Петрун ничего не мог возразить. В душе он был согласен с Георги, но в то же время начал понимать, что и строительство, вроде бы, ничего плохого не сулит. Да и не смел ничего сказать из-за Божурки.
На дороге показался незнакомец — высокий светловолосый крестьянин в шапке, слегка сдвинутой набок. По всему было видно, что он нездешний. Шел он медленно, с любопытством оглядывая незнакомые места. Заметив собеседников, он перешагнул канаву, остановился рядом.
— Вы, братцы, почему тут едите — разве нет на стройке столовой?
— Есть, как не быть, только недавно открылась. Да там подороже выходит. Когда погода хорошая, мы собираемся тут, по-простому: едим, что с собой принесем.
— Так дешевле, — подтвердил Стойне и повернулся к Петруну. — Я вот хочу подкопить немного деньжонок — купить меньшому сынишке зимнее пальто. В магазине нашем очень хорошие видел…
Незнакомец подсел к ним, протянул каждому свою могучую руку, представился. Зовут его Момчил. Он приехал из Северной Болгарии: услыхал о водохранилище и захотел своими глазами увидеть, что это такое, поработать с месяц на большом строительстве. Расспрашивал Момчил обо всем: как с жильем, с питанием, с оплатой. Если хорошо платят, может привести своих односельчан — целую бригаду.
«Ишь ты, — подумал Петрун. — Наши говорят: не надо работать, тогда не построят водохранилище, а этот вон откуда — с севера приехал и еще других хочет привести. Выходит, и без нас обойдутся…»
— Заработать кое-что можно, — говорил Момчилу Георги. — Отчего же не заработать? И мы тут за этим же. Но все зависит от того, чем заниматься. Проходчики хорошие деньги получают. И бетонщики тоже. А мы — землекопы.
— Да и я тоже землекоп, — ответил здоровяк и улыбнулся. — Что я в этом бетоне понимаю? В глаза его сроду не видал. Крестьянин, он, известно, к земле привык. Нам подавай лопату в руки.
Подходило время смены. Ложки и хлеб убрали в торбы, вместе с приезжим вышли на дорогу. Там над кюветом нагнулся дедушка Гьоне — старательно расчищал его.
Увидев односельчан, старик посторонился, давая им пройти. Рядом с Момчилом он, и без того маленький, казалось, сразу стал еще меньше. Поэтому все разом захохотали, когда Момчил споткнулся и, чтобы не упасть, ухватился за дедушку Гьоне.
— Вы только посмотрите, — бормотал дедушка Гьоне, — куда побросали сверла и молотки! Да еще щебнем присыпали! Черт ногу сломит… Каждый день вытаскиваю из канавы трубы, колеса, проволоку.
Момчил нагнулся, поднял какую-то железку, принялся ее разглядывать. Стойне, тихий и застенчивый, обрадовался случаю произвести впечатление на этого богатыря и начал ему объяснять:
— Это сверло для перфораторов, которыми работают в забое.
Крепыш смотрел изумленно: перфоратор… забой… Никогда он ничего такого раньше не слыхал. Он был любознателен от природы и обрадовался, что увидит тут много нового. Но главное все-таки — как тут платят. Только за этим он и приехал — подработать деньжонок.
Стойне повел Момчила к инженерам. Младена в конторе не было. Нашли его в котловане. Он гневно кричал на бетонщиков:
— Разве так можно лить цементный раствор! Вы что, не видите? Сантиметров десять земли насыпалось на кладку. Сказано ведь: надо тщательно очищать ее от земли, иначе непрочно получится. Сейчас же снимите верхний слой, да скорее, пока бетон не затвердел.
— А Лазо сказал, чтоб мы быстрей кончали…
Младен заговорил мягче:
— Послушайте, товарищи. Надо, чтобы вам было ясно с самого начала: эта плотина не на день строится, а на сотни лет. И нельзя допускать ни малейшей небрежности.
Младена внимательно слушали. Его любили, ему верили — держался он просто, не то что эти прежние «господа инженеры», частенько сам брал инструмент и показывал, как надо работать. Ну а если иногда и покрикивал, — что ж, дело есть дело.
Лазо молчал, насупившись. Потом лицо его понемногу прояснилось:
— Ну ладно, ребята, напортили мы тут — давайте исправлять.
