— Ферай сказал, что ты не сможешь привести меня в свой дом. Потому что я — ваине, чужестранка.

— Да, все так, — невозмутимо подтвердил Сатус, внимательно и неотрывно взирая, из-за чего к щекам начала приливать кровь, а мне самой показалось, что в Розовой комнате стремительно нагревается воздух. Бросив мимолетный взгляд на зеркала, в одной части которых двигалось мое отражение, а в другой — Сатуса, я с удивлением обнаружила, что они запотели. — А ты реалистка, да, Мира? — неожиданно заявил демон. — Ты предпочитаешь правду, какой бы уродливой она ни была. Для тебя важно глядеть в саму суть вещей, не обманываться и не надеяться.

Никто и никогда не говорил обо мне так.

Никто и никогда не видел меня такой, какой я сама себя видела.

— Тебе нравится быть холодной, отстраненной, глухой к чужим чувствам, в то время, как свои собственные ты держишь при себе, потому что считаешь, что только у тебя есть право о них знать.

Он верил, что у меня есть чувства. Я верила, что скорее умру, чем признаюсь ему в любви. Потому что мое признание поставит точку.

— У меня нет никаких чувств. Ни к тебе, ни к кому бы то ни было другому, — ответила я, чувствуя, как кожу начинает печь от чужой, не моей, свирепости, расползающейся от макушки к плечам и ниже по груди — к животу. Густая, тянущаяся, словно растаявшая сладость. Эта свирепость была результатом такого сильного внутреннего напряжения, от которого обычного человека уже, наверное, разорвало бы на кусочки, а Сатус лишь стискивал челюсти сильнее и смотрел так, будто в любую секунду был готов вынести мне смертельный приговор, обвинив в измене. И чем дольше мы поддерживали зрительный контакт, тем тяжелее мне было оставаться на месте. Потому что я увидела ту опасную грань безумия, к которой приближался демон.

И, кажется, впервые задалась вопросом: неужели это правда?

Неужели он испытывает ко мне настоящие чувства?

И все это не игра, не попытка поймать меня в ловушку с помощью внушенной влюбленности, не тщательно завуалированные манипуляции?

Неужели для него все это почти так же невыносимо, как и для меня, а возможно и еще хуже?

— Уверена? — его голос не злой, не ненавидящий, не требовательный. Он вообще никакой, бесцветный.

Я промолчала, глядя на него исподлобья. Мокрые волосы облепили лицо, на ресницах таяли крохотные пузырьки пены, а губы были искусаны в кровь и ныли.

— Ты уверена, что ничего ко мне не чувствуешь? — слова давались ему с таким трудом, будто он толкал на крутую гору неподъемный камень.

С ним не будет легко, думала я, и солнечно с ним не будет. Не будет розовых сердечек, нежных признаний и трепетных касаний. С ним всегда будет зло, яростно, сильно, стремительно и практически невыносимо. Он — квинтэссенция всего смертельного, опасного, колоссально трудного. С ним — противостояние, драка за победу каждый день.

Я всегда знала, что если впущу его в свою жизнь, день, когда он уйдет, станет для меня последним. Это была поездка в один конец, и последняя станция находилась там, откуда возврата уже не было.

Кончиками вытянутых пальцев, касаясь легко, будто опасаясь навредить и одновременно взывая к покорности, он прикоснулся к моему лицу и направил навстречу своему. Взгляд его был томным, наполненным надеждой и таким желанием, которое я еще никогда не видела. На самом деле, с этой стороной жизни я была практически не знакома и раньше почти не задумывалась об интимных отношениях с кем бы то ни было. Мне было просто не интересно, но конкретно сейчас, в этот миг, всем телом и каждой его клеточкой я ощутила его потребность во мне. Потребность, которая была противоречивой, отравляющей, подстегивающей и нарастающей, словно снежный ком. Наступит день и это скопление густой необузданной тьмы обрушится на меня. Он это знал. Знала теперь и я.

Заерзав, поняла, что больше не могу усидеть на месте, на могу находиться так рядом с ним, в кольце его рук, чувствуя спиной гладкую плоскость живота, выпуклость мышц груди. И… это было ошибкой. Стоило мне пошевелиться как что-то горячее, опасное, пугающее стало настойчивее обозначать своей присутствие, пока не уперлось мне в поясницу.

