— У тебя ужасные привычки, мышка, — продолжил демон. — Мне следовало бы заняться твои воспитанием. Но… потом. Для этого еще будет время.

Но как бы он не улыбался, как бы не кривил в насмешке губы, за всем этим искусственным налетом я видела сосредоточенность и холодную решимость.

— Зачем? — выдохнула я, не сводя с него не моргающих глаз.

— Зачем? — с издевательской иронией переспросил демон. — Затем, что ты моя принцесса и я хочу видеть тебя… покорной.

— Зачем ты сделал это с ним? — я кивнула головой в сторону узницы. Голос мой дрожал и срывался, с головой выдавая все эмоции, которые в этот момент мной владели — обреченность, страдание, ненависть. Не выдержав, я сорвалась на крик: — Зачем?!

Сатус в ответ лишь выгнул угольную бровь.

— Смеешь повышать на меня голос? — шаг вперед, плавный, текучий, готовый окончиться ударом. И я ожидала этого удара, а потому сжалась всем телом и отпрянула, упершись в стену. — Я мог бы ответить на твой вопрос, но не стану, — он склонился к моему уху и прошептал, его дыхание щекотало кожу: — Так мучительней…

Перестав сжиматься, я посмотрела на демона. Некоторое время мы рассматривали друг на друга в тишине повисшей паузы, и этот краткий миг был наполнен откровенностью, такой, которая впервые возникла между нами.

Я все поняла без слов.

— Месть? — сипло спросила я.

— В том числе, — не стал отпираться демон, величественно кивнув.

Он упивался собой, собственной властью и всемогуществом, возможностью вершить судьбы и рушить жизни.

— Чего ты хочешь? — спросила я, понимая, что ставки повышаются. Рано или поздно одному из нас придется пойти в ва-банк. И тогда другому останется либо рискнуть чем-то, таким же равноценным, либо отложить карты и закончить свое участие в игре.

Сатус потянулся ко мне, положил руку на затылок, погладил волосы и ответил:

— Тебя.

Я вырвалась, он выпустил.

— Что это значит? — выпалила я со злостью, отходя в сторону, краем глаза следя за сидящим в клетке и все еще не вернувшемся в сознание Тимом.

К сожалению, эти мои метания не укрылись от пристального взгляда демона.

— Хочешь спасти своего друга? Я бы многое мог рассказать тебе о твоем милом мальчике, к которому ты так привязана, — его желваки напряглись, а в глазах вспыхнули красные огоньки. — Но не стану. Пока что.

— Да, хочу, — упрямо и смело заявила я, отвечая на первый вопрос. — И мне все равно, что ты о нем думаешь.

Губы принца зло сжались, и словно бы как отклик на всплеск его ярости, у меня заболело под ребрами. Так сильно, что я потянулась к больному месту рукой, но в последний момент остановилась, не желая выказывать слабость перед Сатусом. — Так… что ты хочешь за то, чтобы вернуть его обратно, туда, откуда вы его похитили?

— Ты говоришь «да», — отчеканил по-деловому Сатус, выглядя при этом так, будто совершал главную сделку в своей жизни.

— На что? — не сообразив, поморщилась я.

— На все, — широко усмехнулся Сатус.

— Это…

— Прикуси язык и слушай, — с ласковой жестокостью приказал Сатус. От этого приказа по голым рукам и ногам побежали мурашки, а следом поползла, будто пытаясь просочиться сквозь кожу, концентрированная темная энергия. Его энергия. Помолчав недолго, он продолжил: — Ты полностью признаешь мою власть над собой и факт свершившегося между нами свадебного обряда. Ты больше не борешься со мной, Мира. И самое главное — не пытаешься убить себя, потому что мне невыносимо видеть тебя раненной. Кроме того, все твои попытки бесполезны. Я не дам тебе умереть, как не дам смерти отнять тебя у меня.

Подбородок задрожал и разговаривать стало сложно, но все же я выдавила из себя:

— Почему ты такой? Почему ты такой плохой? — я чувствовала себя маленькой девочкой, у которой отобрали все.

