Тихо приоткрылась дверь. Малюта. Только он смеет будить царя среди ночи. Медведем на цыпочках вошёл в опочивальню, вздул огонь, задвигалась громадная тень на стене.

— Проснись, великий государь, худые вести.

Словно ночным ветром царя смело с ложа. Лихорадочно натягивая одежду, в волнении косился на Малюту.

— Что? Заговор? Татары?

— Татары, государь. И измена!

— Где, кто? Ну! Говори!!

— Яшка Волынский прискакал. Ночью Девлет-Гирей подошёл со всей силой. Говорит, завтра татары здесь будут.

— А воеводы? Войско где?

— Обошли их татары, прямиком сюда идут. Кто-то из наших предал. Бечь надо, государь!

— Коней! Ивана буди!

Ночной двор в сумятице. Топот выводимых из конюшни коней, сдавленная ругань. Натягивая на ходу епанчу вбежал царевич. Вопрошающе уставился на отца.

— Бежим, сынок, — отрывисто бросил царь.

— Куда бежим? — ошеломлённо переспросил Иван.

— Сейчас в Ростов, а там, ежели что, в Вологду.

Даже в слабом предутреннем свете видно было как тонко заалело лицо царевича.

— Постой, батюшка, а как же войско? Пристало ли государю войско бросать?

Замер, решив, что ослышался.

— Кого учишь, щенок! Отца стыдишь? А ну быстро на конь!

Опустив голову, царевич не сдвинулся с места.

— Твоя воля, государь, а я с войском останусь.

Не помня себя размахнулся, голова сына дёрнулась от удара, из носа хлынула кровь.

— Вон ты что удумал? — прошипел царь. — Я, выходит, труса праздную, а ты ёрой Еруслан? На трон нацелился при живом отце? То-то, гляжу, с Захарьиными путаешься. А может, уже и на тот свет меня спровадить решил? Так я тебя раньше спроважу, знай!

Размазывая кровь и слёзы, царевич выбежал на крыльцо, возле которого Малюта уже держал подсёдланных коней. Вскоре по сонной серпуховской окраине промчались полсотни всадников и растворились в утреннем тумане.

Весть о том, что татары перешли Оку в другом месте и идут прямиком на Москву обухом ударила воеводу Ивана Бельского. Вторым ударом стало позорное бегство царя. Войско взволновалось. Страшное слово «отрезали!» облетело полки. Вот-вот могла начаться паника. На спешно созванном военном совете воеводы сцепились псами, виноватя друг друга. Не выдержал Воротынский.

— А ну молчать! — бешено заорал он. — Москву спасать надо, а мы тут как бабы на торгу!

Поворотясь всем грузным телом к Бельскому, проговорил почти умоляюще:

— Вели войску выступать! Упредить татар надо!

С минуту они тяжело глядели друг на друга. Потом Бельский сдался и приказал срочно трубить поход.

В лихорадочной спешке, оставив позади пушки, обозы и гуляй-город, земское войско кинулось взапуски с татарами к Москве. Впереди скакала дворянская конница, за ней, растянувшись на несколько вёрст, торопливо двигалось пешее воинство. Шли круглые сутки с короткими привалами. Костров не разводили, пищу не готовили, жамкая на ходу сухой хлеб с луком. Замешкавшихся и отставших начальники палками избивали в кровь.

Разведчики доносили, что татары также быстро двигаются к Москве по Свиной дороге, нигде не встречая сопротивления. Брошенное царём опричное войско частью разбежалось, частью беспорядочно отступало к Москве. И только сторожевой полк Якова Волынского накануне вечером отважился преградить татарам дорогу. Не зная, что перед ним всего лишь один полк, Девлет-Гирей остановил стремительный бег орды и приказал готовиться к завтрашнему сражению. Утром, разглядев жидкую цепочку всадников, он понял свою ошибку. Ногайская конница ударом с фланга смяла сторожевой полк, вырубив половину опричников. И всё же сутки татары потеряли. И этих суток как раз и хватило земскому войску, чтобы раньше татар подойти к столице.

23 мая земская армия вступила в Москву. Ещё на подступах к столице Иван Бельский, спеша загладить давешнюю растерянность, снова взял командование на себя. Полк правой руки должен был защищать Москву со стороны Крымского вала, большой полк — со стороны серпуховской дороги, передовой полк оборонял подступы со стороны Рязанской дороги. Сам Бельский с основными силами засел за Неглинной.

