— Ты как это сделала? — от голоса Клинвара веет холодом и подозрительностью. Я понимаю, что заслужила, но неприятно всё равно. — Томатная ягода никогда не дозревала в Выжженных. С момента восстания и предательства владыки Светлых… Она кормила тех несчастных, кому не посчастливилось сюда попасть, годами, но… Кто ты такая?

Да я бы и сама не отказалась узнать, кто я такая и откуда у меня такие способности… Только как об этом сказать? Вряд ли после всей моей лжи мне поверят.

— Да, кто ты такая и как, интересно, сюда попала?

А этого вообще кто спрашивал?

— А твоё какое дело? Возьми тебе всё и расскажи… — не на шутку распаляюсь я. — Перетопчешься!

— Возьми и расскажи. — невозмутимо выговаривает ряженый, будто и вариантов других у меня нет.

— Тебе?

— Мне.

— Да с чего бы?! Я даже имени твоего не знаю, почему я должна ТЕБЕ что-то рассказывать?

— Я… — он смолкает так резко, что мне невольно кажется, будто бы тот вспоминает собственное имя. — Я Дэйвар. — спустя несколько ударов моего сердца произносит он.

Странный какой-то. Подозрительный, я бы даже сказала. По-любому имя не настоящее.

— Молодец! Я Оля! — выплёвываю, моляще взглянув на Клинвара. Голос тут же меняется. Становится тише и слабее. — Мы можем поговорить… одни? Прошу тебя…

Да почему он вообще с этим, кто назвался именем Дэйвар, вернулся? Этого ряженого апартаменты не устроили? И где, спрашивается, топор? Зыркает на меня так зло, ещё, не дай бог, бросится с кулаками, а топора нет.

— Мы можем… — Клинвар рвано выдыхает и растерянно оглядывается.

Я делаю шаг в сторону и замираю. Под прицельным взглядом хамла как-то соображается не очень. Да и неуютно. Почему он так пялится?

— Мама!

Всё, мне конец! Окончательный и бесповоротный.

— Где мы?

Медленно оборачиваюсь на голос дочери и сгораю от стыда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лизка стоит на порожке, глядя на безумие вокруг широко распахнутыми глазами, а я не нахожу других слов:

— Это всё злая королева! Она нас отправила в это богом забытое место! — не оправдываюсь — выкрикиваю это со всем отчаянием и бросаюсь к дочери.

Сердце сжимается от боли. Так хочется, чтоб она мне поверила. Хочется обнять её крепко-крепко, не позволить никаким трудностям проникнуть в её жизнь, но… Пока что трудности в её жизни ей подкидывает не кто другой, как родная мать.

— Лиз… — впервые я обнимаю своего ребёнка, будто чужого. Осторожно, нерешительно и боясь быть отвергнутой. — Мы со всем справимся… Хочешь, я тебе покажу огромные помидоры? Больше арбуза, Лизок… — голос дрожит. Хочу успокоить дочь, а сама вот-вот закачу истерику и разревусь.

Она это чувствует. Возится в моих объятиях и недовольно сопит:

— Мам, ну ты что? Как маленькая… — поучает меня. — Дядя Драк нас обязательно спасёт. Сама же говорила, добро всегда побеждает. Вот и злая королева будет наказана.

О господи, за что ты наградил меня такой замечательной дочерью?

Всё чаще я ловлю себя на мысли, что я её недостойна.

— Ты права, ты абсолютно права, солнышко моё. — отворачиваюсь, пряча помокревшие глаза от своего ребёнка. — Конечно же, добро всегда побеждает.

Хочу подать знак мужчинам, чтоб не устраивали мне разбор полётов при ребёнке, но встречаю два противоположных взгляда. Клинвар выглядит ошеломлённым и сбитым с толку. Его рот приоткрыт, отчего борода практически сливается с его воротником, а брови приподняты. Дэйвар, напротив, смотрит с вызовом и надменностью. Будто говорит извечное: «я же говорил». Его руки сложены на груди, а глаза неотрывно следят за каждым моим движением.

— Мам, я в туалет хочу… — тихонько шепчет дочь, кося заинтересованным взглядом в сторону, где застыли мужчины. — И кушать… И это… Кто эти дяди?

Я не спешу с ответом. Обдумываю каждое слово, прежде чем громко проговорить:

— Эти дяди помогут нам дождаться твоего дядю Драка, Лизок. Они не причинят нам зла.

