— Нет, все нормально, просто меня испугал крик, — я провела ладонью по лбу и ощутила на пальцах влагу. Пот. Несмотря на прохладный воздух и уже почти опустившуюся ночь, на моем лице выступили капли пота. — Птичий вскрик.

— Анзу… чтоб тебя! — раздалось за моей спиной сдавленное ругательство.

— Что? — попыталась обернуться я к нему, но Сатус крепче сжал руки, захватывая меня в кольцо.

— Ничего, давай еще немного постоим, — попросил он. — Мне нравится вот так стоять с тобой…

— Я знаю, что ты пытаешься сделать, — останавливая его прежде, чем он предпримет еще одну попытку.

— И что же? — сухо поинтересовался старшекурсник.

— Я все поняла. Про тебя и твой талант. На самом деле, догадаться было не так уж и трудно, особенно, с учетом того, что я знаю о других демонах, — выпрямившись ровнее, до хруста в позвонках, продолжила: — Киан — ходячий детектор лжи, распознает вранье на раз-два. Шейн — рисует и, кажется мне, что за этим, вроде как, простым талантом скрывается что-то помощнее.

— Он умеет оживлять свои рисунки, — перебил меня демон.

— Правда? — не поверила я, все еще стоя в обнимку с принцем. И, кажется, только одного из нас двоих это устраивало.

— Да. Не все и не всегда, а только написанные особым образом и при определенных обстоятельствах, но умеет. Это очень редкий дар. За все время существования демонов, он проявился лишь у нескольких из нас — и все они принадлежат к семье Джеро. Его старший брат тоже это умеет.

— Впечатляет, — восхищенно выдохнула я. И поспешила закончить свою мысль: — Способности Кана будут поскромнее — умение приспосабливаться к любым изменениям, затрагивающим его физическую форму, — я припомнила заковыристую формулировку, с помощью которой демон описал самого себя. — Это, конечно, очень практично, но не так экзотично.

— Да, он не восприимчив к ядам, инфекциям, едким веществам, к энергетическим всплескам и воздействию звуковыми волнами.

— То есть, если в него ударит молния — он устоит? — заинтересовалась я.

— Его тело быстро адаптируется, да, — кивнул Сатус. — За счет этого урон будет минимальным.

— Вот как! Удобно! — оценила я. — Но Инсару лучше не гулять под молниями, тактильная магия вряд ли от этого спасает. А, кстати, что это значит?

— Он может подчинить любого, кроме демонов, естественно, передав свою волю касанием. Одним прикосновением Инсар может заставить тебя пережить невыносимую боль потери или безграничное счастье, всепоглощающий ужас или любовь такой силы, что бросишься за любимым в огонь не думая ни о чем.

Говоря так, он глядел мне прямо в глаза, пристально и с угрозой.

В груди зародилось томительное чувство, от которого пробежала волна дрожи по спине и ослабли колени.

— Это ужасно, — выдохнула я искренне. — Нельзя заставить кого-то полюбить себя!

— Думаешь? — деловито поинтересовался Сатус. Красивые губы скривились в кривой усмешке, которая была таковой лишь номинально. — А девушкам нравится.

— В смысле? — подскочила я. — Как кому-то может такое нравиться?! Это же рабство какое-то!

— Женщины Инсара обожают. Он умеет делать с ними такое, на что никто другой не способен… Снова и снова…

Кончики пальцев демона пробежались вниз по моей шее. Я дернулась и попыталась увернуться.

Демон в ответ лишь расхохотался.

— Кроме того, — улыбаясь, продолжил Сатус, — парень он выносливый и очень быстро восстанавливается. Впрочем, как и все мы, — черные глаза, в которые я всматривалась с ощущением, будто смотрю в космос, заглядываю в бесконечность, смеялись и почти что искрились. — Это общая демонская черта.

— Что-то я ничего не понимаю…, - пробормотала я.

— Мира, — с красноречивым подтекстом вздохнул Тай. — Ты же уже взрослая девочка. И всё прекрасно поняла, так что, незачем притворятся. Тем более, что вариантов не так уж и много, — и он выгнул бровь, как бы намекая, что мне следует быть посообразительней. — Инсар никого ни к чему не принуждает. Все, кто оказываются в его постели, приходят к нему абсолютно добровольно.

