— Если бы всерьез принимали, так о звеньях давно было бы постановление на высоком уровне. Первицкий со звеном почти два десятка лет работает, а много ли у него последователей? Похваливают иной раз — и только. Других Первицких на Кубани нет. В Нечерноземье нас единицы. Вот откуда такие мысли, Аркадий Сергеевич! Я хочу смело смотреть в будущее. И Митя тоже. Это очень важно для нас.

Румянцев и раз, и другой пытался встать. Скучно ему, что ли? Глебов заметил, вроде нечаянно положил руку на плечо Савина-младшего, сказал:

— Это действительно серьезная тема, Вениамин Михайлович. Мы обсудим ее на пленуме райкома, внесем предложение в министерство. Вам нет оснований тревожиться за будущее. Все идет удачно. Поддержка обеспечена. И пусть у вас будет праздник. Для меня ваш успех — тоже праздник, вы это видите. Мы желаем лужковцам добра и новых успехов.

Все поднялись и пошли провожать членов бюро.

Пожимая руку Зинаиде, Румянцев скупо произнес:

— За грибочки — спасибо.

И пошел к дверям с тем же непроницаемым лицом.

В машине Аркадий Сергеевич с недовольствием заметил:

— Ну ты хорош! Лучше бы не ездил!

— Сам пригласил.

— Хотя бы доброе слово вымолвил! Обиделся за грибочки?

— Ерунда! Просто не хотел кривить душой. Ты ведь знаешь, у меня на этот счет несколько другая точка зрения. Колхоз — это колхоз. Зачем его на куски рвать? Да еще затевать спор на нашем домашнем заседании? Или бюро?.. Сегодня звенья, завтра фермеры. Не дело.

Глебов резко отвернулся. Лучше не спрашивать. Он отлично знал, что слово «перевоспитать» подходит далеко не ко всякому человеку.

И он многозначительно умолк. Все!

В начале нового года по деревням заговорили о близком уже отчетно-выборном собрании коммунистов района. Откуда-то узнали, что Аркадия Сергеевича Глебова берут на другую работу, в обком. Нашелся смельчак, который решил поздравить Глебова с переводом. Это был Куровской:

— С повышением вас, с новыми успехами… — и поклонился.

Глебов так смутился, что не нашелся что сказать. Вот уж поистине бестактная расторопность!

Приехал Суровцев, и с ним еще товарищ, которого в Чурове еще не знали. Глебов сидел, запершись. Готовил отчетный доклад. Иван Иванович Румянцев теперь не находил себе места. Товарищи из обкома уехали по району, с ним не встретились, не поговорили. Как же так? Зачем тогда недавняя долгая беседа с тем же Суровцевым, так обнадежившая его? И кто тот молодой человек, прибывший вместе с Суровцевым? Уж не он ли станет четвертым по счету секретарем на веку Румянцева?

— С ума сойти!..

По всему району судили-гадали, что произойдет. Толковали, будто то ли Дьяконова, то ли Савина рекомендуют в бюро. Слухи?..

Стояли короткие и тихие зимние дни. Падали в безветрии легкие снежинки.

Время раздумий и ожидания.

1979—1982. Москва

Хорошо цвели липы в этом году. Дружно, весело, крупными цветами. В теплом летнем воздухе весь день держался их сладкий запах. К вечеру похорошевшие белые кроны лениво обвисали. Все затихало, и тогда аромат становился еще сильнее. Дыши не надышишься.

Эта летняя тишина, тепло, нежные краски неба, и запах, и яркая зелень прямо под окнами райисполкома — все умиротворенное, ласковое настраивало Олега Ивановича на мысль о покое и отдыхе. Хотелось безмятежности, тихого счастья, легкой музыки и улыбок.

Он прохаживался по кабинету от дверей к окну, вздыхал и нервничал. Так получилось, что все пропало — и отдых и безмятежность. Испорченный вечер.

В прокуренном здании райисполкома кроме районного агронома оставалась только уборщица. Сейчас она подметет пол и тоже уйдет. Комнаты опустели еще без десяти пять, сослуживцы ушли с такой дружной поспешностью, словно ветром их сдуло. Лето. У каждого великое множество дел в своем хозяйстве. Все хотят отдохнуть, побыть на свежем воздухе, на речке. Олег Иванович тоже собрался уходить со всеми вместе, но именно в этот момент его и позвали к шефу.

