— Тогда о кормах. Что там?
— Луг скосили. Последние копешки стогуют. Будет план по сену, по сочным и обезвоженным. У нас пополнение, Аркадий Сергеевич. Сынок к Михаилу Иларионовичу прибыл, наш бывший механик. Они с Лапиным и воскресили этот подборщик, мы его только-только из Лужков перебросили. И супруга евонная приехала. Учительша. Он в колхоз просится, в звено, значит. Теперь мы Поповку подстегнем Зайцеву. Дорогу туда проектируем, к Семеновскому с поклоном собираюсь. Там через реку напрямую, только паром наладить. И вот она — деревня!
— Поехали в Лужки, — сказал Глебов, загораясь.
Вышли сразу за плотиной и прошли пешком по лужковской улице. Аркадий Сергеевич все засматривался на расцвеченные дома с открытыми окнами. Как это просто — сделать свою деревню краше без указки! Без лишних разговоров, смет и согласований. Просто с хорошими, добрыми чувствами, по велению души.
Остановились на бугре. На лугу травы не было. У берега уже выросла длинная скирда. Возле второй сновал стогомет, подавая кипы сена. Наверху распоряжался Силантий с сыном. Второй трактор с подборщиком подхватывал очередную копну и тащил ее к стогомету. Две женщины подгребали остатки сена и забрасывали на соседнюю копну. По всему лугу оставалось не больше полусотни копен. Ни криков, ни нервного напряжения, какое без особой надобности умеют устраивать ретивые командиры.
— Где Зайцев? — спросил Глебов.
— На стогомете, — сказал председатель. — А его напарник Архип Тяжелов у навеса, где пирамида из тюков. Правда, сыроватые тюки, будем подсушивать. Савин-младший поехал в свою бывшую контору, может, достанет по знакомству еще мотор с вентилятором. Только так можно готовить сено, не до конца просушенное.
— Я вижу, нам тут делать нечего, — не без удовольствия сказал Глебов. — Был бы везде такой порядок… Слушай, — он обратился к Дьяконову, — а где та Поповка, о которой ты говорил? Далеко ли?
— Аж там! — И Сергей Иванович показал за поле и за речку. — Четыре километра отсюдова. Завтра отправим на разведку Архипа, он последним покинул деревню. Там и родился.
— Ну что он один усмотрит? Может, тебе и самому съездить? Сразу и решишь, что к чему, есть ли смысл и все такое.
— Мы с Савиным были. И решили уже. Архип дорогу осмотрит. Для машин.
И, еще раз оглядев луг с копнами, от которых тянулись длинные тени, пошел по деревенской улице, откровенно любуясь на красочные дома еще недавно «неперспективной» деревушки.
На другой день сперва в райцентре, потом по деревням стали сказывать, какое громогласное и разгромное бюро состоялось минувшим вечером. Семеновский заработал строгий выговор за нарушение партийной дисциплины. Не понял важности хлебной проблемы, отказался строить подъезд к элеватору. Пришлось ему звонить и плакаться своему начальству. И тогда это начальство догадалось наконец, что негоже ставить палки в колеса уборочным делам, дало указание временно опять колонну машин с постройки дороги в область и отправить ее на хлебный объект к элеватору.
Аркадий Сергеевич разговаривал резко, однако вежливо. Помнил наставления, полученные в обкоме, понимал, что делает все же по-своему. И успокаивал себя: другого выхода у него не было!
Перепало и руководителю межколхозстроя. «Стружку» с него снимали мучительно долго. Ночной порой возвращался он в свой поселок, уныло размышляя о правах и возможностях. И чего сразу не взялся за эти навесы?..
Вышагивая по Чурову к своей квартире, Глебов не ощущал ни малейшего удовлетворения от только что содеянного. Как это вообще случилось в нашей жизни, что приходится понуждать людей делать самую что ни на есть нужнейшую работу в деревне? Понуждение казалось ему излишним в нормальном ходе жизни. И тем не менее… Вот и опять вспомнилось настойчивое предложение Суровцева — договориться с этими товарищами по-хорошему. Не мог сделать. Не сумел!
