Людям оставалось только выбрать свои собственные камни поменьше и заполнить пробелы. Они приложили все усилия, чтобы не расстроить уже проделанную работу.

- Для Юнис, - сказала Гома, кладя на пирамиду один камень в форме кулака. - Пусть эти камни свяжут нить ее воспоминаний с теми, кто уже перешел в Воспоминание. Пусть они привяжут ее к обещанию черных небес, которых она жаждала, и к воспоминаниям о голубой Земле, которую она никогда не переставала любить. Ее звали Юнис Экинья, и ее кровь - это моя кровь. Они называли ее Сенге Донгма, львинолицая. И я верну это львиное сердце в то место, которое она знала ребенком.

Камень был установлен. Гома отвернулась от пирамиды.

Наверху, один за другим, Хранители приглушали свои синие огни до минимально возможного уровня сияния. Это была случайность во времени, не более того. Они сосредоточили свои умственные ресурсы на неприятном вопросе об этой странной и вызывающей беспокойство математической теореме. В такие моменты, как этот, когда трудный вопрос требовал обдумывания, они поняли, что разумнее распределять отдельные потоки мышления между каждым Хранителем, чтобы каждый решал проблему в целом, а не разделял ее на фрагменты, которые можно было бы обработать среди их разрозненных элементов, но при этом ни один Хранитель не охватывал всю полноту о проблеме. Таким образом, когда ответы будут подсчитаны, они смогут считать результаты значимыми. Хранители и раньше предавались такого рода глубокой медитации, и они были вполне готовы потратить на это свое время. Эти занятые, жужжащие люди были местным развлечением, и по-своему они были достаточно занимательны. Но было бы лучше, если бы они двинулись дальше, и в этот уголок мироздания вернулась некоторая тишина.

Створки их весов закрылись. Синие огни потускнели до самого темного оттенка синего, который не является черным.

Хранители успокоились, чтобы поразмыслить о том, кем они были.

Кану Экинья, отвернувшемуся от пирамиды из камней после того, как он установил свой собственный камень на место, показалось, что краем глаза он заметил старого друга. Одним плавным движением фигура подняла руку, прикоснулась пальцем к своему пенсне и нежно улыбнулась на прощание.

А потом исчезла навсегда.

Гома и Ру бодрствовали уже несколько часов, прежде чем позволили себе впервые взглянуть на Крусибл. Это был не столько случай опасений, сколько отсроченное удовлетворение, отказ от награды до подходящего момента, когда они оба были морально готовы к этому. Не то чтобы у них были какие-то реальные опасения неудачи или опасения, что их мир будет презирать их. Капитан Васин заверила их, что "Травертин" успешно завершил обратный переход и что теперь они снова на орбите, облетая планету почти на той же высоте, с которой начали свое путешествие. Задолго до того, как корабль завершил свое последнее изменение курса, его окликнула, приветствовала толкущаяся флотилия машин сопровождения. Тон беседы был сердечным, граничащим с ликованием. Не было никаких сомнений в теплом приеме.

Но могло случиться все, что угодно, сказала себе Гома. Их не было двести восемьдесят четыре года - достаточно времени, чтобы правительства падали и поднимались, чтобы происходили революции и контрреволюции, чтобы рушилась или взлетала личная репутация. Их экспедиция была дорогостоящим мероприятием в то время, когда Крусибл все еще преодолевал трудности, возникшие после падения Механизма. Возможно, со временем это стало восприниматься как глупость или даже хуже: небрежная, преступная трата ресурсов и умов.

Возможно, таково было мнение в какой-то момент за последние три столетия. Но если колесо общественного мнения могло повернуться один раз, оно могло повернуться и снова. Что бы ни случилось, теперь они были в выигрыше. Вероятно, подумала Гома, события, связанные с их отъездом, были просто слишком отдаленными, чтобы кто-то мог так сильно беспокоиться по этому поводу. Удивительно было то, что они вернулись. Все остальное было простительно.

- Ты готов? - спросила она Ру.

- Так, как буду всегда.

