Завожу дочь за спину и осторожно двигаюсь в сторону предполагаемой кухни.

Перед моими глазами проступают очертания небольшого стола, подоконника, заставленного железной и глиняной утварью, двух табуретов, огромного корыта, занимающего большую часть комнаты, и пузатой деревянной бочки, на крышке которой стоит впечатляющих размеров кувшин.

Разумеется, ни мне печки, ни мне раковины, ни намёка на цивилизацию.

Я расстроена, но не слишком. Предполагая подобное, я имела возможность морально подготовиться к тому, что любое привычное для меня действо будет стоить физических трудов и усилий.

Шумно сглотнув, я покосилась на сидящего на одном из табуретов Дэя. Несмотря на плохое освещение, я не могла не заметить его напряжённое, позеленевшее лицо.

— Присаживайся, золото моё. — выбирать особо не приходится. Нас четверо, а табуретов всего три.

Усаживаю дочь за стол и шумно сглатываю.

Может, нам лучше помидоров поесть? Какое-то странное содержимое стола: пустые чашки, тяжёлая, с высокими бортами, накрытая крышкой сковородка и стопка каких-то веточек, условно напоминающих палочки корицы.

— Всем приятного аппетита. — доброжелательно произносит Лизка, разглядывая Дэйвара и пустующий участок стола перед ним.

— На каком языке говорит твоя дочь? — Клинвар, как и я, не спешит занимать последний табурет. Стоит рядом с проходом,придерживая занавеску из плотной, тёмной ткани и выжидательно хмурится.

— На великом и могучем. — неопределённо веду плечом, спеша перевести разговор в нужную тему. — Что вы едите?

— О-о-о-о-о, — будто только-только возвращается в реальность Дэй, — А это очень любопытно. Я бы съел твою томатную ягоду. Вы как?

Завозившись, разодетый несколько раз провёл ладонями по коленям, — подозреваю, вытирая пот, — и осторожно вышел из-за стола.

— Мне бы не помешала помощь. Поможешь? — вопрос адресуется моей дочери.

Я напрягаюсь. Хочу возразить, но взгляд мужчины мне кажется таким требовательным, что я глупо киваю.

— Сходишь с дядей за помидором-переростком? — не хочу отправлять дочь с человеком, которого она видит всего пятнадцать минут, против её воли.

— Конечно!

Клин выпускает их, всё так же придерживая занавеску, а я, дождавшись, когда шаги смолкнут, резко хватаюсь за крышку на сковородке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пахнет мясом. Настоящим жареным мясом. Но стоит мне наклониться над сковородкой, как рвотный спазм несётся к глотке.

— Господи, что это?!

Испуганно шарахнувшись в сторону, я налетаю на корыто. Теряю равновесие, выронив из рук крышку и едва не угодив в плескающуюся на дне воду.

Клинвар приходит на помощь. Стремительно хватает меня за мой единственный свитер, отчего ткань издаёт жалобный треск, и спасает мою пятую точку от купания в сомнительной водице.

— Это просто проты. В них много протеиновой нити. Они хорошо утоляют голод, да и… Слушай, здесь выбирать не приходится. Чем раньше вы привыкните, тем дольше проживёте. — поставив меня на ноги, он удерживает мои плечи, выговаривая строгим голосом сомнительные для меня объяснения. — Их прелесть в том, что их в достатке. Попадаются ещё жуки — грады. Они забавно хлопают на сковородке, наверное, их потому так и назвали. Они вкуснее, но для этих краёв, можно сказать, редкость. В Выжженных Землях всё редкость.

Заторможенно киваю и дёргаю плечами.

Мне нужно время, чтобы всё обдумать. Не хочу это делать под каким-либо давлением и в такой близи от Клина. Одно я знаю точно, такую гадость — жареных, пузатых червей в сковороде, я не позволю есть своей дочери.

…хотя бы не в таком виде!

— А палки?

— Какие палки?

Мои плечи отпускают.

Я отступаю в сторону, на шаг от мужчины, и кошусь на теперь уже подозрительную стопку тёмных палочек.

Может, оно тоже раньше ползало или летало?

