При всех весьма обоснованных рассуждениях как-то забывался сам метод составления планов, о которых проявлялась такая забота. Планировали на разных уровнях, начиная с низового. Если колхоз или совхоз позволял себе затребовать все необходимое, то уже в районе эти цифры снижали, чтобы в облплане над ними не посмеялись: ишь чего захотели! Рядовые земледельцы, более других осведомленные о том, что можно или нельзя, участия в таких переменах не принимали. Этак никогда не уложишься в сроки! И так вечно времени недоставало.

В сущности, планы обретали законченность чаще всего на областном уровне. Начинали со средних, уже достигнутых показателей, обобщали их и увеличивали на десять — тридцать процентов за счет роста производительности труда; возможно, так и надо. Но учитывать реальность тоже обязательно. Ведь рост производства невозможен без роста материальной обеспеченности, без рабочих рук и механизмов. Вот эта часть планов оставалась на «как-нибудь». «Как-нибудь» оборачивалось неубранным урожаем и потерями.

Чуровскому району план «корректировали» без учета огромного урона в людях и непредвиденного сокращения численности скота после ухода людей из «неперспективных» деревень. О фактической площади пашни вообще помалкивали, считая и заросшие кустарником земли все еще родящими. Если разговор шел о строительстве жилья на селе, то здесь все дружно соглашались: надо, надо! Но в план втискивали третью или четвертую часть потребности, надеясь на строительство домов силами самих колхозников. А психология их успела измениться, многие начисто забыли — как это строить дом на свои кровные?.. Мы нужны тебе, председатель? Нужны! Вот и обеспечь жильем. Не можешь? А в городе могут. На фабриках и заводах так и говорят: поработаешь год-два, получишь благоустроенную квартиру с горячей водой и со всеми прочими удобствами. В городах строят намного больше! Когда в деревнях прибавляется одна квартира, в городе — пять. Сам этот факт воспринимается как приглашение покинуть деревню с ее постоянными недостатками и перебраться в город. Что и делается — пусть и с плачем, и с болью в душе.

Большие деньги, выделенные для улучшения земли в Нечерноземье и для обеспеченной жизни сел и деревень около земли, незаметно растеклись по фондам крупных министерств, новых ведомств, НИИ и трестов, которые обосновались в городах. Тридцать пять миллиардов рублей на десятое пятилетие! Далеко не все эти деньги пошли для улучшения земли, еще меньше — на обновление деревни. Зато новые и старые конторы не оказались обиженными. Они получили свое. Для самоутверждения, для внутриведомственного аппарата, для жилья. Для кабинетов с селекторной связью и двойными дверями, за которыми, надо полагать, никаких государственных тайн не обсуждалось. Для оплаты возросшего аппарата, командировок, поисков и находок в сельской науке. Только вот дорог в Нечерноземье по-прежнему строили мало и строили плохо, на живую нитку. И землю улучшали далеко не лучшим образом. Денег на землю как-то все время не хватало. Много средств уходило на крупные животноводческие комплексы.

Так и получилось, что нужды самих земледельцев и деревень, в которых жили эти самые нужные люди, отошли на второй план. Не по злому умыслу, конечно, а как-то само собой. И в то же время посреднические конторы стали набирать себе рабочих и служащих опять же в деревнях, предлагая лучшие условия и заработок. Бывшие колхозники потянулись к ним. И на колхозных машинах уже некому было работать.

И вот — это происшествие в дальнем Чуровском районе, где совсем неожиданно райком вдруг попытался взять в свои руки, а точнее, передать колхозам и совхозам все то, что из них было под разными предлогами выбрано.

Ну уж нет!

Позволить однажды разделить командование между посредниками и районными властями значит лишиться самостоятельности, столь сладкой и необходимой в каждом уважающем себя учреждении. И как раз в пору, когда все шло к усилению роли посредников и их руководства в делах сельского хозяйства. Есть из-за чего побороться!