Стойне ждал конца спора, чтобы поговорить с Младеном. Момчил стоял рядом и наблюдал. Из-за чего шум, он, конечно, не понимал, да к тому же никак не мог отличить инженера от бригадира — такая же телогрейка, такие же резиновые сапоги.
— Кто этот, что распоряжается? — громко спросил Момчил. Стойне смущенно пробормотал что-то.
Младен заметил их, подошел, дружески улыбаясь, подал руку Момчилу. Даже в рукопожатии чувствовалась могучая сила этого крестьянского парня. «Такой может горы своротить», — подумал Младен, отвечая на добродушный, открытый взгляд Момчила. Но когда тот заговорил об оплате, его простое лицо стало суровым. Он долго расспрашивал, какая плата самая маленькая, где разместят бригаду, полагается ли ему как бригадиру прибавка. Слышал он о соревновании и ударниках. Если он станет ударником, будут ли ему больше платить? А нормы какие? Очень ли их трудно перевыполнить?
Сначала Младен с удовольствием подробно отвечал на все вопросы, но под конец прервал парня:
— Слушай, если в вашем селе все такие, то не одну норму в день, а две и три выполните. Приводи свою бригаду…
Младен отправился на бетонный завод, и Момчил, который считал, что не все еще узнал и не обо всем договорился, двинулся следом. Они поднимались по узкой деревянной лесенке, ступеньки под ними скрипели и прогибались. Младен, не оборачиваясь, продолжал:
— Дадим вам новое общежитие. Как раз сейчас заканчивают. И печки привезли — большие, в рост человека, круглые. Такие люди, как ты, нам и требуются…
Молодой инженер хотел рассказать еще о значении строительства, но потом решил, что этого расчетливого парня такими разговорами не тронешь. Пусть приводит свою бригаду. На котловане она будет очень кстати — там дело плохо двигается. Эти люди издалека, может, приживутся здесь. А потом работа наверняка захватит их.
На бетонном заводе на Младена обрушилась целая куча неотложных дел. Он занялся ими и забыл о Момчиле. Поэтому даже удивился, услышав рядом его бас:
— Ну, так как же? С кем мне договориться?
— А, ты все еще здесь! О чем же договариваться? Все ведь уже решили.
— Это от тебя зависит? — колебался Момчил. — Уж очень ты молод с виду.
Младен широко улыбнулся. Теперь он казался еще моложе.
— Да и ты, похоже, не старше меня. Теперь, знаешь ли, молодость в почете. Мир принадлежит молодым, как говорит один чудесный старикан — дедушка Гьоне. Словом, нечего тут долго думать. Если собрался привести людей — приводи. Сегодня четверг. В понедельник утром вы должны быть здесь.
Младен говорил как будто хладнокровно, но в душе с волнением ждал, согласится ли Момчил. От всей фигуры парня веяло силой, спокойствием и упорством. Светлая кожа, русые волосы и брови походили по цвету на скалу. Да и весь он словно был частью этой твердой гранитной глыбы.
Под широким навесом повисла туча мелкой серой пыли. Цемент непрерывно высыпали из мешков, и эта туча становилась все гуще. Трещала бетономешалка. Рабочие с серыми от пыли лицами старались перекричать шум мотора.
Младен издали увидел вишневое кепи Мирко, совсем, впрочем, потерявшее тут свой цвет. Он стоял перед бетономешалкой и проверял дозировку. Мимо него по желобу равномерно текла в вагонетку жирная бетонная масса.
Мирко поздоровался с другом коротким кивком. Младен нагнулся к его уху, прокричал:
— Что тут у вас делается? Бетон неодинаковой густоты идет. Один ковш густой, другой — жидкий.
— Да все дозаторы барахлят, — ответил Мирко. — Вот видишь, опять то же самое… Скажи машинисту, чтоб остановился, — крикнул он стоящему рядом рабочему. — Эту вагонетку я бракую…
У кабины управления стояла Божурка. Ветер раздувал колоколом ее широкие брезентовые брюки, забирался под ватник. Из щек вот-вот, кажется, брызнет кровь, такие они красные. Глаза слезятся. Но не от холода.
Божурка, прижимая к себе нагрудный телефон, давала указания машинистам там наверху, в кабине кабель-крана. Желтый платок, которым девушка повязала светлые, как солома, волосы, сполз ей на плечи, но она ничего не чувствовала. Поднеся микрофон вплотную к посиневшим губам, она впилась глазами в тяжело нагруженный ковш и командовала:
