— Из области домыслов, Михаил Иларионович. Будете хорошо спать, когда план выполните. С чистой совестью.
— Уже, Аркадий Сергеевич, — весело встрял председатель. — Вчера. А сегодня погрузили и отправили двадцать тонн сверх того. По обязательству.
— За ту рожь?
— За ту самую. В среднем по колхозу у нас вышло по двадцать два и три десятых. При плане восемнадцать.
— А у Зайцева?
Савин и Дьяконов переглянулись.
— По двадцати шести с половиной. Все зерно из Лужков продано с надбавкой за натуру и сортность. Через сушилку пропущено.
— Значит, огребут денежку?
— Заплатим, что по договору причитается. Но от зерна, скажу вам, доход не велик. Это не Кубань, где можно взять и пятьдесят центнеров. А цена за зерно почти одинакова и для них, и для нас. В неравном мы положении оказываемся, вот в чем дело. Там проще в герои попасть.
— Кубань — тоже Россия.
— Я про Нечерноземье толкую. Против юга нам вдвое за зерно платить надо! Сто лет толкуем об этом — и ни с места! А возьмите картошку? Это что ж, четыре копейки за килограмм. Ведь самая тяжелая работа. И такая низкая оплата. В этом году мы с ней еще намучаемся.
— Поехали в Лужки. — Глебов заметно повеселел, не вслушался в разговор о ценах. Значит, они первыми в районе рассчитались по хлебу. Такой урожай да по всем бы хозяйствам! Как поднялся бы авторитет чуровцев!..
Поля и луга вокруг Глазомойки смотрелись еще по-летнему. На том берегу поднялась темно-зеленая отава, теперь на луг выгоняли бычков. Они и сейчас рассыпались по отаве, голов от травы не подымали. Правее чернела свежая пахота. Там громыхали два гусеничных трактора, ходили навозоразбрасыватели «Сельхозхимии». Возле остатков большого штабеля работал тракторный погрузчик. Мехотряд — зрелище приятное.
Гул мотора доносился и от леса за лужковскими огородами. С той стороны, колыхаясь по неровностям дороги, проплыла к скотнику автомашина, высоко груженная светло-бурыми тюками.
— Последнюю солому прессуем, — пояснил Дьяконов.
— С вашими злополучными колосками? — Глебов повернулся к агроному. Тот развел руками.
— Колоски застукали не здесь, а в третьем звене. Но, честно говоря, не обошлось без потерь и у нас. Сорной травы много поднялось, другого выхода у Зайцева не было. Знаете, что он сказал на этот счет? Хотел бы раз и навсегда отделаться от осота и сурепки на полях с помощью гербицидов. Вот когда он — за химию. Обработать все поля в течение одного сезона — и на долгие годы отказаться от химии, И не будет зеленой каши в бункерах при уборке. А значит, и потерь не будет.
— Он где сегодня?
— Досевает рожь вот за тем лесом. К полдню должен вернуться. Нам еще надо погрузить и отправить в Кудрино клеверный ворох для очистки на «Клейтоне». Семена удались не плохие. Обеспечены клевером. А вот на той делянке за лугом, где пастух, у нас особенный сорт подрастает. Тетраплоид. С будущего года начнем его размножать. Очень урожайный и устойчивый. Через два-три года обеспечим весь район.
Они стояли на бугре, немного сойдя с лужковской улицы. Лианы Бориса Силантьевича на бревенчатых стенах уже поникли. Зато в палисадниках раскрылись белые и сиреневые астры, а кое-где и солнечной желтизны пушистые жарки — последнее напоминание о прошедшем лете. Против дома Савиных Катенька с Борисом и Глебом по очереди качались на качелях и звонко смеялись. От дома Настёны доносились резкие бабьи голоса: вся женская артель сообща убирала на огородах картошку.
— В тех домах живут? — Глебов кивнул на последние два дома, без цветов под окнами.
— Один пустой, — ответил Савин. — А в соседнем поселились Митина теща с младшенькой дочкой. Перебрались из костромской своей деревни. Подумали с Митей: чего им тесниться всем в одной хате, когда есть свободный дом? По согласию, значит. В колхоз их приняли, в звено зачислили, крестьянка работящая, умелая. Корову себе подыскивает. И дочка славная, скоро невеста подрастет, вот и новая семья в Лужках появится.
Михаил Иларионович говорил об этих житейских новостях не без удовольствия. Живут Лужки. И много добра в этом году дадут обществу. Словом, производительный цех колхоза.
Они увидели, как пришел на хоздвор посевной агрегат Зайцева. Значит, сев он закончил. И пошли вниз, чтобы поговорить с ним.
