Воротившись в Псков царь был смутен и молчалив. Доклад Малюты о свершённых казнях слушал вяло, думал о чём-то другом. Отходя ко сну, молился особенно долго и истово. Первое о чём спросил наутро: как конь?..

— Кажись, сап у него, — отводя глаза, буркнул Малюта. — Ей-же-ей, государь, юродивый этот — он же знахарь, скотину лечит. Сразу сап у коня углядел, потому и напророчил.

Белый араб пал вечером. На следующий день царь повелел прекратить грабежи и казни и возвращаться назад, в Слободу. Уговоры Малюты и Грязнова довершить расправу над изменниками, отобрать у города укрытые сокровища на царя не подействовали.

... В Москву возвращались победителями. Обозы с награбленным растянулись на десяток вёрст. Слухи о погроме чёрной волной катились впереди. Страна никла в страхе.

Сидя в тёплом возке, царь строил планы. Теперь с новгородскими деньгами можно продолжить войну. Перво-наперво надо разбить шведов. Самозванца Иоганна, укравшего у Эрика корону, а у царя невесту, повесить на главной площади Стокгольма. Потом заняться Ливонией. Прямо присвоить её вряд ли удастся, восстанут все европейские дворы. Придётся создать малое королевство, поставив во главе верного вассала-того же датского герцога Магнуса. А чтобы привязать покрепче, женить его на ком-то из своих сродственниц, скажем, на старшей дочери Старицкого... Кстати, и самому о женитьбе пора подумать. Негоже царю вдовствовать. Заодно можно и наследника женить. Вот только кого взять в жёны?

Малюта ехал за царским возком верхом. Покачиваясь в седле, перемалывал тяжёлыми жерновами неторопливых мозгов свои расчёты...

Поход закончился. Но не закончился розыск. В застенках Слободы ждали своей участи три сотни новгородцев и их поверженный владыка.

Месяц в ожидании царя показался Афанасию Вяземскому годом. Когда первый раз шёл во дворец на большой пир по случаю возвращения государя из похода, думал, что тут и схватят. Но царь встретил своего оружничего как ни в чём не бывало, допустил к руке, посадил за стол. Был оживлён, шутил. Шутки, правда, получались зловещие. Вдруг ни с того ни с сего вылил огненные щи на голову шуту Гвоздеву, а когда шут завопил от боли, саданул его насмерть ножом. Потом подозвал старого боярина Титова. Хочу, молвил, наградить тебя за верную службу, да не знаю чем. Поманил старика поближе, отсёк ему ухо ножом да ему же и вручил. Возьми, дескать, от меня в подарок.

Рассказывали и про иные царёвы шутки. Давеча встретил на дороге жену боярина Тулупова. Высунулся из кареты и крикнул: чтой-то я тебя, боярыня, в лицо не признаю. А ну покажься иным местом! Тотчас охальники выволокли боярыню из колымаги, задрали подол на голову. Вот теперь признаю, заржал царь, здрава буди, боярыня Тулупова, мужу кланяйся!

...Пир затянулся заполночь. Возвращаясь домой, Афанасий гадал как дальше поведёт себя царь, в сотый раз повторял свои оправдания. Эх, кабы знать, что всё так обернётся! При мысли о Скуратове туманился разум от ненависти и досады на самого себя, за то, что подпустил к царю, вовремя не углядел в нём матерого зверя. Но тяжелее всего было думать о Ловчикове. За меньшого брата почитал и вот поди ж.

Спешившись у ворот, Вяземский постучал кольцом. Никто не отзывался.

— Эй, тетери! — закричал он. Дом молчал.

— Схлопочете вы у меня, — с угрозой крикнул Афанасий и пошёл к калитке. Она оказалось не заперта. Лунный двор был пуст, не лаяли псы, не отозвались ржанием кони в конюшне. Афанасий взбежал по крыльцу и стукнулся головой в колени повешенного над дверью слуги. Войдя в дом, трясущимися руками вздул огонь и почувствовал, что у него на голове зашевелились волосы. Горница была заполнена трупами челяди. Кто-то с дьявольской насмешкой рассадил убитых за обеденный стол, поставив перед ними миски. Конюх с раскроенным черепом чинил хомут, старуха с перерезанным горлом сидела у прялки, псари с торчащими под лопаткой ножами играли в зернь. Превозмогая ужас, Вяземский заставил себя обойти дом, флигеля, дворовые службы. Все были мертвы: люди, животные, перебили даже кур. Князь кинулся наверх в опочивальню и остолбенел. Вся его семья: отец, мать, жена, трое детей были задушены, аккуратно сложены на постель и закрыты до горла атласным одеялом.

