— Не нравится он мне.
Я вздрагиваю. За беспокойными мыслями даже не замечаю, как Клинвар приблизился ко мне, сидящей на пороге его дома, и, склонившись, шепнул то подозрение, что активно вертелось в моей голове.
— Мне тоже. — киваю, резко вскочив с места. Вытираю вмиг вспотевшие ладони о колени и бросаюсь вслед за ушедшими.
Я абсолютно точно уверена, что не озвучивала желание дочери, сходить с дядей. Возможно, он как-то догадался об этом, но… Чёрт возьми, его голос звучал уверенно. Эта фраза: «пусть идёт» нисколько не отображала вопросительной интонации. Дэйвар сказал это так, как будто даже не согласился, а приказал!
Сердце грохочет в груди как обезумевшее. Я не чувствую ни натруженных мышц, ни боли в израненных ступнях. Несусь как угорелая, не разбирая ничего вокруг. Лишь с удивлением замечаю обогнавшего меня Клинвара. Теперь я даже не Дэя с Лизой догнать пытаюсь, а своего, надеюсь, союзника, вырвавшего у меня лидерство в этом забеге.
— Лиза, постой! — ору, завидев вдалеке очертания мужчины, на чьих плечах восседает моя дочь. — Дэйвар, стой!
Оказывается, они и так стоят. Наверное, услышали звуки погони, стремительно приближающегося к ним Клинвара и остановились. Мои тревоги и страхи идут впереди всех органов чувств.
— Ты её понял! — сокращаю оставшееся расстояние между нами и тут же иду в атаку, заприметив сурово сдвинувшего брови Клина. Этот точно, если что, за нас вступится. — Сними немедленно мою дочь со своей шеи! Сейчас же! Ты подлый лжец!
— Мама, ты что?
Я плохая мать. Не стоило пугать ребёнка и обрушивать свой гнев на Дэя при Лизке. И это не говоря обо всём остальном.
— Лиза, так надо. — стараюсь унять грохочущее сердце и приказной тон, но с этим проблемы — я зла, как тысяча чертей. — Отпусти дядины уши!
Лизка отчаянно трясёт головой, вцепившись в уши лжеца так, что я невольно задаюсь вопросом, а насколько они ещё могут вытянуться.
— Я попрошу заметить, один важный нюанс, Ольга, — будничным тоном заговаривает мужчина, который ничуть не сбит с толку моими обвинениями и своими оттянутыми ушами, в которые мёртвой хваткой вцепилась Лизок, — Я никогда не говорил, что не понимаю твою дочь. — нюанс ненадолго вводит меня в ступор.
Как это не говорил? Говорил же... вроде бы… Или это Клинвар спрашивал про языковые навыки моей дочери? Кажется, да, он. Неужели я так облажалась и запуталась?
Клин хмуро рассматривает сбитую с толку меня, а я понимаю, что несколько погорячилась. Только не признаваться же в этом?
— Допустим, ты не лжец, Дэйвар. — утратив боевой настрой и уверенность, бурчу я, — Но ты и не сказал обратное. Выходит, скрыл. Это тоже, знаешь ли, не есть хорошо…
— Можно подумать, здесь культ правдорубов. — ухмыляется Дэй. — Не хочешь же ты сказать, что сама ничего не скрываешь? Уверен, это не так. Так по какому праву ты смеешь обвинять меня?
— А я и не скрываю! — вскинувшись, заявляю я. — Мне просто вот некогда всё взять и рассказать, но это не значит, что я не готова или не хочу этого делать!
— Вот и славно. Готовь свою картошку, а за ужином мы всё же положим основу культу правдорубов. — в карих глазах отчётливо читается вызов. — С тебя и начнём. А сейчас я всё же хотел бы дойти до дома, где лежат мои вещи, и взять бытовой артефакт, если ты, конечно, не надумала мыться холодной водой.
Засада… Что тут ещё скажешь?
Глава 25
Смотрю на квадратную кастрюлю в земле, на дне которой валяются два обгоревших полена, и никак не возьму в толк, что от меня хотят.
— Ты обещал показать костёр… — напоминаю Клинвару, который оставил в доме Дэя, колдовать над наполненным водой корытом, и потащил меня в обратную сторону от того места, что именуется здесь не иначе как отхожей ямой.
Он молча наклоняется к земле, садится на корточки и поднимает голову, глядя на меня снисходительно:
— Присядь и посмотри.
