Не очень это лестное для людей качество, но — увы! — далеко не редкостное. Словом, все сделали вид, будто ничего особенного не произошло, хотя в душе у многих затеплилось и укрепилось уважение к человеку, который не побоялся высказаться ради общего дела, пусть и в ущерб себе. И к другому человеку, который не счел нужным опровергать, громить или прибегнуть к немедленным оргвыводам.
Опыт, приобретенный Глебовым, и, быть может, прирожденный такт подсказали ему, как воспринимать подобную неожиданность. Он сделал вид, будто не заметил среди других выступлений и самобытное, савинское, не стал критиковать агронома. Более того, удержал от такого поползновения председателя райсовета, который совсем было собрался на трибуну с готовыми формулировками. Поступи Глебов иначе, выскажи раздражение, неудовольствие, как много потерял бы он во мнении людей, с которыми ему работать!
Аркадий Сергеевич мог, конечно, и похвалить колхозного агронома, разделить с ним в какой-то мере новаторский взгляд, припомнив в первую очередь опыт звеньевой организации труда в Лужках, тем более что он сам пригласил Савина выступить. Но секретарь райкома знал, что после всенародных слов одобрения нужны такие же громкие дела, конкретная помощь — именно все то, что было сердцевиной выступления Савина. Этой помощи дать своим хозяйствам район сегодня не мог. У руководителей его просто-напросто ничего для такой помощи не имелось. Права для руководства были. Существовали еще обязанности. Для этого они использовали в полной мере убеждение, попытку как можно лучше организовать труд, были средства наказания, призывы к действиям. Впрочем, как работать и действовать — это и без Глебова в районе знали хорошо. Даже лучше, чем он, поскольку все или почти все директора, председатели, бригадиры родились на этой земле, выросли в деревне. Правда, от многолетней практики, что ли, к словам они относились не так серьезно, как к самой работе. Земледелие всегда и всюду держалось не на призывах, а на труде. К самым красочным призывам здесь успели попривыкнуть в силу множественности таких призывов. Поток обкатанных слов принимается уже без особенных усилий, как звуки пересвиста в лесу, как гул проходящих машин. Совсем другое дело, когда земледелец не только слышит о новой машине, но и получает ее. Вот тогда настоящая радость, искреннее желание сделать больше других и лучше других. Напротив, даже незначительный сбой в снабжении при бодрых словах порождает уныние, ослабляет желание земледельца к труду. Если эти сбои повторяются регулярно, то у самого хорошего руководителя заводится бацилла равнодушия.
По этой причине крестьянин всегда окружал себя в хозяйстве заранее продуманными приспособлениями, инструментом, машинами, кормами для скотины. Когда все под рукой, тогда и работается легко и спокойно. Пахать, не имея при себе запасного лемеха; сеять, не ведая, хватит ли семян; молотить скошенное, не приготовив крышу для зерна; завести скотину и не припасти для нее корма на зиму — все это просто немыслимое дело для хозяина. Ненаучная фантастика! Если такое случалось, то хозяин, позволительно сказать, вылетал в трубу.
Когда организовали колхозы и совхозы и деревня пошла по нехоженой дороге, даже и тогда, в первые годы некоторой растерянности перед новой формой жизни, не отошли от завещанного отцами правила: все иметь под рукой для задуманной работы. На бога надейся, а сам не плошай. Слово «хозяйствовать» при любых обстоятельствах означало управлять, распоряжаться порядком, обзаводиться, собирать. На том стоял и будет стоять каждый двор и каждый колхоз.
Собственно, и районы были созданы главным образом для всяческой помощи хозяйствам, для лучшей их работы, для порядка в них.
Но в последние десятилетия сельские районы заполнялись новыми хозяйственными учреждениями — все с приставками «рай»: райсельхозтехника, райдорстрой, райминсельхозстрой, райводхоз, районная передвижная колонна Нечерноземводстроя, райсельхозхимия. Все они выступают помощниками для колхозов и совхозов. Поэтому их стали называть посредниками. Естественно, посредниками между деревней и могучими министерствами и комитетами от индустрии, создающей материальную основу для научно-технической революции в деревне.
