В дни работы над книгой у нас с Викой побывало много людей. Приходят и сейчас, смотрят Левины рисунки, портрет Верди его работы, самодельные открытки, которые он присылал матери из Одессы, где купался и загорал. Каждая открытка имеет Левин рисунок — грибы, попугаи, тюльпаны и еще какие-то цветы, или силуэт, может быть, юноши с Акрополя. Есть письмо, полученное нами теперь уже от одного из Левиных родственников, у которых он останавливался в Одессе: «С Левой мы очень часто ходили на берег моря. Он меня мучил своим сбором всего того, что было на берегу и в море. Заставлял нырять и доставать морских коньков. Ловил стрекоз, бабочек. Как дома говорили: «Лева — фанатик природы».

Приходят к нам с Викой смотреть парижские, марсельские, нью-йоркские фотографии Федора Каллистратовича и Розы Маркус; их друзей по революционной борьбе. Есть нью-йоркский снимок — на фоне брезентовой палатки на скамье сидят в рабочей одежде молодые — им только за двадцать лет — Фред Федотов и Роза и кто-то третий, не Рэд ли Вильямс? Левины детские фотографии. Их одиннадцать штук, он с отцом или с «мамашей» или снят самостоятельно. Две большие прекрасные акварели — наша церквушка и ваза с фруктами, рисунок из киевского альбома, из среднеазиатского. В Среднюю Азию Левка ездил с отцом. А золотые американские часы? Их судьба, после смерти Левиной матери, пока неизвестна: кто будет определен наследником. Важно, чтобы помнили — принадлежат они истории семьи Федотовых, и желательно, чтобы их берегли и не забывали бы каждый день заводить.

Конечно, всем хочется взглянуть на страницы Левиного дневника. Просят рассказать подробнее и о людях, населявших наш дом Советов, многие из которых были у истоков создания государства, а теперь — мемориальные доски о них. Совсем недавно открыли мемориальную доску Яну Христофоровичу Петерсу. Его жена Антонина Захаровна не дожила до этого события всего две недели. Оправдательные мраморы и граниты. Люди-камни. Жертвы иллюзий. И при этом — наша нежная, сочащаяся алая плоть детства, как скажет Трифонов. А кто виноват во всем, что случилось с Россией?

Мы сидели за большим столом, предназначенным для игры в настольный теннис. Первый этаж в среднем дворе — нынешнее помещение детского клуба. Из окон видны на одну сторону Левин 14-й подъезд и Левино окно, Юрин 7-й подъезд и его окно; на другую сторону — арка, где 22-й подъезд и наши с Олегом балконы, балкон Олега с небольшим выступом. Отец Олега, нарком лесной промышленности (Владимир Иванович Иванов), тоже был арестован в те прошлые годы.

Я постоял в клубе, поглядел на балконы — они сверкали свежепокрашенными перилами. Здесь мы решительно висели над бездной. Много наших ребят повисало над бездной… И вот мы собрались, наполненные впечатлениями от протекшего в этих дворах детства и нашего возмужания. Пережитое вошло в каждого из нас, сделалось нашим единением. Мы ничего не утратили. Судьба погрузила нас здесь и в свои веселые дни, и в неоправданно жестокие; вторгла, не дав окончательно повзрослеть, в величайшую из войн — Отечественную, когда на нас двинулся всеми своими силами Barbarossa. Vom Eismeer zum Schwarzen Meer (от Северного моря до Черного). Так было опубликовано в гамбургской газете от имени Гитлера в день начала войны — 22 июня 1941 года.

Мы собрались, чтобы увидеть друг друга, в чем-то вспомнить друг друга, вспомнить уже ушедших от нас друзей. Во главе стола сидела Тамара Шунякова, как вам уже известно, наш бывший секретарь школьной комсомольской организации. Но для нас она остается комсомольским секретарем и поныне. Это в ее «комсомольской комнатушке» Левка частенько рисовал школьные стенгазеты. Отец Тамары рабочий-печатник Василий Шуняков охранял в Петрограде Ленина, а потом, в 1918 году, от имени питерских рабочих привез Ленину в Москву в подарок портрет Карла Маркса, написанный художником-самоучкой Лотаревым. Портрет и сейчас находится в Кремле, в кабинете Владимира Ильича. Предмет истории.