И тут до меня дошло, о чем он говорит.

— Ты! — выдохнула я возмущенно, чувствуя, как краснеют щеки.

— Я, — моргнув, подтвердил Сатус, а после не выдержал и растянул губы в широкой типично мужской улыбке. — И я не понимаю, зачем ты строишь из себя недотрогу?

Я надулась и отвернулась, потому что все еще никак не могла успокоиться. Лицо горело, будто мою голову сунули в кастрюлю и попытались сварить из неё суп.

— Сам ты недотрога! — фыркнула я, сдувая с лица упавшую прядь волос.

— Погоди, — вдруг со смешком начал демон, а я вновь испытала уже знакомое чувство — будто его голос был осязаемым и тонкой шелковой тканью скользнул по коже. Он попытался развернуть меня к себе лицом, но я оттолкнула его, не желая смотреть на демона. Сатус перестал посмеиваться и очень серьезно спросил:

— Так, ты что, девственница?

Я не собиралась отвечать, оставаясь стоять к нему спиной.

— Так это правда, — протянул демон, правильно расценив моё молчание. — Значит, Блейн был прав…

И тут я сорвалась.

— И что? — заорала я на демона, который оказался непозволительно близко. Толкнув его ладонями в грудь, с вызовом спросила: — Твое какое дело?

Сатус ничего не ответил, рассматривая меня с растерянным выражением на лице и покорно отступая под моими ударами. Вряд ли я была способна нанести ему хотя бы малейший ущерб, но с каждым новым ударом мне почему-то становилось легче.

— Не смей! В это! Лезть! — с каждым словом я орала все громче и била всё сильнее, хотя, кажется, доставляла этим неудобство только себе. Грудь старшекурсника по ощущениям была каменной, и я ушибла о неё ладони так, что аж кости заболели.

Недоуменное спокойствие Сатуса продолжалось недолго, в очередной раз, когда занесла руки для удара, он перехватил мои запястья в воздухе, легко останавливая.

Ядовито усмехнувшись, он дернул меня на себя, заставив врезаться в его тело и охнуть. Не только от неожиданности, но и страха, потому что я увидела огонь, зажегшийся на дне его зрачков.

— Мышка, — он склонился ко мне так низко, что почти коснулся своим носом моего. А я опять уловила мятный аромат, исходящий от него. — Скажи мне, что ты пытаешься сделать? Напугать меня или возбудить? Потому что второе тебе удается куда лучше.

Он навис надо мной — сильный, рослый, взрослый. Я чувствовала себя песчинкой в его руках, не способной что-либо противопоставить…

— Мышка, — повторил демон, облизнув губы. От звука его голоса закололо кожу, и это было такое непонятное ощущение, когда сам не понимаешь, приятно тебе или нет… Удовольствие с примесью боли. И не только физической. Больно было и внутри. — Ты дрожишь, — с удивлением моргнув, заметил Сатус. — Странно… Раньше ты была смелее.

И он была прав, раньше во мне было больше решимости.

Не знаю, в какой момент всё изменилось. Только теперь я сама не знала, чего хотела. Все стало таким сложным, непонятным и незнакомым.

Прямо над нашими головами из чернильной синевы стремительно наступившей ночи проступила уже знакомая мне ягодная луна, бросив на лицо Сатуса темно-малиновые тени, подчеркивая его ошеломительную красоту, о которой я иногда даже забывала.

Но очень редко.

В этот краткий волшебный момент он показался мне ненастоящим.

Потому что я никогда не видела никого прекраснее этого парня.

— Любовь, мышка, — зашептал он, легонько касаясь губами моей щеки и продолжая говорить. И это было словно крылья бабочки запорхали надо мной. — Любовь — это слабость. Но в то же время, любовь может сделать тебя сильнее, когда один только взгляд любимого дает тебе уверенность в том, что ты всё сможешь.

Я встретилась с его глазами, которые показались мне еще чернее обычного. Привычная человеческая форма, а за неприступными стенами скрывается что-то необъятное, безграничное и немеркнущее.

Свет подчеркивает и раскрывает чистоту линий. Но тьма делает это не хуже. А может быть, даже лучше. Тьма… она создает глубину. И объем. Она находит смысл там, где его, казалось бы, и нет. И если свет дает надежду, то тьма отбирает её. А взамен дает кое-что другое.