В глазах своих мурз хан читал тревогу. Татарин хорош в открытом бою, его удел стремительный набег. Здесь же понадобится длительная осада. А ну как царь опомнится и ударит сзади? Хан усмехнулся. Глупцы! Зачем нам крепость? Зачем подставлять войско под русские пушки? С нас довольно и того, что осталось вне стен крепости. Москва очень большой город, к тому же в последние дни сюда сбежалось множество народа из окрестных городов и сёл. И все они взяли с собой самое ценное — детей, жён, драгоценности, то есть именно то, что нужно татарину. И теперь, когда они собрались в одну громадную толпу, надо просто взять их вместе со всем добром. А армия пусть сидит за стенами и смотрит как хан забирает свой полон. Не будет же она стрелять по своим. Но сначала надо посеять панику.
Привстав на стременах, хан поднял и опустил камчу. Тотчас тысячи лучников запалили от каганцов обмотанные просмолённой паклей стрелы и, натянув луки, выпустили на город огненную тучу. Взмыв над городом и, описав дугу, туча упала на крыши посада. Разом воскурились десятки сизоватых дымков. Хан снова тихо засмеялся. Берёзовая кора, которой русские кроют свои деревянные крыши — очень хорошая растопка! Татарин не строит деревянных домов, поэтому огонь не страшен его жилищу. Русские как глупые дети, пожары то и дело уничтожают их города, но они продолжают строить свои дома из дерева.
Сверху было хорошо видно как забегали, засуетились фигурки горожан. Лишь немногие пытались тушить огонь, накрывая его мокрыми парусами и поддевая брёвнами дымящиеся крыши. Большинство, заранее признавая своё поражение, выносили скарб, выводили детей, стариков, скотину. Русские воины не принимали участие в тушение пожаров, ожидая атаки татар. Но хан не спешил бросать в дело конницу. Он снова взмахнул камчой, и новая туча огненных стрел упала на город. Новые струйки дыма поднялись к небу. Потом появились весёлые рыжие огоньки. До слуха хана слабо донеслись тревожные возгласы горожан. С десяток домов уже пылали. Обернувшись, хан увидел умоляющее лицо Дивей-мурзы, и покачал головой. Рано. Вместо вожделенного сигнала к атаке последовал третий взмах камчи. Ещё одна туча стрел, просвистев, пала на город.
Орда ждала. По-прежнему ярко светило солнце. Ни ветерка. Внизу огонь неторопливо приступил к обильной трапезе. Горело уже несколько сотен домов. Пламя лизало сухие прокопчённые брёвна, мгновенно охватывало промасленную холстину окон. Уже никто не тушил пожаров, со всех колоколен напрасно бил набат. Тысячи людей, телег, всадников, устремились под охрану стен. Среди них мелькали красные кафтаны стрельцов и чёрные — опричников. В толпе метались командиры. Размахивая палками, они тщетно пытались остановить бегущих. И только один воевода, грузный бородатый старик, принял верное решение. Его полк покинул горящий город, вышел на Апраксин луг, и, построившись в боевой порядок, приготовился к отпору. Это был полк Михаила Воротынского. И хан возблагодарил Аллаха за то, что старый воевода командует не всем русским войском, а лишь одним полком.
Ещё немного и можно было давать сигнал к атаке. Не начав сражения, хан уже победил, противник в панике бежит, открывая для удара тылы. Воистину хан — великий воин. Степные певцы-акыны скоро сложат песни про то, как не потеряв ни одного воина он взял главный город русских. Благодарение небу за то, что выдался сухой солнечный день, дождь мог сорвать замысел хана. В то же мгновение небо, словно услышав мысли хана, глухо заворчало. Раздался удар грома. Тысячи глаз уставились в небо. Русские — с надеждой, татары — с беспокойством. Хороший ливень мог потушить занявшийся пожар и спасти город. И хотя на небе по-прежнему не было ни облачка, хан понял — нужно спешить. Он знал как быстро налетает буря в степи.
Девлет-Гирей выхватил кривую саблю. Прочертив над его головой сияющий круг, сабля упала меж ушей чепрачного коня, указывая на город. В тот же миг чёрная лавина всадников, стремительно ускоряясь, с визгом и диким воем покатилась с трёх сторон на Москву. И в тот же миг мощный удар грома расколол небо пополам. Над Воробьёвыми горами возникли три великана-смерча. Клубясь, они раскачивались над городом, словно разглядывая его с высоты, и вдруг ринулись вниз, опережая татарскую конницу.