— Это не палки. Подкорок от уцелевших деревьев. Если его сосать, то он тает во рту. Просто сладкая молодая древесина. — вздохнув, Клин присаживается на табурет и, широко расставив ноги, складывает между ними руки в замок. — Иногда мне кажется, что лес восстанавливается, потому что между обгорелой корой и поражённым стволом дерева появляется подкорок, но… Если его не использовать и не собирать, то и он превращается в головешку. Толку от него никакого, но всё какое-то разнообразие и на время утоляет голод.

Слышу хохот Лизки и спешу дать обещание мужчине, к которому, казалось, потянулась сама душа:

— Я очень постараюсь помочь. — карман шорт прожигают стыренные из драконьего сада зёрна и косточки. — Только не показывай это мой дочери. Я очень тебя прошу… Давай сегодня есть помидоры, томатную ягоду… как бы это ни называлось. Но не этих червей или личинок… Убери, пожалуйста.

— Мама, дядя такой смешной! — слышу из-за занавески весёлый голос Лизка. — Он два раза упал с дерева, пока доставал помидор. — хохочет моя отдушина.

— Да не дерево это, господи. — наигранно ворчу я, спеша на помощь "смешному дяде" и дочери.

Надеюсь, мы с Клином договорились.

Вскрытие показало, что помидор-переросток прелюбопытнейший овощ, хоть и называется здесь ягодой. Красная с коричневыми бороздами кожура довольно тяжело чистится. Подозреваю, Клинвар её не зря выкинул, потому что вряд ли кто-то способен её разжевать. Дальше шла прослойка из мякоти. Не шире обхвата моей руки. Упругая и ароматная до одури. Под ней обнаружилось практически свободное пространство. Примерно сантиметров двадцать. И на нас хлынул сок. Точнее, не на нас, а на землю. Потому что никто не сообразил, что вскрытие на каком-то куске гардины лучше не проводить. Ну да ладно. Зато сердцевина была чистый сахар. Мясистая, волокнистая, тающая во рту и на самом деле сладкая. Вот это я понимаю, сахарный помидор.

Только мне всё равно нерадостно.

Я успела не только обдумать слова Клина, но ещё и надумать много лишнего. Меня впечатляет этот мужчина. Есть в нём что-то такое… благородное, что ли. Конечно, не обошлось и без ужасов, столь несвоевременно подброшенных моим подсознанием. Могло ведь оказаться, что местные, прости господи, не каких-то там протеиновых личинок едят, а друг друга. Да многое, на самом деле, могло оказаться. Не удивительно, что я нашла успокоение, после таких ужасных предположений и скорбных размышлений.

Сегодня нас спасают плоды из томатных джунглей на минималках… Возможно, они спасут нас и завтра, и послезавтра. Но сколько пройдёт времени, прежде чем от них начнёт тошнить? Да и наешься ли помидорами так, чтоб оставаться бодрым и не голодным? Это мы, конечно, сегодня узнаем, но вот перспектива не радует.

Сейчас всё неплохо. Лизка светится от счастья. Её очень забавлял Дэй, несколько раз сорвавшийся со стебля, пока добирался до нашего завтрака, и Клин, которого соком из помидора не хило так окатило, ведь именно он проводил вскрытие. Но что будет позже?

Как насчёт того, чтобы искупаться? Переодеться? Как насчёт нашего будущего?

Карман прожигают натыренные косточки и зёрна из драконьего сада. Я помню о них с той самой минуты, как помидоры черри рванули ввысь, и не забываю ни на миг. Но даст ли мне это что-то, кроме призрачной надежды?

Земля здесь ужасная. То ли настолько протоптанная и высохшая, что похожая на окаменелую, почти на асфальт, то ли она и есть какая-то каменная. Жалкий клочок земли в форме длинной могилы, служащий Клину огородом, теперь занят томатными джунглями. Мне даже негде потренироваться, чтоб наше положение и наша перспектива не казались такими туманными.

Наверное, стоит уйти от гор. Возможно, там, откуда нас привёл в свой дом Клинвар, земля окажется более податливой… Только меня страшат слова нашего спасителя о центральной части и чего-то там, что выпивает людей и не людей.

Да и вообще… Семена и косточки в моём кармане преимущественно с деревьев. Так уж вышло, что большинство слопанных с грядок и кустов ягод и фруктов не имели семян и косточек. Нечего было тырить. Наверное, они как-то иначе размножались и выращивались.