Нет, я, конечно, не видела квадратных кастрюль в своей жизни, — подозреваю, что неспроста, — тем более, не видела их в земле, но вплотную приближаться к сему творению боязно.
— Ладно, стой. — рвано выдохнув, дракон опускает руки в кастрюлю, прикопанную в земле, и достаёт два обугленных полена. — С тех пор как а-магичный фон стал расширяться, наложился остаточный след стазисного заклинания. Эльфы пытались спасти Древо Жизни различными способами, но… В общем, им это не удалось, как ты понимаешь. Зато остаточная магия от Светлых здорово впиталась в плетение защитного барьера и взяла основу а-магичности.
Э-э-э-э… Я должна это как-то прокомментировать?
— Это значит… Что это значит? — стараюсь придать голосу заинтересованности, которой никак нет места в коконе моих чувств и эмоций.
Откровенно говоря, мне скучно. История — это прекрасно. Восхитительно. Только меня больше беспокоит нынешнее и будущее! Я бы с большей радостью обсудила, как и на что мы выменяем подсолнечное масло у солдат, ибо жареной картошки стало хотеться ещё больше, с того момента, как я поняла, что крупно облажалась. Обсудила бы и Гиральфа. Как ни крути, а шанс отсюда выбраться никак нельзя упускать, каким бы он безумным ни был. Шанс, разумеется. Не Гиральф. Если старик и правда окажется совсем ку-ку, я, конечно же, палец о палец не ударю ради его планов и замыслов.
Пользуясь возникшей паузой, я осторожно развиваю интересующие меня темы:
— Масло бы раздобыть… — да, издалека, но и Клин что-то рассматривает головешки, будто впервые их видит, казалось, вовсе забыв о моём присутствии. — А с другой стороны, картошку же они мне раздобыли? Раздобыли. — тихо рассуждаю я, искоса поглядывая на задумчивого мужчину. — Наверняка могут и масло раздобыть.
— Всё может быть.
О! Контакт снова налаживается.
Дракон отмирает. Поворачивается в мою сторону и резко ударяет зажатыми в руках поленьями друг от друга, взбив в воздух столпы искр.
У меня дыхание перехватывает на несколько минут. От удара с обгоревшими деревяшками что-то случилось. Они занялись ярким пламенем, словно Клинвар перед этим щедро плеснул на них средство для розжига костров и припрятал где-то в рукаве спичку.
— Вряд ли эльфы хотели именно этого, но спасибо им за старания. Благодаря их попыткам сохранить Древо Жизни в стазисе, у Выжженных Земель теперь есть вечный огонь и нескончаемый источник тепла.
В-вечный?
Не могу выдавить из себя и звука. Как ни крути, а разум человека не перекроить. Видя нечто чудесное, не поддающееся логике, я непременно хочу отыскать подвох. Даже не подвох, а обыденное объяснение.
Откуда здесь взяться розжигу? Есть ли здесь хотя бы керосин? Да и… его руки…
— Тебе… — пытаюсь вернуть себе дар речи, — Тебе не больно? — голос подводит, но у меня получается спросить со второй попытки.
Клинвар улыбается и отрицательно качает головой, а я не могу отвести взгляд от горящих головешек в его руках и тонких, огненных паутинок, что словно крошечные змеи ползут под его кожей, прячась в рукавах потрёпанной кофты.
— Я просто сверху ставлю сковородку или корыто. Просто на землю. Над огнём. Благодаря такому костру, не стоит беспокоиться о пламени. Здесь, конечно, гореть не то чтобы есть чему, но всё же. Непогода и ветер, опять же, не помеха. В любое время можно развести костёр и приготовить что-нибудь, подогреть или согреться. Жар идёт вверх… — он говорит и говорит, а у меня дрожит огонь перед глазами.
То ли какой-то мираж, то ли видение, но я ловлю себя на мысли, что огонь ненастоящий.
Как заворожённая, я делаю шаг вперёд, занося перед собой руку, и встречаюсь пальцами с колким лепестком огненного цветка.
— Ай!
— Ты что?
Что, что… Дура я, вот что!
Отдёрнув руку от самого взаправдашнего огня, я шарахаюсь в сторону.
— И зачем ты это сделала? — швырнув на дно закопанной кастрюли треклятые головешки, Клинвар приближается ко мне. — В драконью кровь в себе уверовала?