В тот же вечер показались татары. Тучи всадников в мохнатых овечьих шкурах порскали в окрестностях, грабили предместья и подгородние монастыри. С городских стен было видно как со стороны Бронниц, закрывая собой огромное закатное солнце, чёрной тучей надвигается на город орда, охватывая его со всех сторон живой шевелящейся массой.

Неожиданно от Неглинной наперерез орде выскочил конный полк, предводительствуемый Иваном Бельским. Главнокомандующий хотел молодецкой вылазкой показать свою храбрость москвичам. Полк ударил татарам в спину, вызвав короткое замешательство, но тотчас увяз, и малое время спустя, потеряв несколько сот всадников, в туче брызг влетел обратно в Неглинную. Один из преследовавших татар спустил тетиву. Длинная оперённая стрела коротко свистнув, вонзилась воеводе в незащищённое кольчугой бедро. Бельский коротко вскрикнул и качнулся в седле. Слуги подхватили воеводу и под градом стрел успели укрыться за городским валом. Тяжело раненого Бельского отвезли на его подворье в Кремль. Согласно царской росписи командование должен был принять князь Мстиславский.

В эту ночь Кудеяр Тишенков не сомкнул глаз. Хан приказал брать Москву уже на следующий день, без долгой осады. Он понимал, что надо спешить. Вечером хан сам объехал огромный город кругом, отмечая уязвимые места и расставляя войско. Кудеяра он возил с собой, расспрашивал про городские укрепления.

В Коломенское, которое хан выбрал для своей стоянки, приехали уже затемно. Впервые за весь поход хан позвал Кудеяра в свой шатёр, указал место рядом с собой на войлочной кошме. Не умея сидеть по-татарски, Кудеяр неловко присел на корточки.

— Ты что, срать собрался? — по-русски спросил хан и громко захохотал. — Стал нашим — учись по-нашему сидеть.

Поманив Кудеяра поближе, сверкнул узким насмешливым глазом:

— А ведь я тебе не верил, урус.

— Теперь веришь? — спросил Кудеяр.

— Теперь верю. Потому верю, что ты для своих стал хуже татарина. Значит, будешь мне верно служить. Вернёмся в орду, дам тебе большую кибитку и трёх жён. Каждая родит тебе трёх сыновей. А сейчас с ханом есть будешь!

Хан хлопнул в ладоши. Появилось дымящееся блюдо с бараньей головой. Освежёванная, чёрная от копоти баранья голова уставилась на Кудеяра выпученными белыми глазами. Крючковатым пальцем хан выковырнул тоскующий бараний глаз и поднёс ко рту Кудеяра.

— Ешь из моих рук! — милостиво разрешил он.

Сдерживая приступ тошноты Тишенков взял губами склизкий комок, с трудом проглотил.

— А теперь пей!

Хан протянул пиалу кумыса пополам с лошадиной кровью.

Тремя глотками Кудеяр осушил пиалу, моля Бога, чтобы не вытошнило.

— Джигит, — похвалил хан. — Теперь спи немножко. Завтра великий день. Москву брать буду.

Утро выдалось ясное. Солнце высушило росу и осветило окрестности. Ставка Девлет-Гирея расположилась на Воробьёвых горах. Хан любовался с вершины холма на лежащую под ним в сизоватой дымке Москву. Он восседал на рослом чепрачном коне и был далеко виден обложившей город орде. В ожидании сигнала к атаке десятки тысяч глаз следили за рукой хана, державшей камчу.

Хан знал, что воины изнывают от нетерпения, но нарочно затягивал ожидание. Это напоминало любовную схватку. Только молодые и неопытные спешат наброситься на женщину. Зрелый муж умеет продлить себе удовольствие от созерцания гордой красоты, прежде чем смять её и подчинить себе. Аллах любит терпеливых и настойчивых. Дважды хан заворачивал коней на дальних подступах к Москве. И вот на третий раз эта гордая красавица лежит перед ним. Брать её придётся силой. Накануне хан зорко осмотрел оборонительные сооружения. Доходившие в Орду слухи о том, что после набега Мехмет-Гирея русские укрепили город, полностью подтвердились. К прежним укреплениям теперь прибавился Китай-город, отстроенный генуэзцем Петроком. Двенадцать мощных башен, толстые стены, бойницы в четыре ряда, вал, сухой ров, утыканный двумя рядами острых кольев. За стенами засела большая армия с пушками. Было ясно, что крепость неприступна.