Поворачиваюсь в сторону к Клинвару с Дэйваром и поочерёдно смотрю на каждого, пытаясь поговорить с ними взглядом.

«Не причинят ведь, правда?» — немой вопрос, кажется, был понят.

Оба смущённо отворачиваются, затем нерешительно переглядываются и, нервно улыбнувшись, шагают в нашу сторону.

Деревянный, шаткий настил на земле, кривая, круглой формы дыра в нём… Собственно, вот и весь туалет. Ни нам стен, ни дверей. Лопухов бы кто нарвал каких.

Мда.

— Идём, солнышко в кустики. — решительно сжав детские плечики, я разворачиваю дочь в сторону дома Клинвара. — Как раз на огромные помидоры посмотришь вблизи.

Не уверена, что наш спаситель оценит импровизированный туалет за одной из стен его дома, но ни доски, ни зияющая дыра в них не вызывают у меня никакого доверия.

— Интересный туалет, да. Вот уж у кого точно нет никаких комплексов… — ряженный не отстаёт. — Я что-нибудь придумаю.

Пф. А то я в свои годы не знаю, как прекрасно мужчины могут делать свои дела. Им что? Где встал, там, простите, и поссал.

…правда, конкретно этому придётся наверняка повозиться со своими штанами, на которых я в упор не вижу, ни пуговиц, ни молнии, ни даже шнурка.

— Какие комплексы? — настороженно кошусь на увязавшегося за нами, якобы тоже познакомиться с местным сортиром, мужчину. — Кроме вас, мы здесь вообще никого не видели. Может, совпадение, а может, здесь только Клин и выжил.

Слишком тяжело мне даются все эти «…вары». Немного нагло, но я безжалостно отняла часть имени у каждого.

Дэй и Клин. Чем плохо? Не побьют же меня за это? Ну а начнут возмущаться, буду стараться привыкнуть к этим именам. Не очень хочется их нервировать.

— Я не знаю. — Дэй равнодушно пожимает плечами. — Мне нужно уединение в таком непростом деле.

Ого. Кажется, я чего-то не знаю.

Что там сложного? Сел и делай свои дела. Нужда сама, можно сказать, всё сделает. Не может же быть у нас настолько разная физиология?

— Ты очень странный.

— Сказала та, из чьих опорожнений деревья выросли…

Хам.

— Это не деревья. И не росло у меня ничего из… Да ну тебя!

Лизка тихонько посмеивается, с любопытством разглядывая всё вокруг себя, а я прикусываю язык.

Дядь она, конечно, не понимает, но я мелю языком без остановки, а меня она прекрасно понимает. Не хочу сболтнуть лишнего, потому решаю молчать.

Доходим до домишки Клина и я, безмолвным приказом, указываю пальцем на угол дома.

Нечего ему с нами идти. Совсем уже мужик рехнулся.

К моему удивлению, Дэй понятливо кивает.

— Помогу тогда Клинвару с едой. Вы только это… Новыми деревьями его жилище в небо не поднимите. Мы внутри будем.

Господи, какой придурок.

— Мам, ну я уже терплю, терплю…

— Бежим, Лизок. — улыбаюсь я, припустив над домом.

Входя в томатные джунгли, я некоторое время примеряюсь, пытаясь рассчитать возможную траекторию падения помидора-переростка, и, в конце концов, указываю Лизке на условно безопасный участок между двух толстенных стеблей.

Жду дочь, пытаясь составить хоть какой-то список вопросов, дел и нужностей.

Дальше воды и еды мой мозг не работает. Прописная истина. Будет еда, будут силы на какую-то работу, на бытовые вопросы. Будет вода, будет жизнь.

Какие-то у меня очень минимальные требования к жизни и потребностям.

Стоп! Ещё обувь и одежда.

Прекрасно, голова работает, хоть и медленно. Уже какой-то плюс. Ещё немного подумаю, и список расширится.

Возвращаемся с дочерью в абсолютной тишине. Входим в дом Клинвара и двигаемся в сторону кровати. Просто до неё я не замечала особо каких-то ещё одних дверей или проходов в другую комнату.

— Идите к столу. — слышу голос хозяина дома из темноты.

Настороженно всматриваюсь в тёмный угол и внезапно он, разрезанный тусклым светом, исчезает.

Занавеска. Просто занавеска на дверном проёме приходит в движение, а я уже чуть в обморок не падаю.