И тут я даже дышать перестала… замерла, затаилась, как настоящая мышь, столкнувшаяся с большим, сильным, крайней голодным и не стесняющимся это подчеркивать котом.

— Я хочу тебя, — и жаркие губы скользнули вдоль уха. Голос такой низкий и хриплый, что слышать его было почти невыносимо. — Хочу с той секунды, как увидел, хоть и осознал эти свои незваные чувства намного после! — принц прерывисто выдохнул, всколыхнув воду вокруг нас. Я не могла не заметить, насколько тяжело ему далось это признание, от которого моё предательски слабое сердце подпрыгнуло как в пируэте и вернулось на место, а вот разум упорно твердил, что слова, любые слова, все равно ничего не меняли. Только действия имели смысл, а все, что делал демон имело лишь одну цель. — Сперва я хотел быть с тобой, как был со всеми остальными своими подругами. Но очень скоро выяснилось, что любая другая готова упасть к моим ногами, только не ты. Не ты, которая при всей своей внешней слабости каждый раз удивляла меня стойкостью, которая, не пытаясь соблазнить, выглядела еще привлекательнее и желаннее. Я понял, что глядя на тебя вижу то, чем готов любоваться всю оставшуюся жизнь. Ты завладела моим сердцем и разумом, прочно поселившись в мыслях, взращивая потребность забрать тебя себе, спрятать как самую большую драгоценность там, где никто не сможет отнять тебя у меня. Даже ты сама, — и он вновь вынудил меня смотреть ему в глаза. Он решился на откровенность и желал, чтобы я разделила с ним этот момент сокрушительной честности. Опасность была одной из граней его личности, тем, что всегда ощущалось в принце на интуитивном уровне, но теперь эта часть его была продемонстрирована намеренно, выставлена напоказ, обнажена, словно спелый плод под лопнувшей кожицей, сдавленной хладнокровными пальцами. А еще в нем было зло идущее рука об руку с желанием причинять боль и умением делать людей беспомощными. И все вместе это совершенно не тем, с чем хотелось бы встретиться, потому что взглядом Сатус откровенно заявлял — спасения нет и молить о нем бесполезно. Его руки сильнее обвились вокруг моего тела, и это должно было быть появлением нежности, но не было. — Я готов пойти против отца, против демонов, против Аттеры за возможность знать, что в твоей жизни есть только я, что я — твой первый и последний мужчина. Ради этого я способен положить весь мир к твоим ногами, а не только переписать какой-то там закон…

Закон. Удивительно, но упоминание такой банальной и совершенно не романтичной вещи отрезвило, охладило что-то, что начало разрастаться внутри меня подобному пульсирующему огненному шару.

— А что это за закон и почему все постоянно о нем твердят? — спросила я и голос мой звучал обыденно, словно это не за моей спиной сидел голый и красивый демон. Мысленно самой себе поставила плюсик.

— Военная аристократия очень сильна в Аттере, — Сатус потер глаза, а после еще теснее притянул меня к себе, вынуждая лечь ему на грудь. Я встрепенулась раненой птицей, потому что оказалась еще сильнее прижата к тому, что находилось у поясницы и это не укрылось от принца. «Привыкай», — с коротким смешком шепнул он мне так тихо, что сперва решила, будто послышалось. А он, тем временем, продолжил, сжав ладонями мои предплечья и легонько массируя. Мышцы уже откровенно дергались от перенапряжения, вопя, что скоро мой пассивный мятеж будет сломлен, и придется сдаться на волю победителя. — Демоны превыше всего ценят силу и власть, а также те блага, которые они обеспечивают. Если для их получения нужно быть жестокими, мы будем жестокими. Если нужно убивать, мы будем убивать. Если нужно пойти и забрать, мы пойдем и заберем.

— А при чем здесь я? — спросила, стараясь выглядеть спокойной.

— Если я стану императором, а после погибну, ты займешь мое место, — с поражающей легкостью пояснил Сатус. — Ты станешь правительницей Аттеры. Но ни один демон не признает над собой такую, как ты. Еще до моего восшествия на трон тебе будут бросать вызовы на дуэль снова и снова, пока не уничтожат. Твоя смерть на дуэли от любого из вызвавших будет в рамках нашего правосудия. И по очень старому, но все еще действующему закону отказаться ты не можешь, — не обращая внимания на то, как мне разом поплохело от перспективы скончаться на магическом поединке, демон без перехода приказал: — Тебе нужно расслабиться.