О! Ну вот, теперь всё нормально. А то я уж думала, что сегодня сплю весь день, все такие сговорчивые, работящие и понятливые.

— Что это ты мне тут глаза закатываешь, а? — обиженно вопрошаю я.

— Он получил своё. Ты сама сказала отдать ему два мешка картошки. Мы отдали. Зачем ему возвращаться?

Отдали и отдали. Не просто же так отдали, боже! Неужели это так сложно?

— Если бы мы не отдали сразу те два мешка, Клинвар, вероятность того, что он забыл о своих затоптанных грядках и картошке была бы непозволительно высока. — змеёй шиплю я. — Ты верно напомнил, это тюрьма. Что он может? Ничего. А так он хотя бы увидел, что мы её не сожрали! Что мы порядочные! Что с нами можно иметь дело! И солдаты… — переведя дыхание, я перехожу на шёпот: — Ты не смотри, что я их голодом морю, но, если они не совсем тупые, то они тоже проникнутся к нам доверием.

— От голода? — густая бровь насмешливо ползёт вверх.

Вот же… дракон!

— От того, что мы их не сдали! Всё! Не хочу это обсуждать! Вот увидишь, староста вернётся! И с маслом! Ешь лучше!

— Охотно поверю. — ухмыльнувшись, дракон тянется за кинжалом.

— Ты это… чего?

— Ничего. — равнодушно отзывается.

Вижу, как остриё ныряет в сковородку и появляется на поверхности, держа кусочек картошки.

— Ты не можешь по-человечески есть?! Здесь юшечка! Её тоже есть надо! Будешь лакать из сковородки или уже возьмёшь ложку?!

Так, кажется, кому-то пора успокоиться. Прям необходимо!

Нервы ни к чёрту. Опять наслушалась Клинвара и… всё.

Где там моя уверенность и решительность? Где-то скрыта под тоннами сомнений и килограммами недоверия.

— Кушай хоть ты, Монк. — гораздо спокойнее шепчу я тому, кто нам сегодня здорово помогал. Паренёк и яму для костра Клинвара копал, и за водой ходил, и помогал дракону мешок картошки тащить, хоть и явно уступая тому в физической силе, и Гиральфу сковородку отнёс. — Не слушай его. — вручаю молоденькому и щуплому эльфу ложку и нервно улыбаюсь.

— А вы?

Ох, я… Что я? Я уже напробовалась, — с трёх-то сковородок, — столько, что теперь бы кто опять за водой сходил. Пить охота. И спать.

— Я пока готовила, уже наелась.

Пожимаю плечами и, дождавшись, когда эльф возьмёт из моих рук ложку, прочищаю горло:

— Приятного всем аппетита. — громко и наигранно задорно восклицаю я. Затем снова перехожу на шёпот: — Я схожу, проверю дочь и огород. Приедет староста… кричите, стучите и бейте во все колокола.

— Угу… — ни разу не послушавший меня дракон снова хомячит мою картошку со своего кинжала. И столько в его «угу» насмешки, что охота его и правда рядом с его костром прикопать. Ну или крышкой по голове огреть.

Чувствую, как краска приливает к лицу, и спешу удалиться.

Может, я, конечно, чего-то не понимаю, не в курсе местных нравов и поведения, но… Да, чёрт побери, неужели есть какой-то мирок, где не ценится доброта, порядочность и любезность?! Почему Клинвар считает, что это не сработает? Он ведь уже видел однажды обратное. С солдатами же сработало! И, уверена, сработает ещё не один раз. Возможно, с этим Густэром и правда ничего не выгорит… Что старосте, у которого есть целая деревня, какие-то три мешка картошки, да две томатные ягоды, — и то, с отсрочкой? Но попытаться ведь стоило. У нас всё равно вокруг весь циферблат. Полно голодных солдат. Это сегодня они наказаны, а вот завтра…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Да почему я вообще об этом думаю?! Вернётся староста! ВЕРНЁТСЯ, Я СКАЗАЛА!

— Постой!

Слышу крик и останавливаюсь, прислушиваясь к топоту ног. Медленно оборачиваюсь, изумлённо изогнув бровь:

— Клинвар? Минк? Вы почему не едите?!

Подбоченившись, я грозно зыркаю на спешащих ко мне мужчин.

— Ольга, там староста из деревни приехал. — довольным, хоть и запыхавшимся, голосом выдаёт Минк. — Три бутыли масла привёз! Три! И ещё каких-то семян целый мешок.

Батюшки…

Я чуть на попу от радости и удивления не присаживаюсь!

Да это… Да это же отличные новости!