Начальник сельхозуправления столкнулся с ним в дверях кабинета, он явно спешил, сказал на ходу:

— Тут такое дело… Должен подъехать Василий Дмитриевич, у меня с ним разговор, ты знаешь о чем, в курсе. Ну, а мне только что позвонили из дому, какая-то там неотложная заботушка нагрянула. Ты, пожалуйста, задержись и потолкуй с директором вместо меня. Широко вопроса не ставь, без философии, просто выясни реальные отношения с агрономом. Локально, так сказать. Может, они все-таки помирятся? Дай понять, что Фадеичев именно за такое решение. Пусть подумает. Тем более что уборка не за горами, смена руководства осложнит нам дело. Ясна постановка?

— Когда он подъедет? — спросил Олег Иванович, так и не успев придумать какой-нибудь отговорки от этого крайне щепетильного поручения. Слушая шефа, он поморщился, словно кислое яблоко надкусил.

Начальник управления уловил это мимолетное движение лица, жалеючи положил руку на плечо агронома:

— Ты не расстраивайся, разговор, я полагаю, короткий, а подъедет он с минуты на минуту. Договорились к пяти. Ну, я пошел. Указаний давать не стану, друг друга вы отлично знаете, так что действуй по совести и, как говорится, по приказу начальства.

Часы показали пять, потом четверть шестого. Василия Дмитриевича все не было. Олег Иванович терпеливо ждал, и, хотя старался удержать в себе тихую умиротворенность, мысль теперь все время возвращалась к предстоящему разговору, и этот разговор, навязанный так неожиданно, смущал и волновал главного агронома. Влез, называется, в неприятность.

Когда-то вот так же директор Долинского совхоза Василий Дмитриевич Похвистнев был приглашен в районные учреждения для разрешения конфликта с ним, Олегом Ивановичем Нежным, агрономом этого совхоза. Тогда не получилось примирения. Директор не из тех, кто легко меняет свою точку зрения. Сколько лет прошло с того времени? Кажется, восемь. Всякое случалось с агрономом за годы изгнания из совхоза, плохое и хорошее, жизнь помяла его, но в конце концов судьба улыбнулась, и три года назад Нежный стал главным агрономом в своем же районе. Ссора с директором успела за эти годы травой порасти. Похвистнев одним из первых явился поздравить своего бывшего подчиненного с новым назначением и без улыбки, но с явным желанием мира благосклонно пожал ему руку. С тех пор у них конфликтов не случалось, отчасти по той причине, что все дела, касающиеся Долинского совхоза, районный агроном отфутболивал от себя либо шефу, либо сослуживцам. Обходил острые углы. Так-то оно спокойней. Научился, в общем.

Всем в районе известно, у Похвистнева опять открытые нелады с агрономом. Спорят, ругаются, конфликтуют. На днях директор прямо заявил в исполкоме, что уволит Поликарпова. Причина? Она у него всегда одна: невыполнение директорских указаний, «систематическое», как сказал он, цитируя, вероятно, уже заготовленный приказ.

Олег Иванович прекрасно знал, что помирить их невозможно, хотя в районе желали именно мира. И надо же такому случиться, что он, Нежный, должен исполнить щекотливую миссию третейского судьи! Конечно, их разговор не будет последним, скорее предварительным, но тем не менее районный агроном уже замешан в историю, его мнение скажется на результатах. Плохо. Уйди он на пять минут раньше, может быть, и удалось бы остаться в стороне. Теперь готовься к неприятностям.

За окном, на тихой и тенистой улице вечерело. Шли на гулянье хлопцы из ПТУ, слышался смех, мелькали белые платья девчат. Легкий ветерок залетал в окно, изгоняя из кабинета старый запах табачного настоя. Уже шесть. Вот тебе и «с минуты на минуту». Конечно, Похвистнев знает, зачем вызывают и кто вызывает, нарочно припаздывает, демонстрируя свою независимость перед райсельхозом. Это он умеет.