И все-таки, отужинав в одиночестве, Аркадий Сергеевич придвинул к себе телефон и попросил соединить его с главным инженером межколхозстроя, которого потрепал еще в первой схватке с посредниками. Услышав знакомый голос, сказал по-приятельски:
— Привет, рыбацкий старшина! Жив-здоров? А что твой шеф? Расстроен? Ну-ну, пусть подумает. Как ты насчет рыбалки? Завтра вечером, например. На озере, конечно. Возражений нет? Тогда я часов в семь позвоню, ладно?
Конечно, своеобразное примирение, но все же…
Он не знал, что рядом с инженером в эти минуты сидел начальник межколхозстроя, который только что гневно обрушивал на голову Глебова поток самых обидных выражений.
После звонка они минут пять озадаченно смотрели друг на друга, силясь понять, что кроется за этим приятельским звонком? Какой дипломатический ход?.. Готов на примирение? А на каких условиях?
В этот же вечер Сергей Иванович нашел Савина и передал ему разговор с Глебовым. Михаил Иларионович приехал в Лужки поздно, но Митю встретил и спросил, не может ли он отпустить Архипа и Васю. Все-таки разведка, да и Васе нелишне увидеть новые земли. Митя согласился. На один день можно.
В звене еще оставались две смирные лошадки и старое седло. Иной раз, если сестра Потифора Кирилловича прибаливала, он сам приводил одну из лошадок к бревну возле сарая, взваливал седло и ухитрялся подтянуть подпруги, после чего забирался на коня и обретал добавочную подвижность при своем стаде. Теперь лошадям предстояло отправиться в Поповку.
— Значит, так, — Митя наставлял Архипа. — Ты высматривай дорогу для тяжелого трактора, ему первому придется идти. Там не поле, а лес, поди, вырос. Промерь, глубока ли Званя у брода. Прикинь, много ли корчевать. Или тяжелыми дисками можно порезать кустарники? Ну, и все остальное, сам знаешь.
Зина проявила неожиданно деятельное внимание к этой поездке. Наготовила для Архипа и Васи разной еды, чем удивила и родителей, и самого Архипа. Попросила у отца, чтобы дал Архипу ружье, и тот без слов принес двустволку и патроны.
— Обернись скорей, — сказала Зина, провожая мужа.
Архип выглядел взволнованным. Казалось ему, что готовился идти на очень серьезное дело, что от него зависело, быть или не быть родимой деревне. Какая она нынче?..
Они с Васей спустились к устью Глазомойки до Звани. И тут, осмотревши старые приметы, Архип определил брод. Лошадь заупрямилась, ни в какую не захотела войти в темную, лесного настоя воду. Он матюкнулся и слез. Скинул сапоги, брюки, остался при рубахе и в австрийской шляпе, которую все еще носил. Вот так и вошел в реку, потянув за собой коня. Под ногами ощущался твердый песок, глубже пошел скользкий ил, но выносная коса доходила почти до другого берега и только на стрежне у берега уходила глубже, так что Архип несколько раз ахнул и задрал рубаху к самому горлу. Но тут же сделалось мельче и тверже, берег оказался не крут, выходили они легко. Он подумал, что колесный МТЗ, если вброд, захлебнется, тогда как тяжелый «Т-150» пройдет легко, поскольку мотор у него много выше.
Тропа от реки к поповскому полю заросла, Архип так и не нашел ее. Поехали левей, краем соснового бора, по песку. Грибов тут высыпало несчетно, особенно на опушке. Так и тянуло остановиться и нарезать боровиков для варева.
К полю вышли неожиданно скоро, как раз на угол пашни. Бывало, отсюда вся Поповка, стоявшая ниже, смотрелась как на ладони. Но теперь на поле выросли березы, ольха, само поле казалось недавней вырубкой, захламленной и неряшливой. Ростом метров до четырех, деревца стояли где кучно, где редко, Поповку маскировали, словно ее тут и не было. Глушь. Только вдали, над другим краем леса просматривались верхушки мачт высоковольтной линии. Она шла на Чурово и дальше, вниз по Звани.
— Вареными грибами пахнет, — сказал Вася.
— И правда будто грибами… — Архип заколотил каблуками по бокам своей коняки.
В центре поля деревца стояли реже, были меньше ростом, но кустистее. Случались и открытые, щучкой заросшие места. С поляны они увидели сперва дымок, а потом и крышу черного дома, крайнего справа. Наследственный дом Тяжеловых. Архип решительно стащил с плеча ружье и зарядил. Это что же тут за народ появился без разрешения?
