Евтимов даже не улыбнулся. Он был недоволен не только комнатой. С первого же дня он чувствовал себя униженным, жалел, что согласился приехать, не находил себе места. Молодые не знали его, даже не слышали его имени, а главный инженер встретил довольно холодно. Траяна назначили ответственным за туннель, и его непосредственным начальником стал Тошков.

В первую неделю он не поехал в Софию. Не хотелось показывать Доре и родственникам свое разочарование. Сейчас же начнут причитать: «Сколько раз мы тебе говорили!» Но ведь еще в Софии он представлял, что ждет его здесь, почему же согласился?

Разочарование его возросло, когда он побывал в туннеле. Первые метры были широкие, забетонированные, приятно посмотреть. Но чем глубже он забирался, тем беспорядочнее все становилось. Бетонированный свод кончался где-то на пятидесятых метрах, проходка шла еще метров на сто. Расширение было сделано только в отдельных местах, и то не полностью. В забое не было погрузочной машины. Грузчики отгребали породу лопатами и насыпали в вагонетки. Сверла — старые, изношенные, ломались, как спички. Компрессоры работали плохо, и приток воздуха то и дело прекращался.

Зато, увидев в первый раз котлован, Траян не мог сдержать волнения. Именно здесь двадцать лет назад он сделал начальную пробу. Впрочем, теперь он уже не радовался, что его предвидение оказалось правильным и после многочисленных изысканий другие решили строить на том же самом месте (только ось плотины была несколькими метрами глубже, чем в его проекте). Горечь и обида не проходили — никто не пришел за ним, никто даже не сказал: «Вот, строим там, где двадцать лет назад начинал инженер Евтимов, который первый решил использовать эту реку».

Веселая болтовня Весо, его беспрестанные восторги еще больше раздражали Траяна. К Младену он относился с предубеждением и некоторым недоверием. Ему казалось странным, что молодежь высоко ставит Зарева. Что он такого сделал, чем заслужил это внимание?

Траян вспомнил, как проходил практику на подобном строительстве в Германии. Там все было подготовлено заранее: башенные краны, экскаваторы, транспортеры и узкоколейка для дрезины. Когда начали стройку, не было суеты и спешки — все шло спокойно, методично, слаженно. Но в то же время здесь, на этом строительстве, несмотря на все ошибки, недостатки, неразбериху, Евтимов увидел нечто такое, чего не было там: веру, искания, творческое горение. Противоречивые чувства обуревали Траяна. Это беспокойство, эти искания постепенно захватили всех. Они стали близки и ему. То он был счастлив, что находится на строительстве, то недоволен, что нашел тут не то, что искал, то снова загорался энтузиазмом.

Грузный светловолосый мужчина в зеленоватой брезентовой спецовке подошел к Младену:

— Так дело не пойдет. Мы уходим.

— Как это уходите, Момчил? Кто уходит?

— Все. Вся наша бригада. Чего тут торчать? Целый день слоняемся без дела. А мы сюда приехали, чтобы заработать кое-что, зачем же еще?

— А не затем, чтобы построить водохранилище? — язвительно сказал Евтимов.

Момчил сердито глянул на Траяна:

— Найдутся и без нас, кому простаивать без толку.

— Нам что требуется? Побольше работы, побольше денег, — примирительно отозвался кто-то из подошедших вслед за Момчилом людей. — Цемента нет, вот в чем загвоздка. А как говорится, нет муки — нет и хлеба.

Весо нахмурился:

— Что ж, никто не держит. Уйдешь — другой бригадиром станет, только и всего.

Весо еще не знал, что Момчила не так-то легко запугать. Вот и сейчас тот медленно заговорил своим густым басом:

— Я за собой никого не тяну. Сами уйдут. Я их сюда привел. Обманул, значит. Бросили дом и родное село, а что вышло? Здешние могут и с такой зарплатой. С собой еду приносят, вечером домой идут, еще у себя кое-что сделают. Да только как они работают? С нами их разве можно равнять?

В этом — ничего не скажешь — Момчил был прав. Его бригада и в самом деле первая. Все ловкие, умелые. Момчил кончит смену — не спешит уходить, а смотрит, как работают другие, расспрашивает. Нравится ему работа бетонщиков. Да и заработать можно побольше. А землю копать невелика премудрость, это и в селе можно. Бетонщиком быть потруднее, тут есть чему поучиться.