Он медленно, нарочито медленно скользнул ко мне, не сводя горящих черных глаз с красными всполохами на дне, с нежностью и бережностью от которых заныло сердце притянул меня в свои объятия, окутывая собственным запахом и прошептал в волосы:

— Я не плохой. Я еще хуже, — жестокость, с которой были сказаны эти слова так ярко контрастировала с чувством защиты и покровительства, которые дарили его руки, что у меня закружилась голова. — И ты увидела, насколько плохим я могу быть. Хочешь свободу для мальчишки? Прими меня. И я отпущу его.

Внутри постепенно образовывалась странная пустота, заполняемая апатией. Схватив за подбородок, он вынудил меня посмотреть ему в лицо, утопив свой взгляд в моих глазах.

Чувствуя бесконечную усталость, от которой не спасет ни сон, ни отдых, я рассматривала его лицо, с горечью осознавая, что, кем бы он ни был, я люблю его. И буду любить даже тогда, когда он будет меня убивать. Потому что… потому что мы те, кто мы есть. И нас не изменить.

— Хорошо, — медленно проговорила я.

— Клянешься ли ты быть со мной до конца? — спросил он, его голос обволакивал, заставляя прислушиваться. Заставляя слушать. Кулон, что покоился под моей шеей начал нагреваться, распространяя по телу непривычные расслабляющие волны, состоящие из тепла и спокойствия.

— Клянусь, — ответила я, не отводя глаз.

Слово повисло в воздухе, тяжелое, налитое, как сочный созревший плод. Все вокруг застыло, будто перейдя в другое, метафизическое, изолированное друг от друга и от нас, состояние. Лишь я и Сатус были единственными, кто оставался живым и мыслящим посреди этого разом потускневшего мира. Кулон обрел едва выносимую тяжесть, наполнившись магией куда более древней, чем все, с чем я сталкивалась до этого. Но все это продолжалось лишь краткий миг и оборвалось, когда Сатус запрокинув мою голову настиг губы поцелуем.

Любовь и ненависть сплелись в этом поцелуе в один клубок. Дерзость, голод, страсть, желание — все смешалось воедино, в один ошеломляющий коктейль, который он заставил меня выпить до конца, властвуя, настигая при каждой попытке сбежать и награждая своей пьянящей лаской за податливость.

Но этот поцелуй отличался от всех, что были прежде. Тем, что теряя себя в этом невыносимом жестоком мужчине, в какой-то момент я ответила на него. И это привело к всплеску такому жгучему, словно меня, вслед за Тимом, сунули в огонь. Я горела, пылала каждой частичкой своего тела и это делал со мной Сатус, разгоняя жар по венам, ловя своими губами мои слабые стоны. Если бы он не держал меня, так сильно прижимая к себе, будто больше всего на свете боялся потерять, я бы рухнула на пол, без сил.

Когда он, наконец, оторвался от меня, мы оба тяжело дышали. Принц обнял мое лицо руками, и прижался своим лбом к моему, прикрыв глаза.

— Ты обещал, — напомнила я, пытаясь восстановить дыхание. — Ты получил все, что хотел, теперь отпусти его.

И… мои слова разрушили едва успевшую зародиться магию. Демон вздрогнул, выпрямился и посмотрела на меня с высоты собственного роста. Я почему-то почувствовала себя виноватой. Отступила, обхватив себя за плечи ладонями и пряча глаза.

Вздохнув, он снял с локтя то, что принес с собой. Это оказалась теплая накидка.

Демон широко взмахнул ею и опустил на мои плечи, но этим на ограничился, а крепко запахнул края, замотав меня в одежку, как в кокон.

— Я не могу его отпустить.

— Что? — подскочила я. На глаза навернулись слезы. — Ты же обещал!

— Любовь моя, — демон старался держать себя в руках и это было видно, но терпение и добросердечность никогда не были его сильными сторонами. — Я не могу его отпустить, потому что сперва нужно его вылечить. Я распоряжусь, чтобы им занялись.

— Кто? — я потерянно обернулась по сторонам. — Здесь никого нет. Дворец как будто вымер.

— Я приказал, чтобы прислуга, стража и все остальные не попадались тебе на глаза, — пояснил Сатус так, будто в этом не было ничего особенного, хотя у меня было иное мнение.

Но, прежде всего, я должна была убедиться, что Тиму больше ничего не угрожает.

— О нем позаботятся? Накормят, напоят и вылечат? И он больше не будет сидеть к клетке? Ты мне обещаешь?