— Ой, да все комнаты Тая опутаны поглощающими плетениями, а уж он-то умеет их накладывать! Даже если его кошечка захочет, то ничего не услышит, — продолжал веселиться невидимый мне мужчина, который, очевидно был кем-то вроде дворцового стражника. — Как и мы не услышим, как он её в койке терзает.

— Все равно замолчи, потому что…

И они заговорили на несколько тонов тише. Сменяемый начал выговаривать о чем-то своему сменщику, и мне очень захотелось узнать предмет выговора.

Выпрямившись, я поднялась на носочки, вжалась животом в прохладные перила и попыталась опуститься ниже.

Это мне удалось, но при повышенном риске быть замеченной толку от моего маневра было немного, то есть, я ничего не смогла разобрать в приглушенном сбивчивом бормотании басом.

Но зато смогла сделать два полезных вывода.

Первый — терраса находилась на высоте четырех-пяти метров над землей, и если я решусь спрыгнуть, удирая от демонов на своих двоих, то в лучшем случае вывихну что-нибудь, а в худшем — переломаю кости. Ни то, ни другое не способствовало эффективному побегу, а значит, следовало озаботиться созданием чего-то вроде каната.

Второй вывод проистекал из первого, создавая не меньшую проблему и заключался в том, что под террасой плотным полукругом росли желто-красные цветы, распространяющие запах меда, орехов и, как бы странно это ни звучало, перца. Этот запах был почти удушающим и ударил мне в лицо сразу же, стоило только оказаться к ним ближе.

Отпрянув назад, я зажала нос, стараясь не чихнуть, но терпеть было почти невозможно…

Рот непроизвольно раскрылся, судорожно хватая воздух, и…

Тяжелая мужская рука легла на лицо, зажимая губы. Дернув за голову назад, он заставил меня врезаться в его тело, неподатливое, почти каменное и сурово-неподвижное. Беззвучно охнув, я выгнулась, попытавшись освободиться из его хватки, которая в миг стала грубее, сдавив мои скулы длинными пальцами, привыкшими сжимать рукоять меча. И будто бы этого было мало, его другая рука скользнула на живот, надавив, вынуждая приникнуть к нему, ощутить его присутствие, его власть и его желание быть жестоким.

Я тоскливо застонала, пожалев, что не спрыгнула с террасы до его появления. Ломанные кости ничто, по сравнению с этим.

— Не следует появляться перед охраной в подобном виде, — низким, вибрирующим голосом проговорил Сатус мне на ухо, щекоча. Вроде бы сдержанно, но я каждой клеточкой кожи почувствовала жар зарождающейся ярости. — Ко дворцу никто не приблизится, но охрана патрулирует территорию непрерывно. И я не хочу, чтобы кто-то увидел тебя голой.

Я в ответ лишь протестующе замычала, потому что ничего другого мне не оставалось. Ладонь демона, накрывшая лицо, позволяла дышать, но не говорить.

— Хочешь мне что-то сказать? — с ядовитой издевкой догадался он.

Я замотала головой. Да, конечно, мне есть что сказать, зараза ты черноглазая!

— Сладкая моя мышка, — почти пропел он, и от того, как он это сказал, у меня что-то задергалось внутри. Это было почти больно, но в то же время… почти приятно. Такая невыносимая смесь, когда не знаешь, ощущения приятные или жуткие. Но какими бы они ни были, я не могла выкинуть из головы то, что он использует на мне свою магию. Магию, которая умела как возвышать, поднимая над всеми мирами, так и с размаху бить о землю. — Я бы с удовольствием послушал все то, что ты хочешь мне сказать, но для начала, хочу узнать, к тебе приходил мой отец?

Я застыла, прекратив сопротивление и даже оставив бесполезную попытку отодрать от себя его руку.

Рвано кивнула, отвечая на его вопрос.

Его ладонь начала медленное движение вверх, оторвавшись от моего живота, проскользив по солнечному сплетению, едва заметно дрогнувшими пальцами ласково огладив ложбину на груди, прикоснувшись к ключицам и накрыв кулон, который он же надел мне на шею.

— Кулон видела? — голос демона запнулся, будто ему трудно было говорить.

Еще раз утвердительно кивнула.