Хан почувствовал, что ему нечем дышать, глаза запорошила туча принесённой ураганом пыли. Мощный вихрь словно пушинку сдул ханскую ставку. И в эту минуту хан отчётливо понял, что это не он, Девлет-Гирей, карает Москву, а кто-то другой, неизмеримо более могущественный, решил за что-то покарать этот город, избрав орду лишь орудием этой кары. И теперь хану придётся покориться этой высшей силой.
10.
Сухая, без капли дождя, гроза уже вовсю бушевала над Москвой. Вихрь гнал впереди себя огненный шквал, который стремительно катился от окраин к сердцу Москвы. Мгновенно слизнув сухую деревянную громаду посадских изб, огонь перекинулся к Китай-городу. Пламя с гудением бросалось в разные стороны, словно сказочный Змей-Горыныч с шипением пускал в узкие улочки длинные языки. Обезумевшие жители с опалёнными, потрескавшимися от жара волосами кидались в каменные церкви, запирали изнутри железные двери. Стихал заполошный набат. Перегорали крепления колоколен, и тяжкие колокола один за другим обрушивались вниз, пробивая перекрытия, давили и увечили прятавшихся жителей.
Три мощных взрыва один за другим потрясли город. Взорвались зелейные погреба. Тяжко осели могучие китайгородские башни, качнувшись, с шумом рухнуло прясло соединяющей их стены, засыпав кирпичами и обломками речку Неглинную.
Багровое зарево пожара всё выше вздымалось над Москвой. Порывы ветра гнали бушующий огонь прямо на Кремль. От взрывов и разлетавшихся во все стороны горящих головней занялся опричный дворец. Мрачный замок недолго сопротивлялся пламени и вскоре запылал как свеча. Из узких бойниц било багровое пламя.
Арнольд Лензей метался в аптекарской комнате, спасая драгоценные снадобья и старинные рецептурные книги. Со звоном лопались реторты. Сумасшедший ветер завывал снаружи, наотмашь грохал распахнутыми рамами стрельчатых окон. Снизу неслись вопли челяди. Лензей сложил поклажу на скатерть, связал концы и взвалив тюк на плечи, по дымящимся ступеням спустился во двор. Но не успел он сделать и шагу, как сверху с островерхой крыши дворца прямо ему за ворот хлынул поток расплавленного олова. Теряя сознание от дикой боли Лензей упал на землю и долго катался в корчах, взывая о помощи, пока не затих.
Дворец пылал. Загорелись двуглавые орлы надвратной башни, зловещими красными огнями зажглись их зеркальные глаза. В чаду и пламени неподвижно застыли у входа во дворец два каменных льва. Зато исступлённо ревели и бились во рву возле Никольских ворот живые лев и львица, подаренные царю английской королевой. Львы помнили пожары в африканской саванне, когда всё живое бежит бок о бок, спасаясь от настигающего огненного вала. Их жуткий рёв, разносившийся над городом, архангельскими трубами возвещал конец света. Под ударами тяжёлых тел затрещала клетка, львы вырвались на свободу и огромными скачками понеслись по горящему городу, умножая панику.
Тысячные толпы бегущих людей устремились к северным воротам в надежде через них покинуть проклятый Богом город. Но узкие врата не могли пропустить бегущих. Возник затор, упавшие мгновенно погибали, раздавленные обезумевшей толпой. Воины пробивали себе дорогу оружием. Вскоре людское месиво намертво закупорило узкий вход, упавшие тут же погибали под ногами толпы, а сверху всё лезли и лезли, карабкаясь по головам, с раззявленными в крике ртами, с опалёнными бородами, тыча ножами, отпихивая, продираясь вперёд в безумной надежде выбраться из огненной геенны.
Многие искали спасения в воде. Москва-река сплошь покрылась головами тонущих, огласилась последними воплями. Не спасся почти никто, одни задохнулись в низко стелющемся над водой дыме, других утянули спрятанные на теле золотые украшения, третьи просто не умели плавать. Захлёбываясь в тёплой от пожарного зноя воде, люди уходили на дно, река подхватывала их и медленно несла утопленников вниз. Затем река остановилась, уже не в силах пронести огромную массу человеческих тел, и вышла из берегов, запоздало гася едва тлеющие прибрежные пепелища.