Глебов понимал, что усложняет себе жизнь. Тут ничего не поделаешь, приходится идти и на это. Под угрозой урожай. Недостает то одного, то другого. И времени для крупных перемен — в обрез. Вот у него и остался один выход из трудного положения: в партийном порядке обязать все посреднические конторы района прямо участвовать в уборке урожая. Пусть и в ущерб их планам.

…Он приехал к Суровцеву, секретарю обкома по сельскому хозяйству, к тому самому, еще не старому и опытному человеку, который в свое время и благословил его на работу в Чуровский райком.

Человек с едва заметной сединой на висках, несколько порывистый и быстроглазый, Суровцев еще недавно сам работал на такой же должности и в похожем районе. Он все знал. Он понимал состояние и поступок Глебова, духовно, так сказать, одобрял его, хотя и сомневался — правильно ли действовать подобными, партизанскими способами. Ему казалось, что Глебов избрал не лучший путь. А какой — лучший?.. Словом, чуровского секретаря требовалось поправить.

Это мнение утвердилось после того, как первый секретарь, отвечая на десятки звонков из Москвы и беседуя с глазу на глаз с ответственными командированными, уже составил себе представление о чуровском происшествии. В разговоре с Суровцевым он иронично, но без раздражения назвал Глебова «великим реформатором». Что за подобным выражением?..

Пожимая руку Глебова, Суровцев выразился в том же ироническом духе:

— Здравствуй, здравствуй, великий реформатор! Надеюсь, ты в добром настроении и при здоровье. Садись. И расскажи, пожалуйста, как ты в нынешних экстремальных условиях намерен убирать хлеб и карма. Сводка из района не очень утешительна.

Слова «великий реформатор» насторожили Глебова. Он осторожно сел сбоку стола и как можно спокойней заметил:

— Откуда ей быть утешительной, этой сводке, если мы никак не сведем концы с концами?

— Концы чего и с чем?

— Объемы работ с рабочей силой, со снабжением и уровнем механизации.

— Так было, так есть и еще какое-то время будет, — быстро перебил его Суровцев. — Если бы все концы сходились сами собой, нам не осталось бы работы. Только аплодировать да раздавать грамоты за практические успехи. Сплошной праздник.

— К сожалению, трудности возросли. Вот я и решил собрать все ресурсы в один кулак. И вижу оценку: уже реформатор. С ироническим, как понимаю, подтекстом. Условия в этом году действительно сложные, вы это знаете. Зерновые в сорняках, много хлеба полегло, картошку в низинах затопило. И сенокос начался с опозданием, людей по-прежнему мало.

— А шефы?

— Это далеко не мед. Конечно, какая-то подмога. Но не та. Десяток служащих я с легким сердцем готов поменять на одного толкового механизатора. У земли и на фермах должны быть постоянные хозяева, а не работнички, которые только на часы посматривают.

Суровцев помолчал и вдруг спросил:

— Расскажи, пожалуйста, как ты собираешь силы в один кулак? Нам тут все телефоны оборвали. Иной раз приходится говорить с такими товарищами, что трубку возьмешь, тут же встать хочется.

Глебов рассказал. И немедленно получил оценку своим действиям:

— Смело пошел, ничего не скажешь. И, наверное, отдача есть. Или никак не раскачаются, ждут указаний по своей линии? Увы, ты поставил под сомнение уже сложившиеся отношения в хозяйственном аппарате. Последствия от этого могут оказаться тяжелыми. Не для тебя. Для дела. Ты не все учел. Так называемые посредники правы. Ты поставил их в труднейшее положение. Теперь они все свои недоработки будут валить на райком, который спутал им все карты, вот в чем дело. И не спросишь с них!

— Другого выхода я не нашел.

— Так уж и не нашел? Так вот, чтобы ты понял все это, попробуй стать на место посредников. Уж раз приехал, пройдись в областную плановую комиссию, в две-три областные конторы, где техника, химия, строительство. В Управление сельским хозяйством, конечно. Выслушай их, попробуй убедить в удаче своего предприятия. А потом приходи ко мне. Мы потолкуем, как можно выбраться из созданного тобой положения без потерь морального плана.