Они вместе парили у окна в невесомой части корабля. Окно выходило на Крусибл, но в данный момент оно было закрыто ставнями.

- Я продолжаю думать о Мпоси. Не думаю, что он когда-либо рассчитывал снова вернуться домой. Он счел бы себя достаточно удачливым, если бы добрался до Глизе 163.

- Мы здесь ради него, - предложил Ру, хотя было не так уж много такого, что могло бы развеять печаль Гомы. Печаль смешивалась с облегчением, благодарностью, ожиданием. Но также и тяжелое бремя предстоящей им работы. Они едва начинались.

- Давай сделаем это. - Гома коснулась кнопки управления, и внешние ставни окна бесшумно распахнулись.

Несколько секунд они молча созерцали свой мир. Они двигались по орбите над дневной стороной, облака то тут, то там расступались, открывая намеки на узнаваемые очертания рельефа и морей. Гома сравнила увиденное со своими воспоминаниями о картах, которые она знала с детства. По крайней мере, в этом масштабе трудно было сказать, что многое изменилось.

- Это все еще там, - сказал Ру с каким-то удивлением, как будто сам факт того, что их мир сохранял себя на протяжении всех этих лет, был удивительным. - Все это время, что мы были в пути, все это время мы спали... он все еще был здесь, все еще занимался своими делами, делал то, что делают другие миры - как будто мы с тобой никогда не имели для него значения.

- Мы этого не делали, - сказала Гома. Она помолчала и добавила: - В любом случае, на самом деле прошло не так уж много времени. Деревья, которые были среднего возраста, когда мы уезжали, они все еще будут среднего возраста - просто немного старше. Наше отсутствие - это всего лишь вспышка, удар сердца для планеты.

Но теперь Ру ткнул пальцем во что-то более близкое, чем их планета. Это был объект, движущийся в пространстве между ними и Крусиблом. - Корабль. Может быть, один из тех сопровождающих, о которых нам рассказывала Гандхари.

Транспортное средство, чем бы оно ни было, подкралось поближе к "Травертину". По форме оно представляло собой цилиндр с тупым концом, обвитый лампочками. Трудно было сказать, как далеко это было, насколько велико. На взгляд Гомы, он двигался слишком уверенно, летя по слишком жесткому вектору. Она напряглась, не в силах побороть инстинкт защититься от удара, несмотря на всю пользу, которую это принесло бы. Но цилиндр пронесся рядом, а затем резко свернул в сторону, и в момент наибольшего приближения ей показалось, что она увидела лица, прижавшиеся к окнам и таращащиеся на это странное, старинное видение.

Цилиндр устремился прочь, пока не превратился всего лишь в крошечное движущееся пятнышко на поверхности Крусибла.

- Полагаю, мы их немного забавляем, - произнес голос рядом с ними, достаточно тихий, чтобы не испортить настроение. - Гости из глубокого прошлого. Гандхари говорит, что мы не единственный звездолет, который они когда-либо видели - поток кораблей постоянно прибывает и отходит, - но вы можете поспорить, что прошло много времени с тех пор, как они видели такую реликвию, как мы.

- Я не чувствую себя реликтом, - сказал Ру.

- Я тоже, - сказал Питер Грейв, и сине-зеленый свет Крусибла высветил морщинки вокруг его глаз. - Но сильно подозреваю, что это, возможно, та роль, к которой нам придется привыкнуть. Услужливые призраки на банкете. - Он выдавил из себя улыбку. - Не берите в голову. Должны быть вещи и похуже - и, по крайней мере, мы никогда не будем обделены вниманием.

Грейв подошел к окну, в то время как Гома и Ру были захвачены зрелищем. Его присутствие было непрошеным, но Гома изо всех сил старалась подавить в себе сильное негодование. Какие бы разногласия у них ни были когда-то, она была уверена, что теперь у них с Грейвом бесконечно больше общего друг с другом, чем с новыми жителями Крусибла. Ру, Гома и Грейв были существами вне времени, оторванными от своего законного места в истории. Вот что делали с людьми межзвездные путешествия, и пока ни у кого не было большого опыта, как с этим справляться.