— Ты преувеличиваешь мои скромные возможности, — хмыкнул Сатус, одним глотком допивая вино.

— Разорви обряд! — воскликнула девушка, вцепляясь в его ногу как утопающий за спасательный круг. — Будь со мной!

— Ортиния, — с досадой начал Сатус, отрывая её руку от себя и отбрасывая. Лица я его не видела, но была уверена, что в этот момент он морщил нос и изгибал губы. Я так часто видела это выражение, что легко могла воспроизвести его по памяти. — Вспомни, что ты обещана другому. У тебя есть мужчина, с которым ты перед членами рода поклялась соединить свою жизнь. Так будь верной ему.

— Верность? — с надсадным вскриком переспросила девушка. — Ты не имеешь права даже произносить это слово! Ты никогда не был верным! И когда не мог насытиться только одной женщиной! Так было и будет всегда!

— Все в прошлом, — отрезал Сатус.

— Собрался измениться? — не поверила блондинка, округлив глаза. — Ради этой шельмы? Это никчемной простачки?!

Всякое сочувствие к ней, которое начало бередить душу, едва я её увидела, испарилось быстрее дыма на ветру.

Движения я даже не заметила. Просто миг — и вот уже демон сжимал горло незнакомки по имени Ортиния, чьи глаза выпучились, от лица отлила вся кровь, а из горла вырывался бессвязный хрип.

— Еще раз посмеешь сказать нечто подобное о ней, и я вырву твой гнилой язык, — с ласковой угрозой пообещал принц и хотя обещал не мне, стало дурно. Потому что не было никаких сомнений, осуществит он именно то, что и анонсировал.

Ослабив хватку принц вернулся на место и вновь потянулся к вину.

— Это правда, что она — твоя нура? — обретя возможность говорить, пусть и скрипя, словно старый, припорошенный чердачной пылью патефон, спросила девушка, потирая покрасневшее горло.

— Да.

— Думаешь, её это спасет? — прищурилась блондинка со злобным торжествующим блеском в очах. — Сколько дуэлей она сможет пережить? А в скольких победить? Ей будут бросать вызов снова и снова, пока не прикончат, потому что ни один демон не потерпит власть такой, как она над собой! И ты ничего не сможешь сделать, потому что таков закон!

Больше я была не в силах слушать. Сорвавшись с места, побежала куда глаза глядят. Глядели они, видимо, еще хуже, чем соображал мозг, а потому скоро я оказалась в очень странном месте.

Покатый серый пол уходил вниз, а далеко в конце виднелась решетка, с помощью которой огораживалось некоторое пространство. Под низким потолком болтался квадратный фонарь, внутри которого за металлической рассеивающей сеткой пылала белым светом магическая сфера, давая весьма скудное освещение, но все же, хоть как-то разгоняя подвальную тьму. В центре, очерченная квадратом света, стояла жесткая узкая кровать, не кровать даже, а просто подобие койки — металлический каркас с несколькими поперечными рейками, на которых лежать можно было только очень условно и с предельными неудобствами. Но главным было не это, а то, что на кровати кто-то сидел.

— Почему это так похоже… на тюрьму? — спросила я саму себя вслух и сразу же с ужасом осознала всю точность формулировки, которая первой пришла на ум.

Я действительно стояла перед одиночной камерой. И в этой камере находился узник. Узник, который в этот момент глухо простонал, слабо зашевелившись.

Правильным было уйти отсюда, потому что интуиция вопила, что я не должна была здесь находиться. Но «здесь» — это где? Вокруг были лишь голые стены и запах сырости, свойственный нежилым помещениям. От того места, где я стояла — у края спуска вниз, разбегались в разные стороны пустынные коридоры, и я понятия не имела, по какому из них должна была вернуться назад.

Стон вновь повторился. Металлическая ножка лязгнула по полу и этот звук эхом разнесся вокруг. Я сжалась, подозревая, что кто-то может услышать и прибежать проверить, что происходит, ведь в тюрьмах всегда есть тюремщики. Но прошла минута, две, три, а никто не пришел. Сделав нерешительно несколько шагов, я прошла чуть дальше, по левому ответвлению, и увидела целый ряд аналогичных первому спусков, каждый из которых оканчивался темнотой. В них не горел свет, и стояла непроницаемая тишина.

