Верди сказал: «Чтобы писать хорошо, нужно уметь писать почти на одном дыхании». Так была написана «Аида». Лева на одном дыхании сделал запись. Начинается она в дневнике сразу же после слов о пленных эфиопах и дуэте отца и дочери, где речь идет о Родине, о чувстве Родины.
Без паузы после слов в дневнике: «Слушая эти патриотические и высокочувственные благородные сцены», — Лева начинает писать быстрым, плотным почерком:
Мне хочется сейчас упомянуть о моих политических взглядах, которые я постепенно приобрел, в зависимости от обстоятельств за все это время. (Вот и начинается та часть Левиного дневника, которая «дымится в руках».) Хотя сейчас Германия находится с нами в дружественных отношениях, но я твердо уверен (и это известно также всем), что это только видимость. Я думаю, что этим самым она думает усыпить нашу бдительность, чтобы в подходящий момент всадить нам отравленный нож в спину. Эти мои догадки подтверждаются тем, что германские войска особенно усиленно оккупировали Болгарию и Румынию, послав туда свои дивизии. Когда же в мае немцы высадились в Финляндии, то я твердо приобрел уверенность о скрытной подготовке.
…Слово «скрытной» Левка добавил, дописал. И какое важное слово, определяющее. Он его добавил, когда строка была уже закончена. Слово оказалось на нижней строке и помечено втяжкой, что место его на верхней строке и верхнюю строку следует читать: «уверенность о скрытной подготовке». Значит, уверенность о внезапном нападении немцев на нашу страну. И действительно, 14 июня 1941 года верхушка нацистского рейха и высшее командование собрались в Берлине, в имперской канцелярии, на последний инструктаж и выслушали двухчасовую речь Гитлера о скрытной подготовке нападения на СССР.
А 5 июня, то есть в день, когда Лева отметит в дневнике свои политические взгляды, начальник генерального штаба сухопутных войск Германии, выпускник баварской военной академии, один из организаторов походов против народов Европы, генерал-полковник Ф. Гальдер отметит в своем дневнике: «…планы раздела территории на Востоке». Напишет, используя старый стенографический габельсбергский шрифт, чтобы случайный любопытный не смог бы сразу прочесть его личный дневник, и спрячет дневник в сейф.
Лева, 5 июня:
Особенно я уверен насчет Румынии и Финляндии, ибо Болгария не граничит с нами на суше, и поэтому она может не сразу вместе с Германией выступить против нас. А уж если Германия пойдет на нас, то нет сомнения в той простой логической истине, что она, поднажав на все оккупированные ею страны, особенно на те, которые пролегают недалеко от наших границ, вроде Венгрии, Словакии, Югославии, а может быть, даже Греции и скорее всего Италии, вынудит их также выступить против нас с войной.
Неосторожные слухи, просачивающиеся в газетах о концентрации сильных немецких войск в этих странах, которую немцы явно выдают за простую помощь оккупационным властям, утвердили мое убеждение о правильности моих тревожных мыслей. То, что Германия задумала употребить территории Финляндии и Румынии как плацдарм для нападения на СССР, это очень умно и целесообразно с ее стороны, к несчастью, конечно, нужно добавить. Владея сильной военной машиной, она имеет полную возможность растянуть восточный фронт от льдов Ледовитого океана до черноморских волн.
Рассуждая о том, что, рассовав свои войска вблизи нашей границы, Германия не станет долго ждать, я приобрел уверенность в том, что лето этого года будет у нас в стране неспокойным. Долго ждать Германии действительно нечего, ибо она, сравнительно мало потеряв войск и вооружения в оккупированных странах, все еще имеет неослабевшую военную машину, которая в течение многих лет, а особенно со времени прихода к власти фашизма, пополнялась и крепла от усиленной работы для нее почти всех отраслей всех промышленностей Германии и которая находится вечно в полной готовности. Поэтому стоит лишь только немцам расположить свои войска в соседних с нами странах, они имеют полную возможность без промедления напасть на нас, имея всегда готовый к действию военный механизм.
Генерал-полковник Ф. Гальдер в дневнике 5 июня: «…переброска войск и предметов снабжения».
Таким образом, дело только лишь в долготе концентрации войск. Ясно, что к лету концентрация окончится и, явно боясь выступать против нас зимой, во избежание встречи с русскими морозами, фашисты попытаются затянуть нас в войну летом. Я думаю, что война начнется или во второй половине этого месяца (т. е. июня), или в начале июля, но не позже, ибо ясно, что германцы будут стремиться окончить войну до морозов.
