К вечеру Архип наломал по-за огородами веток бересклета и снежной ягоды, в избу протиснулся с большим букетом.

— О-о! — удивленно запела Зина. — А у меня и поставить не во что.

— Пойдем, Зинуха, поклонимся там.

И только тут поняла она, кому букет, заторопилась, влезла в цветастую свою курточку, платок на голову — и вышла. Архип разделил цветы, половину ей отдал, и так, в тишине лесной поляны, проследовали они до кладбища. Положили цветы, стесняясь друг друга, перекрестились, поклоны отвесили и пошли назад. В тепло и уют, где над крышей тихо вился дымок.

Вечером, перед сном, вышла на улицу, прислушалась, оглядела молчаливый лес, послушала удивительную тишину. И вдруг заплакала… Непонятно отчего. Уж очень красив и величав был этот мир.

Робкий рассвет застал их спящими. Крепкая Зинина рука по-хозяйски обнимала Архипову не больно мускулистую грудь.

Она открыла глаза и осторожно сняла свою руку. Глянула на окна. Из них лился ровный белый свет. Спустив ноги, Зима босиком подошла к окну и ахнула. Земля, спорыш под окнами, лес, черемуха сбоку — все было белым-бело.

— Ар-хи-ип! — запела она вполголоса. — Ты глянь, что делается: зима пришла!

Этот день запомнился.

Восемнадцатого декабря в Лужках проходило выездное бюро райкома партии.

Народу приехало семь или восемь человек. И своих собралось двенадцать, только Марина осталась в Кудрине да Потифор Кириллович пришел без сеструхи. Места у Савиных хватило, расселись, и тут «Павел Буре» отбил дважды, напоминая об обеденном времени.

Появились самовар, закуски, свежий хлеб, который все еще пекла в своей печи мастерица Настёна. После магазинного этот каравайный своим духом дразнил аппетит, да и вкусный был, чего там говорить. Так, по крайней мере, оценили его гости.

Глебов речь сказал. Дело, оказывается, вот какое: звено Дмитрия Игнатьевича Зайцева по урожаю зерна, картофеля и травы с гектара завоевало первое место в районе. «Благодаря, как выразился секретарь, дружной и слаженной работе коллектива, широкому и действенному соцсоревнованию», звено перевыполнило свои планы, оказало существенную помощь колхозу, который тоже справился с заданиями года. Бюро райкома, верное лозунгу «честь — по труду», награждало лужковское безнарядное звено премией в сумме пятьсот рублей и почетной грамотой Чуровского райкома и райисполкома.

Красивая грамота и конверте красненькими были переданы смущенному Мите за столом при шумных хлопках.

Все это выглядело трогательно и чисто, кажется, только Зина усмехнулась, когда услышала о «широком и действенном», уж такие у нее зловредные бабьи извилины скрывались в голове, чтобы шутки отмечать. Митя вышел из-за стола, поблагодарил и огляделся, куда бы положить грамоту и конверт. Положил повыше, на черный футляр «Павла Буре», приобщив на короткое время этого выходца из девятнадцатого века к реальностям конца двадцатого.

Ну, а после того загремели тарелками, начались разговоры на всякие темы.

Опять дернуло Зину отыграться за давнее. А может, и случайно получилось, но только подняла она миску с грибами — и к Румянцеву:

— Откушайте, Иван Иванович, не магазинные, а нашенского домашнего приготовления.

Савин с опозданием дернул ее за кофту, Зина и бровью не повела, стояла над председателем райисполкома и помогала ему перекладывать скользкие грибочки на тарелку. Все как-то попритихли, а Иван Иванович слегка в лице изменился, сжал губы в тонкую полоску. Он кивком поблагодарил хозяйку и, не поднявши глаз, попробовал.

— Хороши ли? — Она все стояла за его спиной. Ну ведьма ведьмой!

— На комплимент напрашиваетесь, Зинаида Михайловна, — Аркадий Сергеевич бросился на выручку Румянцеву, чтобы потушить назревающий скандал. — Конечно, грибочки первый сорт, что и говорить.

— В самое время собирали да варили. Это молоденькие маслята, их чуть упустишь, и уже совсем не то, — сказала Зина и, к общему облегчению, отвалила от Румянцева с нежнейшей улыбкой на красивом лице.