Вернувшись обратно, я сделала первый нерешительный шаг вниз, подстегнутая очередным стоном. Как выяснилось, именно этот первый шаг и был самым трудным, дальше я практически побежала, лишь изредка глядя вниз, под ноги, сосредоточившись на человеке, который, и теперь это было очевидно, был прикован к железному скелету кровати, время от времени шевелясь.

Подлетев к решетке, я вцепилась во влажные толстые прутья, местами проржавевшие, и прильнула поближе, чтобы рассмотреть того, кто был по ту сторону.

Короткие натужные удары сердца отмерили несколько секунд, а после я медленно сползла по решетке вниз, зажимая испачканной ладошкой рот, чтобы сдержать вопль ужаса. Не узнать до боли знакомые, родные черты лица было невозможно.

В темнице, во дворце правителя Аттеры, скованный по рукам, ногам и туловищу крепкими цепями, испускающими легкое красноватое свечение, сидел сгорбленный… Тим.

Тот самый Тим, которого я лично вернула обратно, в наш с ним мир, чтобы он жил долго и счастливо, посвятив себя обретенной в мое отсутствие любви в виде девушки, пекущей для него булочки с корицей.

— Тим…, - выплакала я, едва не воя. — Тим…

Он услышал меня. Оторвал от обнаженной, иссеченной тонкими хлесткими полосами груди, в которых загустевшая кровь смешалась с грязью и пылью, и посмотрел на меня затуманенными бредом глазами. Нос был сломан, губы разбиты и превращены в месиво, слипшиеся в неприятные сосульки волосы в нескольких местах проредили проплешины, словно кто-то несколько раз сунул его голову в огонь. Левая нога была сломана, сквозь прорванную штанину торчал кусок кости, и он периодически странно заваливался на бок и, наверное, давно рухнул на пол, если бы его торс не был крепко примотан цепями к железной дуге спинки кровати.

— Мира…, - практически беззвучно проговорил он кровавыми губами, прикрывая опухшие красные глаза. — Ты… опять ты…

— Опять? — глупо переспросила я, поднимаясь на дрожащие ноги. — Погоди, не разговаривай! Береги силы! Я тебя вытащу, Тим!

И в отчаянии вцепилась пальцами в решетчатую дверь, которая была частью передней стенки тюрьмы. Замка не было, но створка, позволяющая войти внутрь, плотно прилегала и не поддавалась, а это значило, что без магии здесь не обошлось. Магии, с которой такой, как я было не справиться.

— Что же мне делать? — всхлипнула и, не удержавшись, заплакала, захлебываясь беспомощностью, но продолжая упорно дергать дверь на себя в бесполезной попытке отворить её.

— Тим, — обратилась я к другу, прижимаясь лицом к прутьям. Но он, больше не замечая меня, вновь уронил голову, уткнувшись подбородком в грудь в неловкой сломанной позе. — Тимочка…, - снова и снова я повторяла его имя, желая еще хотя бы раз услышать слабый голос. Пусть это будет даже стон, лишь бы убедиться, что он жив.

Мои рыдания заглушили шаги. Четкие, размеренные, неторопливые, но неумолимые.

Кто-то шел к нам. И я поняла, кто именно еще до того, как обернулась, чувствуя, как смертельный холод заполняет грудь, словно огромный раздувающийся шар.

Мрачный, хмурящий брови, с напряженной идеально ровной спиной, Сатус спускался вниз, не сводя с меня странного взгляда. В руках он держал кусок тяжелой ткани, перекинув его через согнутый локоть.

Сквозь замутивший рассудок ужас и панику я вдруг подумала, что в этом непостижимом мужчине, чьи поступки и слова неизменно пугали и сбивали с толку, не давая понять его, силы столько, что… мне не победить.

Мне никогда его не победить того, кто настолько уверен даже в самых отвратных своих поступках.

Когда до решетки оставалось несколько шагов, принц остановился, покачал головой, таинственно усмехнулся и поцокал языком.

— Все подглядываешь и подсматриваешь, моя девочка?

Я открыла рот, желая что-то сказать, но не смогла вымолвить ни слова. Из меня будто выдернули стержень.