Тамара вела список ушедших навсегда от нас друзей, а мы называли их имена и обстоятельства гибели на фронте или смерти уже после войны.

Женя Душечкин — убит на войне. Андрей Берзин, сын начальника разведуправления РККА, убит на войне. Юра Баранов, сын Баранова Петра Ионовича, начальника ВВС РККА с 1929 по 1931 год, убит на войне. Юра Шаблиевский убежал из дома осваивать Сибирь, чтобы начать жить самостоятельно, без всяких протекций. Отец его старый большевик с подпольным стажем. Работал Юра в таежном колхозе, освоил профессию радиста. Ушел на фронт добровольцем, был связистом. Убит под Старой Руссой. Ваня Федюк — наш пионервожатый, сын старшего вахтера, летал на бомбардировщике. Герой Советского Союза, посмертно. Письма и фотографии Вани Федюка — у Тамары Шуняковой.

Володя Иванов — старший брат Гали и Толи Ивановых. Бросает все привычное, городское, благоустроенное, как и Юра Шаблиевский, и по призыву к молодежи отправляется на Камчатку, работает на комбинате. Потом армия, воюет в Маньчжурии, пишет Анатолию и Галине: «Скоро настанет время вернуться с далеких земель Маньчжурии». Не вернулся. Сам Толя Иванов сражался под Москвой, на Калининском фронте, в Прибалтике. Четыре ранения, инвалид войны. Он был сейчас среди нас. Присутствовал и Володя Куйбышев — Куба.

Рубен Юра — убит под Старой Руссой. Лева Тиунов. Мать его диктор всесоюзного радио Тиунова вместе с диктором Левитаном вела по радио военные передачи: читала письма с фронта. Люди военного поколения помнят ее голос до сих пор, как и голос Левитана. А мне иногда чудится, как по ночам где-то далеко бьет орудие, я слышу, бьет, прихватывая воздух, — это голос гаубицы, и ведет огонь наш Тиун. Жил он в 8-м подъезде. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище рядом с матерью. Хоронил Леву Тиунова Юра Трифонов. В последнее время они вместе бывали на стадионе, на футболе. Юру Трифонова потом хоронили Вика, Олег и я, и, оказывается, приходил еще Володя Карагодин.

Аркаша Ошвинцев. У него были такие необычайно густые кудри-колечки, что он вставлял в них спички, чиркал коробком и на какие-то секунды стоял, будто охваченный огнем. И исчез в пламени войны. Юра Платонов — высокий, белокурый, красивый. Снялся в музыкальном эпизоде в кинокартине «Волга-Волга». Добровольцем ушел на фронт. Погиб. Дочь маршала Тухачевского Светлана. Умерла. Умер и Борис Павлов.

Мы сидели вокруг стола. На месте бывшего фонтана во дворе кормились голуби: голуби-сизари всегда селились в наших дворах. В 15-м подъезде, на балконе, была когда-то даже голубятня: устроил ее Витя Акимов. Умер Виктор от тяжелого ранения уже совсем в мирные дни. Казалось, сейчас где-то тихо играла старая радиола, крутила пластинки, или это играл шоринофон — прототип нынешних магнитофонов? А может быть, это была слышна музыка из кинотеатра «Ударник», из его дансинга? Казалось, мерцали в окнах из нашего времени шелковые абажуры, как огромные апельсины или лимоны; во дворах светились полнолунием диски электрических часов: часы когда-то висели у ворот каждого двора. Давно не висят, только болтаются оборванные провода. Время, по словам Юры Трифонова, «как небеса, лопнуло с оглушительным треском». Случилось то, что и должно было случиться, в конце концов. Что было предначертано и небеса лопнули.

Общественность дома выдвинула предложение создания квартиры 30-х годов. Собрать все что можно в архивах и в семьях, — книги, документы, фотографии, личные вещи, — обставить квартиру казенной мебелью с железными номерками, которая была. Остатки таковой можно найти у Тамары Шуняковой — книжная полка, у Майи Ураловой — тумбочка, у Олега Сальковского (на даче) — три стула, вешалка, письменный стол, у Фисы Дирик — кресло, обеденный стол, диван. Квартира-мемориал. Результат изначальной слепой веры, догматизма, неоглядного подчинения и гибели подлинной исторической России.