Уважаемый читатель, мы приводим вам строки Левиного дневника и параллельно немецкие документы, ставшие достоянием общественности. Теперь все это понятно любому школьнику, но тогда, до начала войны, когда мы, ребята, да и не только ребята, но и значительная «взрослая часть страны», жили убежденностью, что «броня крепка и танки наши быстры», — нужно было иметь неординарное мышление, чтобы думать так, как думал Лева. Основы его выкладок — происходящие события, их серьезное прочтение, анализ. Лева Федотов ежедневно и очень внимательно в эти тревожные месяцы читает газеты, слушает сводки радио. Продолжает делать по отдельным странам обширные конспекты с рисунками, картами. Укрепляет свои политические взгляды «в зависимости от обстоятельств» и «приобретает уверенность в том, что лето этого года будет у нас в стране неспокойным».
То, что немцы страшатся нашей зимы, — это я знаю так же, как и то, что победа будет именно за нами! Я только не знаю, чью сторону примет тогда Англия, но я могу льстить себя надеждой, что она, во избежание волнений пролетариата и ради мщения немцам за изнуряющие налеты на английские острова, не изменит своего отношения к Германии и не пойдет вместе с ней.
Победа-то победой, но вот то, что мы сможем потерять в первую половину войны много территории, это возможно.
Я переписывал Левины размышления о войне, такие точные, такие аргументированные. Многие думали о войне, в особенности военные, но ведь это школьник. Еще в начале 30-х годов командарм Михаил Николаевич Тухачевский предупреждал, что наш враг номер один — Германия, что она усиленно готовится к большой войне, и, безусловно, в первую очередь против Советского Союза… и что Германия готовит сильную армию вторжения, состоящую из мощных воздушных, десантных и быстроподвижных войск, главным образом механизированных и бронетанковых сил. Указал на заметно растущий военно-промышленный потенциал Германии. В 1936 году снова обратил внимание на нависшую серьезную опасность со стороны фашистской Германии. В 1938 году генерал Дуглас говорит: «Фашистские мракобесы (генерал Дуглас уже непосредственно водил свои эскадрильи против «черной свастики» так же, как генерал Павлов водил танки) не будут брезговать никакими средствами в предстоящей войне, и нам необходимо подготовиться к этому, быть во всеоружии». И дальше: «…нападающая сторона примет все меры, чтобы воспользоваться внезапностью, инициативой…»
А Петерс? А Берзин? Можно не сомневаться, что, учитывая их род работы, они располагали неопровержимыми данными ненадежности Гитлера в отношении России.
Были в отношении начала войны и другие мнения: в марте 1941 года начальник разведывательного управления генерал Ф. И. Голиков представил руководству доклад исключительной важности: излагались варианты направлений ударов немецко-фашистских войск при нападении на СССР. Как потом выяснилось, они последовательно отражали план «Барбаросса», но выводы генерала Голикова были глубоко ошибочными. В плане «Барбаросса» («Barbarossa Fall»), или в директиве № 21 за подписью Гитлера, говорилось о предстоящей войне против СССР. Первоначальный срок нападения май 1941 года, но в связи с проведением операции против Югославии и Греции срок был перенесен на 22 июня. «Барбаросса» — в честь германского короля Фридриха I Барбаросса (буквально Краснобородый), жившего в XII веке. Короля священной Римской империи, при котором империя достигла наивысшего внешнего блеска. Погиб во время 3-го крестового похода: утонул в реке. Директива № 21 начиналась словами: «Германский вермахт должен быть готов к тому, чтобы в быстротечной кампании, еще до завершения войны против Англии, нанести поражение Советской России». Но генерал Голиков считал, что если Германия и нападет, то после победы над Англией. Посол СССР в Германии Деканозов тоже направил в Москву сведения об отсутствии угрозы нападения. Накануне войны разрешил приехать в Берлин семьям многих сотрудников полпредства и торгпредства, которые в ночь на 22 июня будут арестованы. А в Москве сотрудники немецкого посольства накануне войны прямо во дворе днем разведут костер и сожгут все секретные документы, кроме шифровальных тетрадей. Убьют собак, соберут чемоданы, — каждый по два, — а потом сожгут и шифровальные тетради. Советник посольства Хильгер при этом хвастливо заметит, что точно 129 лет тому назад, 22 июня 1812 года, Наполеон написал воззвание о войне с Россией. Но он проиграл войну, а фюрер и генералы покажут, насколько они выше Наполеона. Хильгер в ноябре 1940 года в Берлине во время встречи Молотова с Гитлером и Риббентропом был переводчиком с немецкой стороны.