Он всё понял. Так вот как отомстил ему царь! А напоследок решил поиграть с ним как кот с мышью. Хочешь жить — делай вид, что ничего не произошло и жди своей участи. Кому-кому, а князю Вяземскому эти сатанинские игры известны доподлинно, сколь раз сам в них участвовал. Только теперь мышью стал он.

... — Как почивал, Афоня? — благодушно спросил на следующий день царь.

— Спаси Христос, великий государь, — поблагодарил Вяземский.

— Ну и славно, а то вроде с лица побледнел. Ты из дома-то не отлучайся. Позову, коли понадобишься.

Он выдержал четыре дня. Стояла летняя жара, и скоро в усадьбе стало не продохнуть от трупной вони. Он пробовал спать во дворе, но и сюда достигал тошнотворный запах тлена.

На пятый день Вяземский исчез. Малюта поставил на ноги весь сыск, сам толкался по городу, пугая людей своим видом, но всё было напрасно — оружничий как в воду канул...

Алексея Басманова ещё не взяли, но все признаки скорой расправы были налицо. На пирах у царя его сажали на худшее место и обносили блюдами. Малюта при встрече нагло и внимательно рассматривал боярина, будто увидел впервые. Вдруг захотели местничать с ним те, кто раньше боялся как огня. Потом один за другим стали исчезать его люди. Сына Фёдора отправили в дальний гарнизон, но скоро отозвали назад. Почуяв неладное, Фёдор стал сторониться отца. Когда на юге зашевелились крымцы, Басманов просил отпустить его в войско, но царь не велел. Он понял, что ждать осталось недолго.

Схватили его сонного, подмешав на пиру в вино зелья. Зная тяжёлую басмановскую длань, побоялись схватить открыто. И правильно сделали. Он уже решил для себя погибнуть при аресте, порешив при этом как можно больше людей Малюты. За великое счастье почёл бы прихватить с собой на тот свет и самого Скуратова, но знал, что тот не посмеет сойтись с ним один на один.

Когда волокли в пытошный подвал, Малюта склонился в издевательском поклоне:

— А помнишь, боярин, как ты меня вперёд пропустить не хотел? Теперь, изволь, проходи первым.

Пытали Басманова с особой свирепостью. Царь сам присутствовал при пытках, домогаясь признания, о чём они говорили с Вяземским в лесной сторожке. Прислуживавший им тогда егерь Вяземского Никита на дыбе показал, что оба худо говорили про государя, а что и как, воспроизвести не мог. Когда терпеть стало невмочь, признал Басманов, что Пимена упредили они с Вяземским, ибо не верили в измену владыки. Ещё признал, что худо говорил про государя в обиде за сына, склонённого им к содомскому разврату. Услышав про разврат, царь оживился и велел привести схваченного накануне Фёдора.

Даже избитый Федька был дьявольски красив. При виде царя он взволновался как красная девка, стал охорашиваться и бросать на него томные взоры. Висящий на дыбе Алексей Басманов застонал и поник головой.

— Поди ко мне, Фёдор, — поманил царь.

Обольстительно улыбаясь, Федька проворно подошёл к царю, опустился у его ног, обнял колени.

— Вишь ты, Фёдор, — поглаживая его шелковистую голову, задумчиво промолвил царь. — Родитель твой простить мне не может наших с тобой сердечных дел. Говорит, будто я тебя в грех ввёл. Ради этого измену затеял, через Пимена новгородского с Сигизмундом ссылались. И вот хочу я тебя спросить, Фёдор, как мне с родителем твоим поступить?

Опустив пушистые ресницы, Фёдор молчал. Пальцы царя на его голове вдруг хищно сжались, захватив волосы.

— Что молчишь? Выбирай: кого больше любишь — меня или родителя?

— Тебя, государь, — превозмогая боль, ответил Федька.

— Чем докажешь?