Снабжение посредников часто шло в обход районного руководства — через тресты, объединения и областные управления. Формально согласовывали планы посредничества с районами, но при общей ограниченности средств и постоянном дефиците самого насущного для строек и земли эти планы постоянно переделывались, и не обязательно в интересах села. Просят строить дорогу к ферме — строят асфальт к поселку самого посредника. Надо поставить ферму с навозохранилищем — строят комплекс без кормового поля и хранилища. Просили продать колхозу легкие луговые комбайны — получали восьмитонного веса самоходные силосоуборщики. Деревня планировала строить деревянные дома с удобствами — возводили каменные пятиэтажки.
Происходило это не по злой воле посредников, не по бездарности снабженцев. Распределяли колхозам то, что под рукой, строили то, что строителям было выгодней, ведь проекты выбирали не колхозные специалисты, а сами строители.
Ощутив вкус власти, посредники прежде всего позаботились об удобствах и благополучии для себя. Они возвели поселки своим работающим и служащим — часто за забором. Они складывали свои годовые планы так, чтобы выполнить их при любых обстоятельствах. И выполняли, поскольку никоим образом эти планы и заработки не зависели от урожая и дел на ферме. Хоть половину урожая уберут в колхозе к зиме — ихние показатели в ажуре, есть прибыль, есть премия и все такое.
Посредники поднялись выше колхозов и совхозов. И посматривали на них свысока, продолжая переманивать к себе удобствами жизни и заработками последних деревенских механизаторов. Создатели хлеба и молока сделались надоедливыми просителями тех, у кого и машины, и специалисты, и материалы. Приезжая к посреднику, колхозный механик или строитель еще у крылечка стаскивал с головы шапку. А в грузовичке у него под оберемком соломы стоял ящик кое с чем. Для задабривания…
Отдадим должное районным учреждениям: они довольно часто конфликтовали с посредниками. Требовали, грозили, писали, выступали на совещаниях, поскольку знали, что нужно для села, когда и сколько чего нужно. Но фонды опять же выделяли не по требованиям, а по наличию, куда как меньше, чем надо. Какие споры разгорались, когда делили между хозяйствами резину или строительный материал, минералку или технику!..
Руководители посреднических учреждений, которые жили в районе, не могли не считаться с мнением райсовета, тем более райкома. Их личные дела лежали в райкомовских сейфах. Отсюда можно было схлопотать выговор или наказание покрепче, даже лишиться доверия руководить. Спасительный громоотвод существовал выше — в тресте, главке, министерстве, откуда присылали фонды и, не видя полей, ферм, строго следили за цифрой. Если район требовал от их низового руководителя работу выше плана или вообще без плана, такой руководитель просил защиты и получал ее. Прямая подчиненность по административной и хозяйственной линиям обеспечивала районному посреднику спасительную подмогу в критические моменты деятельности.
С проблемой разобщенности средств, сил и дефицитных фондов Глебов столкнулся в первые дни секретарской работы. Он попытался взять в свои руки фонды материалов и машин, право менять планы в интересах хозяйства и во времени. У него это не получилось. Заведенная машина двигалась своим путем. И он отступился. А после актива, когда агроном Савин подлил масла в огонь, высказавшись о неповоротливых посредниках и странной зависимости от них, Глебов загорелся вновь. Сколько же можно? И где выход, особенно в этом трудном году? Он успел побывать — и не однажды! — в районной конторе «Сельхозтехники», межколхозстрое, в поселке сельстроя, на базе дорожников, в «Сельхозхимии», у мелиораторов, лесников, в автоколонне, рыбхозе. Смотрел, слушал, спрашивал. И возмущался! Как далеко отошли посредники от главного дела, как наловчились составлять свои планы, даже заранее учитывали в штатном расписании шефскую помощь при уборке и сенокосе… Объекты для приложения сил оказывались самыми выгодными для посредника, хотя и не являлись такими для хозяйства, которому оказывалась услуга; строили, к примеру, дорогу, где им не мешало болото или река; осушали поле, где не было леса и камней; возводили что пограндиозней, лучше комплекс, чем полусотня жилых домов; лесники рубили лес для сплава на север и не продавали ни одного бревна соседнему колхозу. Словом, бойко трудились, нацелившись на прибыль, которая была записана в плане. Эти прибыли оказывались немалыми и в том случае, если у заказчика случался полный провал. И деньги, отпущенные государством для колхозов, частично возвращались в банк, создавая вместо ценностей иллюзию труда.
