И снова что-то знакомое проскользнуло в девичьих чертах. Но, в отличие от портрета мертвителя, это фото казалось не просто смутно знакомым. Нет, лицо девочки словно кричало: «Посмотри! Вспомни!»

Зубы, сжимающие перчатку, только что сдёрнутую с руки. Отчаянные и безумные глаза. Тонкие, чуть смуглые пальцы, тянущиеся будто бы закрыть глаза… И страшный запах горелого мяса. Дым, звон в ушах, кровь… но никакой боли. От боли в эти невыносимо жуткие секунды Эдмунда была свободна. Никакой боли и никакого жара огня, который только что прошёлся по телу и разорвал его на части – только холод, странный холод.

Эдвин слабо повёл головой из стороны в сторону, не вполне уверенный в том, что ему только что привиделось.

– Если бы Тэли не умерла за день до смерти Айниры – я бы первый намекнул полиции, где искать, – горячечно прошептал Катнер. – Потому что в глазах моей дочери горел этот страшный интерес естествоиспытателя. Она помешалась в этой своей магической школе. Говорила, что там учат на целителей, но целители раньше были палачами… Рассказывала страшные вещи.

– Да? – охрипшим голосом спросил Эдвин, пытаясь отделаться от оглушивших сразу все его чувства воспоминаний. – Что именно рассказывала?

– Рассказывала, как в анатомичку спустили из больницы мертвеца, а он вдруг ожил прямо под её ножом. Ожил и тут же испустил дух – а возможно ли было иначе? Она ведь уже вскрыла ему грудную клетку… Рассказывала, как ей стало плохо там же, на каменном полу, и как выворачивало наизнанку. И после этих рассказов странно замыкалась. Смотрела перед собой. Ей, очевидно, довелось повидать и более пугающие вещи. Я думаю…

Рельднер Катнер приподнялся на локтях, подался вперед. Его лицо резко постарело и осунулось.

– Я думаю, в ней отчего-то инициировался дар, но не целителя, а мертвителя. Она приехала… в перчатках. В такую же жару, как нынче. Да и кто в Войдене ходит в перчатках?

Эдвин зябко повёл плечами. Он знал, кто.

– Я думаю, кто-то заметил её дар. Может быть, моя жена. Кто-то испугался… и магией умертвил мою дочь. Возможно, они… убили друг друга. Меня не было дома, я просто пришёл и обнаружил Тэли бездыханной на полу возле кровати жены. Я нашёл её мёртвой, а Айниру – умирающей. Она всё пыталась что-то сказать, называла имя дочери… Но уже не могла поведать, что именно произошло. На другой день её не стало.

– Вас не было дома?

– Я задержался после службы ещё на пару часов, чтобы получить побольше денег. Они были нужны на лекарства.

Эд кивнул. Нет, Айниру он не подозревал. На теле Тэлии, согласно отчётам, не было следов насильственной смерти – но не было и остаточных следов магии. Да и больная женщина не стала бы убивать родную дочь, тем более при помощи магии. Во-первых, она абавийка, хоть и с магическим даром – абавийцы не изучают символы, не умеют ими пользоваться в полной мере, это противоречит их религии. Во-вторых, она была тяжело больна, у неё просто недостало бы сил на такое. В-третьих, судя по всему, в этой семье жила любовь – мать не стала бы убивать дочь даже за такой страшный дар.

Больной откинулся на подушку, бледный до синевы, с чёрными губами и провалами вокруг глаз. В палату уже входил, торопясь, врач, просил позвать мей Нолу. Да, единственным магом-медиком тут была Нола, и каково ей приходилось? Сколько сил она расходовала на больных, не оглядываясь на то, что ей рано или поздно придётся расплачиваться своей жизнью? И как оставалась жизнерадостной и энергичной?

А Эд испытал приступ совести: ведь мог же, мог вчера не выкобениваться и дать ей доступ к своей драгоценной челюсти! Или потерпеть – сама бы зажила…

– Он будет жить, иди уже, – словно догадываясь, о чём думает молодой дьер, подтолкнула его Нола. – Хватит расспросов!

Может, и хватит.

Эд выдернул из дневника чистый листок и скопировал фотографию Тэлии Минны Катнер – для этого понадобилось только несколько магических символов, ведь портрет был уже давно готов и не надо было вытягивать его из чужой памяти. Вложив настоящее фото обратно в тетрадь, Эдвин покинул больницу.

