Светлая «Волга» подкатила бесшумно и остановилась, чуть не доехав до крыльца. Стукнула дверца.

— Здесь ждать? — спросил шофер.

— Здесь. Я недолго, — сказал директор, заранее определяя срок разговора.

Через минуту решительно распахнулась дверь. Олег Иванович шагнул вперед с дежурной улыбкой на лице, протянул руку. Сказал:

— Я вас заждался. — И тут же опустился на диван, показал на место рядом с собой. Ему хотелось, чтобы Василий Дмитриевич уселся здесь, на диване, приняв тем самым доверительный, почти неслужебный разговор. Но директор повернул от стены стул и сел на него, не очень основательно, а так, наполовину, показывая, что засиживаться не намерен.

— Где Петрович? — он имел в виду начальника управления.

— Разговор о Поликарпове он поручил мне. Так что, дорогой Василий Дмитриевич, как это ни печально, но я должен…

Узкое лицо директора с глубокими морщинами у рта и слегка запавшими щеками на одно мгновение выразило удивление. Густые и темные брови приподнялись и опустились, придав лицу всегдашнюю озабоченность. Он спокойно положил руки на колени.

— Итак?..

— Мы оба знаем Поликарпова достаточно хорошо, — неуверенно начал Олег Иванович, стараясь подыскивать такие слова, чтобы не обидеть, но убедить директора. — Это толковый и принципиальный специалист…

— Слишком принципиальный, — уточнил Похвистнев и сжал брови.

— Может быть, может быть, — с готовностью согласился Нежный. — Но агрономическую линию ведет обстоятельно и умно, с заглядом в будущее. Это его сильная сторона. Признаюсь, что когда я знакомился с разработкой его планов, то по-хорошему завидовал. И как организатор… Словом, нельзя не согласиться, что Поликарпов деятельный, энергичный, что вам с ним легко решать серьезные задачи. Ну, а отсюда и отношение к нему…

Директор укоризненно покачал головой, и Олег Иванович вдруг почувствовал, что залез куда-то не туда. Общие рассуждения. Похвистнева они не убеждают.

Василий Дмитриевич сказал, четко отделяя каждое слово:

— Давайте все-таки конкретней. Я понимаю, вы за Поликарпова. Ну, а я против. Вот исходные позиции. Выскажем друг другу свои доводы, все «за» и «против», но пусть это будут факты, а не суждения. Извините, что перебил. Готов слушать дальше.

— Хорошо, буду конкретнее. — Олег Иванович на какое-то мгновение почувствовал давнюю, вернувшуюся из прошлого робость перед властным человеком. Но он не дал развиться этому принижающему чувству. Оправившись от смущения, продолжал: — Так вот, если конкретно. Поликарпов, насколько я знаю, за все эти годы не допустил ни одной серьезной агрономической ошибки. Это раз. Урожаи в хозяйстве хоть и медленно, но растут, несмотря на явно эрозированные земли. Это два. Он наметил к освоению продуманные севообороты. Три. Подобрал хорошие кадры агротехников. В совхозе налажено сортообновление. Отличные отношения с агрохимцентром, что немаловажно. Удобрения идут в дело, Вспомните, сколько было из-за этого неприятностей тогда… Словом, таким агрономом гордиться нужно, а вы… Трудно понять.

Директор поднял руку:

— Ваша логика меня удивляет. Если Поликарпов, растит высокие урожаи, учит людей в совхозе да еще заботится о будущем, то зачем там еще директор? И далее: чем же у нас в таком случае занимаются партийная организация, коллектив, другие специалисты? Вам не приходит в голову мысль, что наши общие заслуги сделали Поликарпова столь образцовым? Вы не подумали о такой возможности? Поверьте, уж я-то знаю цену всем и каждому в своем хозяйстве. Позвольте мне хотя бы коротко сказать о негативной стороне Поликарпова. Да, он деятелен, энергичен, этого у него не отнять. Но он в своей деятельности не хочет считаться с другими. Даже со мной. Я много лет нацеливаю коллектив на интенсивное земледелие, на самое полное использование пашни. И, как вы знаете, не без успеха. Поликарпов, увидел в этой моей линии какое-то противоречие агрономическим канонам. В частности, он все время пытается опять увести хозяйство к травополью, настаивает на чистых парах, тем самым мешает росту зернового производства. У него, видите ли, свой план действия. Я изыскиваю способы роста производительности каждой машины, а наш агроном придумал пахоту на коротких гонах, поперек склонов, по горизонталям, отчего производительность падает, а трактористы идут ко мне жаловаться. Я мобилизую народ на прополку свеклы, он снимает людей на довольно спорное залесение оврагов. Что это такое, позвольте вас спросить? Два хозяина? Вызываю его, говорю, что он ошибается, создает двоевластие, которого я не допущу. Он выслушивает и продолжает делать по-своему. Пробую строго с ним, начинает повышать голос. Он требует не мешать. Директору — такое требование?! И вообще, должен сказать, рассуждения о прогрессе, будущем земли — все это хорошие слова, но надо знать меру! От нас требуют простого и вещественного — зерна, мяса, молока, и я от своих подчиненных требую того же. От агронома — тем более.