— Поздравить тебя можно, главный мастер. — Глебов крепко пожал руку. — Все посеяно?
— Семьдесят гектаров против тридцати пяти нынешних, — спокойно сказал Митя. — Почти сорок — в Поповке. С этого года там наш филиал. Михаил Иларионовича слово.
— А жителей на филиале все нет!
— Сейчас-то есть. Архип целую неделю живет, готовится и зиму побыть там. Наезжать надо. Огороды пашет и разделывает, края полей от кустов очищает плугом. Большое у него желание восстановить отцовское гнездо! Наверное, правильно делает.
Зайцев посмотрел на часы и вдруг сказал:
— Знаете что? Время к обеду. Пойдемте к нам. — И смущенно добавил: — С женой познакомлю. Вы же сватом были…
— Да! Я ведь и не поздравил вас. Очень рад! Желаю вам обоим счастья и согласия. И скорого прибавления семейства!
— Вы пока тут походите и посмотрите, а я быстренько. Предупредить Ленушку надо.
И скоро-скоро пошел к дому, хлопая голенищами резиновых сапог.
— Его молодая тоже работает? — спросил Глебов.
— Непременно, — ответил Дьяконов. — При таком-то муже… Уже за машины хватается, равенство добывает. Молодость! Я думаю, Аркадий Сергеевич, что такие вот семьи с работящим народом и будут середкой для всех безнарядных звеньев по малым деревням, где есть пашня. Конечно, не городские пенсионеры, которым газеты уже пророчат жить в пустых деревнях и распоряжаться нашей землей, как им сила позволит. Пустые разговоры. Земля — только крестьянам! Мы не собираемся раздавать землю людям со стороны. Даже заводам не отдадим. Это не дело — рассовывать капитал туда-сюда. Конечно, и завод с фабрикой может иметь свое хозяйство, только землю они пускай находят и облагораживают из неудобий, а не нашу готовенькую пристраивают. Земля должна быть у настоящих земледельцев, у колхозов-совхозов, у тех, кто ее обрабатывает, это еще Ленин говорил. Рано или поздно вернутся некоторые из наших механизаторов, кто сбежал во всякие городские тресты и прочее. А не вернутся эти, так из школьников, из пэтэушников отберем толковых, обучим, как обучили вот Васю Тимохина. Новое поколение земледельцев. Им и обживать землю. Правда, забота это большая, прежде всего дороги нужны. Вот на ту же Поповку. И дома новые потребуются. Хранилища для семян, навесы, особливо для картошки…
— Да, картошка, — подхватил Савин. — Она даст нам жару!
Митя вернулся быстро. Успел умыться и переодеться. И с ходу сказал:
— Пока там приготовят, давайте сбегаем на вашей машине, посмотрим картофельное поле. Есть проблема…
Через десять минут газик стоял у кромки побуревшего поля.
Рослая, жирная ботва почти вся лежала, лист наполовину потемнел, и эта темно-бурая шуба на земле, перепутанная и густая, как шерсть на мериносе, выглядела столь мощно и неприступно, что один вид ее внушал уважение: экая могучая!
Митя вошел в рядок, сапогами раздвинул ботву на две стороны и, захватив обеими руками толстые стебли, с трудом выдернул куст. Отряхнув землю, снял клубни, выбрал из ямки оторвавшиеся картофелины и сложил кучкой. Получилось одиннадцать, пять крупных и налитых, остальные помельче. Потянуло свежестью потревоженной земли, горечью паслена.
— Вот она, проблема, — Савин посмотрел на Митю. — Докладывай, хозяин.
— Вчера мы замер сделали, ну, в общем, посчитали кусты. Пятьдесят две тысячи на гектаре. Округлили: пятьдесят. Взвесили два раза по десять гнезд. Получается восемьсот граммов с куста.
И умолк. Пусть сами прикинут.
— Это что же получается, мужики? Четыреста центнеров на гектаре? — Глебов, еще не веря себе, поочередно посмотрел на каждого из своих спутников.
— А у нас здесь тридцать гектаров, — напомнил Савин. — Одна тысяча двести тонн клубней в земле. Из них пойдет в бурты на семена сто двадцать тонн, столько же мелочи для скотины, а около тысячи тонн вывозить надо, Аркадий Сергеевич. По расчетам, на уборку одного такого гектара требуется пятнадцать — семнадцать человек. При комбайне. А если копалкой, то около тридцати. Срок — двадцать дней. Значит, надо полста рабочих ежедневно, не меньше тысячи сеток или мешков, чтобы отгружать за день по десять полномерных машин.