Выйдя из неё, он вытащил из нагрудного кармана портсигар. Зажал губами тонкую сигарету… и вдруг выбросил её прочь.

К бесам. Или, как выражается иногда Нейтан – к морским лосям. Хватит думать о том, что у него нет будущего.

У него… у неё оно будет. И не исключено, что именно с Нейтом. А он терпеть не может запах курева.

Нейтан вернулся в пустой гостиничный номер уже после заката. После беседы с гнусным Борссеном его изрядно потряхивало. Но он нашёл в себе силы, что зайти в небольшое кафе. Есть не хотелось, но он запихнул в себя кусок хлеба с холодным мясом, а затем выпил два стакана ледяного чая. В Льюдейле ближе к вечеру воцарилась почти такая же жара, как бывала в его родном Войдене. А затем долго бродил по знакомым столичным улицам, бесцельно заглядывал в разные магазины… Денег с собой было не так чтобы очень много, но всё же он заглянул в ювелирную лавку. В прошлый раз не хватило духу – но в этот уж он сумеет поймать момент! А в том, что момент представится, в том, что Эдмунда однажды сбросит личину своего кузена, Нейт не сомневался.

В номере было прохладно, но душно. Нейтан поспешил распахнуть окно – к его огромному счастью, оно выходило не на шумную сторону, где туда-сюда торопились различные машины, а во внутренний дворик с уютной аллеей. Тут вовсю цвели какие-то пышные кусты, гудели шмели и пчёлы. Со второго этажа сквозь ветви деревьев были видны скамеечки, столики и качели. Какая-то мать выгуливала крошечную девочку в нарядном платьице и собачку… почти в таком же.

Когда Нейтан поймал себя на том, что уже несколько минут наблюдает эту картину, он лишь грустно улыбнулся. И, отвернувшись от окна, увидел небольшой конверт с надписью «Гостиница Вингельда». В конверте обнаружилась депеша от лже-Эдвина, присланная, похоже, через полицейский участок.

«Бывают такие: супер-целители, – писал Эд. – Они не исцеляют, а воскрешают людей. И одну такую, похоже, убили с год назад в Войдене. Проверьте имя с надгробия в Школе Магии, мак Хэрриган.

И в конце послания «Ждём вас домой. Эд. Эд.» От этого повеяло теплом. Ждут! Надо же… Нейтан задумчиво сложил послание и убрал в карман брюк. Лучше этого было бы только «Жду тебя домой».

И вдруг стало понятно, что не придётся губить кошку или собаку ради сомнительного удовольствия снова видеть эту ухмылку на лице мертвителя. Вместо этого Нейтан завтра просто наведается к директрисе магической школы и спросит про Тэлию Минну Катнер. Что ему предстоит узнать? Этого Нейт пока даже не представлял.

Он уже помылся, надел халат и собрался рухнуть лицом в подушку, когда в номер постучали.

– Вы что, не одеты? – с брезгливым недовольством спросила Криста Алдер, входя к Нейтану.

– Я не ждал гостей, – сказал тот.

– У вас был враг среди наших? В участке? – без экивоков спросила Мастер Речного участка.

– Вы что-то узнали?

– Имя Райдена Мольдеса вам знакомо? – не отвечая на вопрос Нейта, спросила Криста.

Она прошла в номер, устроилась в кресле и спросила, нет ли у Нейтана «чего покрепче». Пить с коллегой наедине ему не хотелось, и он покачал головой, хотя чего там – у него в чемодане лежала початая фляжка с домашним тисли, крепким, как кулак автоматона.

– Райден Мольдес? Райди? Когда я еще служил в вашем участке, там был такой. Молодой патрульный.

– Он сегодня подтвердил, что у вас была вражда с неким Кэссианом Уолтером.

– Уолтер всё ещё работает у вас? – прямо спросил Нейтан.

– Уволился, – ответила Криста.

– Вот как! И что же?

– Я думаю, что бомбу подбросили вы. Специально. Чтобы потом намекнуть на вражду с Уолтером и таким образом ему отомстить.

Нейт закашлялся. Нет, все-таки хорошо, что он не достал фляжку и не налил им обоим тисли: непременно бы поперхнулся.