— Я должен был украсить им твою прекрасную хрупкую шейку во время брачного обряда, принеся клятву перед в присутствии свидетелей и духов почивших предков. Но с тобой все так… сложно! — он зло выдохнул, и его злость была острой, царапающей. Я даже невольно глянула на свои руки, ожидая увидеть, как алым бисером проступит кровь. Но не увидела. — Ты — не контролируема, неуправляема, глупа!

Меня поразило то отчаяние, которым были наполнены его слова. Оно рвалось из него, как рвется дикий волк, посаженный на цепь, пытаясь спастись от чудовищной гибели. И все в нем было соткано из того самого мрака, которым так легко управлял и повелевал император, не просто так явивший передо мной себя и свою магию. Мрак этот был жадным, ненасытным, нетерпеливым. Я чувствовала его присутствие, как чувствовала и то, что он проникал в меня, забирался под кожу, вливался в вены, заползал в рот, потому что… потому что он этого хотел. Принц хотел, чтобы я стала такой же, как он. Хотел сделать меня своей полностью, хотел, чтобы его тьма стала нашей тьмой.

— Поэтому придется обойтись без обряда, — он вздохнул, и я отчетливо ощутила, как поднялась и опустилась его грудь, к которой я была прижата. — Возможно, мы проведем его позже, когда подтвердим наш союз. Но я не могу отказаться от клятвы.

Его губы были гладкими и такими горячими, что я невольно пискнула, когда он прикоснулся ими к моей шее.

— Слушай меня внимательно, милая, в каждом моем слове — твое будущее и твоя новая жизнь, — с твердостью, которая вступала в головокружительное противоречие с мягкостью его губ, произнес демон.

Он выпрямился, еще сильнее обхватывая меня руками, будто желая втиснуть мое тело в свое, и заговорил с мрачной торжественностью, черной птицей распахнувшей над нами свои крылья.

— Я — предвечный и всемилостивый, неизреченный и единосущный. Я — твой правитель и твой повелитель, — я начала сопротивляться, дергаться и рваться, но бесполезно. Я лишь причиняла себе боль, потому в ответ демон давил сильнее. Он не отпускал и не собирался отпускать, игнорируя все попытки и претензии на свободу. — Твой господин и твой муж. Ты — мой воздух, которым я дышу, моя земля, где я нахожу убежище, моя вода, которая дает мне силы и мой дом, куда я возвращаюсь после долгих битв. Отныне и навсегда мы едины и единственны друг для друга.

Договорив, он умолк, но мне показалось, будто произнесенная им клятва на долю секунды зависла в воздухе, а после закружила вокруг нас, взметнувшись и превратившись в нерушимые звенья неразрывной цепи.

Все внутри взвыло от горя и ощущения непоправимости. Я отчаянно боролась с этой мыслью, отталкивала и пинала её от себя, но сколько бы не сопротивлялась, разумом осознавала — то, что сейчас произошло окончательно и бесповоротно.

Прекрасно понимал это и Сатус. Наверное, поэтому убрал свою руку с моего лица.

Шумно вдохнув, а после задышав часто, стараясь унять панику, я спросила, мысленно молясь и взывая ко всем богам, чтобы они не дали мне сломаться под его властью окончательно:

— И что же полагается отвечать мне?

— Ничего, — безразлично откликнулся демон, ласково, но чуть растерянно поглаживая пальцами кулон, изредка соскальзывая с куска металла на кожу и там, где он касался начинало болеть, как если бы поливали кипятком. Показалось, что еще чуть-чуть и плоть начнет слезать с меня кусками. — Тебе просто следует принять то, что я даю. Со всей полагающейся покорностью.

— Будь ты проклят! — выплакала я и крупные капли редким дождем упали вниз, орошая щеки, губи и тыльную сторону руки демона, отчего тот содрогнулся всем телом, но даже не подумал сжалиться надо мной.

— Уже, — тихо прошептал он и толкнул меня назад, вынудив врезаться спиной в стену, шершавая и неровная поверхность которой оцарапала лопатки. Почти сразу начало саднить, и я уже знала, что завтра там появятся кровоподтеки.

Он мог бы быть нежным, любящим, уютным. Мог бы быть заботливым, родным и с самой красивой улыбкой из всех.