Так, стоп… Какой здесь литраж в бутыли? Не продешевить бы.

— Ты сильно не радуйся. — вот она — моя ложка дёгтя в бочке с мёдом. Клинвар ехидно скалится. — Там Кас его не подпускает к проходу.

— Как это? — внутри всё холодеет.

— Вот так. Не положено ведь, если так разобраться.

Да мной положено на то, что у них там не положено! Там же масло моё, святая картошка!

— Ну, белобрысый, берегись. — шиплю, сквозь плотно сжатые зубы. — Смотри на него, смелый какой! Да я за жареную картошку его… Так, — чудом опомнившись, я вспоминаю, что при любых раскладах мешки с картошкой не дотащу, — Вы идите за картошкой, а я одному эльфу, храброй воды выпившему, не иначе, мозги пока вправлю. Ишь, чего удумал… Не положено у него! Я ему сейчас устрою не положено!

Всё понятно. Я мщу лживым солдатам, они мстят жадной мне.

Вот видит бог, я не хотела лезть в местную политику, но Кассиэль, как дятел повторяющий: «а не положено», меня просто взбесил!

— Вы одного из нас ворами сделали! Ради чего? — смеряю, как мне кажется, уничижительным взглядом вооружённого эльфа, и упираю руки в бока. — Почему вы не скажете старосте правду? Смотри, сколько он всего привёз нам! Да взгляни же! — Кас даже не шевелится. Стоит, положив руку на одну из своих сабель, болтающуюся на его поясе, и смотрит на меня как на надоедливую муху. — Возможно, Густэр бы понял! Помог бы вам здесь не отбросить копыта от голода. Почему вы боитесь сказать правду? Почему не жалуетесь на своих командующих, уполномоченных, ответственных за эту систему поставок? Нравится так жить, Кассиэль? Какие законы ты соблюдаешь? Ради чего сейчас стоишь на своём, не подпуская старосту к нам, а?

— Ты ничем не лучше, приговорённая. — ехидно ухмыляется эльф на мою тираду. — Притащилась сюда со своими прихвостнями и дала… надежду. Почему-то раньше здесь никто не собирался и не готовил!

— Во-первых: не приговорённая, а Оля! — уверенно вскинулась я. — Во-вторых: я же вам и собиралась готовить! Не только вам, конечно, нам тоже. А вы что сделали? В ворьё записали Энлии?!

— Почему Энлии? — эльф выглядит сбитым с толку. Даже рука на рукояти сабли дёрнулась.

— Да потому что её же вчера приговорили! Выходит, вы воровство на ни в чём не повинную женщину повесили и ещё выделываетесь, не пропуская сюда старосту!

Тишина. Стоим, смотрим друг на друга и молчим.

Разумеется, мне есть что добавить. Я толком и не начинала разводить демагогию о местных порядках, только чувствую, что никому из нас этого не нужно. Солдаты продолжат выполнять свой долг, Выжженные Земли будут пополняться, будут уносить жизни приговорённых, а я так и буду трястись за огород и житейские мелочи, способные облегчить наше пребывание здесь.

— Просто дай нам то, что вы там полдня готовили…

Я слышу в голосе Кассиэля некую обречённость и почти открываю рот, чтоб согласиться, как тут же вспоминаю, что так нельзя. Мы пропустим очень важный воспитательный урок, если я просто выдам ему желаемое.

— Ты с напарником можешь досмотреть привезённые припасы Густэра. Так, наверное, будет честно. Только… Вы должны признаться, кто на самом деле украл картошку, испортив соседние грядки. Я накормлю вас. Обещаю. И буду кормить каждый день, если вы мне поможете сохранить свою жизнь и жизни остальных. Ничего предосудительного. Обувь, одежда, специи, урожай, семена, иголки с нитками, например… Никакого оружия и бомб… — вижу, как светловолосая бровь ползёт вверх и прикусываю язык. — Нам, как и вам, нужно выжить. Пусть мы по разные стороны Стены, но нам ведь всем плохо живётся, не так ли? Почему бы не держаться вместе, Кассиэль?

Упрямо поджав губы, эльф рассматривает меня с задумчивым видом, после чего быстро кивает:

— Я тебя услышал. Скреплять договор рукопожатием не будем. — впервые я вижу, как его лицо светлеет, а губ касается трепетная улыбка. — Мы досмотрим груз обязательно. Не совсем понял, о каком оружии ты говорила, но нам это и неинтересно. Если вы там решите поубивать друг друга — не наше дело. Выжженные не в нашей зоне ответственности. Обговорим исключения?