— Твой черед, Митя, выдай речь, — весело сказал Дьяконов, будто ничего такого и не произошло.

— От всех нас большое спасибо, — так начал Митя, все еще стоя возле часов. — Я думаю, что и на другой год позиций не сдадим. Зерна возьмем больше, рожь под снег ушла хорошая. Пожалуй, можно говорить о тридцати центнерах. Ну, и силы в звене прибавилось, вот главное. Вениамин и Архип — мастера своего дела. Вася трактор освоил, так что мы теперь можем говорить о звене на полном севообороте. А вот женщинам нашим мы кланяемся особо. Так пособили, что и сказать нельзя, как хорошо. И тебе, Потифор Кириллович, вон каких бычков вырастил, любо-дорого! И вам, Сергей Иванович и Михаил Иларионович, что поддержали нас в трудное время. А что, по-моему, самое главное — это земля. Мы ее в обиду не дадим. Мы ее приукрасим и плодородия ей прибавим, чтобы не боялась она непогоды-засухи, всегда была доброй, как завещали деды-отцы. Михаилу Иларионовичу спасибо, он новый клевер от погибели уберег, семена у нас будут, каждое поле через клевер пропустим, навозу внесем сколько надо. Так что, общими усилиями…

— За деревню скажи, за деревню! — Дьяконову все казалось мало.

— А чего о ней говорить? — Митя пожал плечами. — Что назвали Лужки неперспективными? Так это не от ума. Вот Поповка — это да, всю пятилетку мертвая простояла, ни горсти зерна оттуда не получили. А почто? Приложили руки, Архип поработал в родном своем месте, и на тот год возьмем с заречного поля сто тонн зерна, прокормим сколько-то людей. Нашему району посмотреть бы по другим деревням да оживить их земли, глядишь, там сотня тонн, там полторы, две, вот и еще один городок с нашего обеспечения сыт будет. По Сибири их, городков-то новых, много понастроили!

— Примем к сведению, Иван Иванович? — Глебов повернулся к Румянцеву.

Тот сдержанно кивнул.

— Я вот что добавлю, товарищи члены бюро, — Дьяконов руку к ним протянул и сам поднялся. — Давайте уговоримся: за эту зиму — дорогу и паро́м сделать на Поповку, склад зерна и скотный двор в Лужках — это перво-наперво. И договор со звеном Зайцева уже не на год, а на десять лет, а то и больше. Чтобы твердый план по урожаям, по продаже, премию за урожай и все такое, чтобы без недоразумениев. Оформим юридически для спокойной работы людям.

— Не только с одним звеном, а со всеми, которые есть в районе, — с готовностью подтвердил Глебов. — У нас их уже восемь, разных, конечно, но начало положено, ваше звено — лидер, по нему другие будут равняться. Мы окажем всяческую помощь, пусть это станет главной заботой для всех учреждений. Новая форма организации труда оказалась практически лучшей формой. Смотрите, что в этом году. Звену начислено премиальных за урожай и мясо двадцать шесть тысяч рублей, это сверх повременной оплаты. А колхозный чистый доход от продукции звена составил более восьмидесяти тысяч рублей. Вот такие результаты, — и посмотрел не на Зайцева или Савина, а на Румянцева, словно для него говорил, его пытался убедить.

Иван Иванович смотрел куда-то в одну точку. От закрытого лица веяло холодком.

Веня посматривал на отца и вспоминал давние разговоры на эту же тему. Савин-старший и сегодня выглядел озабоченным, если не встревоженным. И, чтобы как-то утихомирить его встревоженность, Веня поднялся и сказал:

— Может быть, я не все понимаю, но мыслю так, что творческая работа привьется. Пройдет молва, и в села из городов потянутся мастеровые люди. Перспектива стать на земле хозяином привлекает, как привлекла она меня с женой, Архипа с семьей. Ни я, ни Архип не жалеем, что переехали жить в деревню. Интересная работа. Ну, а быт мы сами устроим — и не хуже, чем в городе. Лишь бы только прижилась эта форма, отчего-то нет-нет, да и закрадывается сомнение, будто такие звенья — всего-навсего проба. Игра местного значения, результат которой существенно не повлияет на судьбу сельского хозяйства.

— Откуда у вас такие мысли? — удивленно спросил Глебов.