— Сохранение земли и ее плодородия — проблема номер один, уважаемый Василий Дмитриевич.

— Зерновая проблема — вот что номер один! Хлеб. Обязательства.

— И это правильно, Василий Дмитриевич. Только для достижения цели существуют разные пути. Вот как у вас с Поликарповым. Он тоже думает о хлебе и обязательствах.

— Упрекнуть меня в забвении высоких целей никто не вправе. Я делаю все, что могу. Когда вы работали в совхозе, мы вносили на гектар один-два центнера минералки. А сейчас вносим по пять-шесть. Это ли не забота о земле? Когда-то поля буквально пестрели сорняками, сурепкой. Сейчас пашня почти очищена. Мы перевели в пашню все до последнего куска земли, даже речную пойму, даже полосы отчуждения, увеличили зерновой клин. Так вот, чтобы путь к новым достижениям в производстве был без помех, без нервотрепки, я решил отказаться от услуг энергичного Поликарпова. Как-нибудь сами. Не боги горшки обжигают.

Они помолчали. Нежный вздохнул и спросил:

— Вы подписали приказ об увольнении Поликарпова?

— Нет еще, но он у меня в столе. Надеюсь, что агроном знает это и придет с повинной. У него есть выход. Тогда и поставлю последнюю точку.

Олег Иванович подумал, что вряд ли это случится. Коса на камень.

— Много неприятностей, Василий Дмитриевич, — со вздохом сказал он и решил открыть главный козырь: — Фадеичев против освобождения Поликарпова.

Директор выслушал это спокойно. Похоже, знал позицию секретаря райкома. Посмотрел на часы и сказал:

— Кстати, я Поликарпова не снимаю. Он сам уходит.

— Подал заявление?!

— Да. По собственному желанию. Я только удовлетворяю его желание. Если человек не хочет работать, насильно не заставишь. Даже Фадеичев вряд ли сможет.

Щеки Олега Ивановича порозовели. Как все это знакомо ему! Когда-то и Нежный попал в директорскую ловушку, подав заявление. Не мог не подать. Похвистнев умен и знает, как создать соответствующую обстановку. Помнится, в одно прекрасное утро пошел Нежный в гараж, а его машины уже нет. Где? Директор отправил на ней механика в «Сельхозтехнику» за деталями. Проглотил обиду, добрался на попутной в отделение, дал управляющему наряд на опыление семенного клевера, а тот вдруг сказал, что прежде должен позвонить директору и доложить. Зачем? Оказывается, есть указание все наряды главного агронома согласовывать с ним. Еще пощечина. Вернулся вечером домой, жена в слезах. Пастух сказал, что корову ихнюю в стадо больше не возьмет, пускай сама пасет. И так каждый день какая-нибудь обидная новость. Неделю, вторую вытерпел, а потом принес директору заявление. И был спокойно уволен.

Ныне все повторяется с Поликарповым.

Сказать ему, напомнить? Поворошить старое, черт возьми? Решительно заступиться за коллегу? Но это же разрыв, обострение, последствия которых трудно углядеть! Нет, это не для него. Надо дипломатичнее.

Лицо Похвистнева оставалось спокойным, темные глаза с едва уловимой насмешкой смотрели на районного агронома. Все понимал. Пожалуй, и доводы подобрал для более резкого разговора. Мог сказать, например, что Нежного никто из совхоза не гнал и, если бы агроном изменил метод работы, подчинился, все было бы иначе. Действительно, так просто! Делать, что прикажут, никакой самодеятельности. Тогда и никаких неприятностей. Дружба. Фройндшафт!..