Они стояли под башенным краном и не заметили, как в окошке кабины показалась красная косынка — Таня прислушивалась к спору. Ловко, как белка, она спустилась на землю и остановилась прямо перед Момчилом. Богатырь с высоты своего роста смотрел на маленькую девушку. Но теперь Таня уже не боялась его.

— Эх, Момчил, — полушутя, полусерьезно начала она, — не ожидала я от тебя этого. Уходите, да? А кому же я буду завтра читать? Осталось две главы, а я обещала ребятам начать новую книгу. Мало вам платят, бедным? Два дня меньше получали — и уж расхныкались! А те люди, о которых мы читали, которыми ты сам восхищался, они о зарплате думали или о стройке? Да и у тебя в бригаде не все, я уверена, думают, как ты. Петр жизни не щадил ради народной власти, он разве уйдет с тобой? Ни Тодор, ни Дурхан, ни даже Недко не пойдут за тобой. Через два дня закончат площадку. А кому я стану бетон подавать?

Траян Евтимов был принципиально против участия женщин в строительстве. «Не по ним это тяжелое дело, ведь только и умеют, что кружить парням головы». Но эта девушка, кажется, совсем не похожа на других.

— Когда мы с Таней в одной смене, — сказал Момчил совсем иным тоном, — то всегда норму перевыполняем. Хорошо работает, быстро и точно бетон подает. Если, как ты говоришь, площадку закончат и если мы в одной смене с тобой будем, тогда останемся.

— Не беспокойся, Момчил, работа наладится, — вмешался Младен.

— Что тут наладится… Сегодня и сорока ковшей не уложили.

— Сам знаешь, с материалом плохо. Ни бревен, ни досок для опалубки. Только сегодня наконец-то достал материал. Кончат завтра площадку — укладывай бетон сколько хочешь. Сейчас опять иду с Сиджимковым ругаться из-за цемента.

Рабочие разошлись. Младен и Траян снова остались одни.

— Да, не раз тут еще вспомнишь великолепных рабочих, с какими мне довелось иметь дело в Германии, — аккуратных, знающих, исполнительных, — задумчиво проговорил Евтимов.

— Значит, раз сейчас нет тут немцев, что же сидеть сложа руки? — возразил Младен. — Создадим новые, свои кадры!..

— Я знаю одно: пока у нас не вырастут настоящие рабочие, сознательные и опытные, сколько вреда может быть нанесено!

— А у нас они уже есть! Они здесь, на стройке выросли. Прекрасные строители! Вот взять хоть Момчила. Он здесь выучился на бетонщика и стал работать даже лучше бригадира из другой смены — старого опытного мастера. Завтра Весо договорится насчет курсов машинистов. И на вас тоже рассчитываем. Парторг разве не говорил с вами об этом?

Евтимов пробормотал что-то вроде: «Пусть занимается партийной работой. Нечего ему в мои дела вмешиваться». Но тут же заговорил с Младеном спокойнее. Напомнил ему, что, раз нет площадки, лучше пока работать в две смены на укладке бетона, а третья пусть готовит материалы и ремонтирует механизмы, чтобы потом не пришлось простаивать.

— Я не согласен с мнением инженера Тошкова, — продолжал Евтимов. — Надо хотя бы на месяц прекратить работы в туннеле, организовать по-новому все, и прежде всего транспорт. Пока не исправим главного, я не начну. На трассе туннеля плохо изучены геологические условия — отсюда и постоянные неожиданности. Проектировщики все-таки много нам хлопот создали.

Проектировщики — это Ольга. Младен тоже мысленно перенесся в город, но думал не об Ольге. Он испуганно взглянул на часы. Так и есть, пропустил последний автобус, а Лиляна ждет. Она звонила, что взяла билеты в оперу. А он сейчас все еще здесь, вместо того чтобы быть с нею, вдыхать легкий запах цветов, идущий от ее волос, от всего ее тела.

Хоть бы оставили его в покое, дали помечтать. Но чей-то грубый голос уже зовет, врывается в грезы, и вместо театрального зала, залитого светом, перед Младеном свежеоструганные доски, люди в ватниках и куртках, вбивающие огромные гвозди. Скрежещут пилы, они словно вгрызаются ему в голову: глупец, глупец, глупец.