слово. Взаимное согласие. Если ты согласна, что это правильный поступок.

Нисса помолчала. Кану знал, что лучше не давить на нее. Он изучал ее лицо, она отводила глаза от его пристального взгляда - как будто процесс еды требовал от нее полной сосредоточенности. Он все еще любил ее. Чем больше она отстранялась от него, тем больше он хотел ее. Он подумал о гравитации, обратных квадратах и рое лун, опоясывающих Посейдон.

- Нужно быть трупом, чтобы не заинтересоваться этими арками, - сказала она в конце концов. - Это не значит, что я полна энтузиазма или что мне нравится эта ситуация. - Она продолжала есть. - Я просто хочу знать как можно больше, учитывая, что мое выживание может зависеть от выбора, который мы сделаем.

- Я чувствую то же самое.

Она бросила на него скептический взгляд. - Правда?

- С одной стороны, я в ужасе от этой планеты. Она слишком огромна - а эти арки? Это пощечина, удар сапогом по человеческим амбициям. Но я хочу знать, для чего они нужны. Хочу увидеть их поближе.

Нисса налила себе бокал вина, упорно не желая одновременно наполнять бокал Кану.

- На той, другой планете есть Мандала.

- На Паладине.

- И арки на Посейдоне. Они не похожи друг на друга, но полагаю, что для обоих требуется технология, превосходящая все, что у нас есть. Как ты думаешь, они были помещены туда одной и той же культурой?

- Понятия не имею, но я хотел бы выяснить. Мое предположение? Здесь есть какая-то связь. И с этими лунами тоже.

- А что насчет куска скалы, вращающегося вокруг Паладина, который "Ледокол" не может объяснить?

- Я не знаю. Кажется, это не подходит. Остальные предметы узнаваемо чужды - Мандала, арки, возможно, массивы суши на Посейдоне, сорок пять лун на этих странных орбитах. Это же просто кусок камня, который слишком теплый. Я также просканировал его радаром - немного металлического обратного рассеяния, но по составу оно отличается от сигнатуры арок. Это могут быть просто отложения минералов, запекшиеся на поверхности - тут нужно спросить геолога.

- Но ты так не думаешь.

- Я думаю, что это что-то еще, чему не место, но что отличается по своей природе от других вещей. Эта система достаточно странная, чтобы мы рано или поздно отправили сюда экспедицию, так почему бы ей не заинтересовать другие цивилизации? Может быть, мы не первые исследователи.

- Однако чего-то не хватает. Что-то, что должно быть здесь, но чего нет.

- У меня возникла та же мысль.

- Где Хранители? - спросила Нисса.

Запланированный курс "Ледокола" привел их в область лун, проскользнув между их орбитами на полпути между Посейдоном и самой высокой орбитой его спутников. Траектория полета дала бы возможность рассмотреть спутники более подробно, но главный интерес Кану представляли арки, поднимающиеся из океана подобно видневшимся извивам морских змей.

Постепенно их вид на арки улучшился. Только вершины были свободны от атмосферы, но большая часть их высоты находилась в чрезвычайно разреженном воздухе, что практически не мешало датчикам "Ледокола". Арки были полукруглыми, возвышаясь на сто километров от поверхности океана - идентичные во всех измерениях, насколько позволяли инструменты "Ледокола". Под водой был намек на продолжение, предположение о том, что арки на самом деле были лишь видимыми частями наполовину погруженных колес, но это было все, что они могли разглядеть из космоса.

Если это были колеса, то их протекторы были шириной в километр, очень узкие по сравнению с их высотой. Их ободья также были толщиной около километра, и не было ни спиц, ни ступиц. Арки - возможно, колеса - были сделаны в основном из какого-то бледно-серого неметаллического материала, предположительно обладающего огромной конструкционной прочностью. Из глубокого космоса "Ледокол" обнаружил радарное обратное рассеяние, как от металлов, но это оказалось своего рода орнаментом или украшением, нанесенным на поверхность колес. Вырезы на ободе и протекторе, инкрустированные или заглубленные, возможно, даже в виде барельефа - из космоса это было невозможно определить - намекали на плотный металлический узор. Чтобы получить более четкое и детализированное изображение, им нужно было бы подойти гораздо ближе, чем на пять световых секунд. "Ледокол" не предназначался для полетов в атмосфере, но он мог приземлиться на верхушку одного из колес, что, в свою очередь, дало бы им косвенный доступ к поверхности. Кроме "Наступления ночи", на борту "Ледокола" не было ничего, что могло бы служить шаттлом, посадочным модулем или средством для возвращения - по крайней мере, ничего, способного вернуться. Если другие варианты были исчерпаны, существовали одноразовые спасательные капсулы, которые должны были доставить их в моря Посейдона.

Но не сейчас. Это был первый проход, разведывательная экспедиция. Когда они получше изучили систему, определили источник сигнала и обнаружили, что водяной лед преобразуется в водород, который, в свою очередь, будет питать баки инициализации ФПЧ-привода и гарантировать им поездку домой, тогда они могли подумать о том, чтобы поближе взглянуть на колеса.