Я помню, когда-то давно на Дальнем Востоке во всех аптеках продавалась настойка китайского лимонника, то есть спирт, настоянный на лимоннике, в больших (для лекарства больших, вообще-то маленьких) бутылках. Концентрация этой настойки была такова, что применять ее по назначению врача полагалось лишь в капельных дозах по двадцать капель на прием два раза в день. Бутылки могло хватить одному человеку надолго, может быть даже на целую жизнь, для поднятия жизненного тонуса в случае его упадка.
Я помню также, что эта бутылка на старые деньги стоила четырнадцать рублей (на новые рубль сорок) и брали ее мужчины по вечерам или в утреннее, сумеречное после вчерашнего время на троих, томясь упадком жизненного тонуса и желая его повысить — не постепенно, малыми дозами, а сразу, большими глотками.
И ничего, не помню, чтобы кто-нибудь пострадал от гомерической дозы лекарственного настоя. Возможно, подпрыгивало давление крови, но кто же его измеряет в минуту веселья.
Нынче настойку лимонника, равно как и другие стимулирующие растительные препараты, продают в аптеках лишь в маленьких пузырьках, по рецепту.
Зато в тайге дальневосточной лимонника полно, да и не только лимонника; освежает аралия, нормализует кровяное давление клоповка, улучшает перистальтику кишок ламинария...
Здесь я должен остановиться, пардон... То есть какая же остановка? Я сижу у стола за машинкой, перебираю в памяти дальневосточные дива, и тут я должен снова переместиться из дебрей таежных на берег морской, на лайду, в отливную полосу. Ламинария — водоросль; это морская капуста. Ее океан выносит во время прилива на берег и там оставляет; весь берег пахнет морской капустой: лекарством, йодом. И боже, как хороша, как совершенна бывает перистальтика кишок, если откушать морской капусты — прямо — так с берега взять — и с уксусом, с луком. Или высушить, столочь в порошок — и с чаем, с супом. (Сушеная ламинария продается в аптеках.) Или, на худой конец, всегда в продаже консервы из морской капусты — сахалинский салат.
Один дальневосточный человек — ему можно верить — рассказывал мне, что он знал одного капитана большого (флагманского) арктического ледокола, которому и подавно можно верить. И этот капитан говорил моему знакомому, что морская капуста стимулирует (опять-таки стимулирует!) произрастание волос даже на самых безнадежных, унылых лысинах. У капитана был дед (капитан ссылался на дедов опыт), постоянно евший морскую капусту. На голове у деда и так хватало волос, и без морской капусты они росли. Зато грудь, и плечи, и другие места на дедовом теле сплошь заросли волосами — морская капуста всходы дала.
Ладно, подышали лекарственным, йодистым воздухом океанского побережья, вернемся в тайгу. Кроме лимонника, аралии и различных подвидов аралии здесь растет еще чертово дерево, ныне его окрестили латинским словечком «элеутерокок». Сам я этого дерева не видал или, может быть, видал, но не обратил внимания. Оно (чертово дерево), говорят, незаметно на вид, неказисто, растет повсюду и вообще не дерево, а колючий кустарник, чертополох. Зато содержит в себе его тощая древесина целебные вещества чудодейственной силы. Где-то я прочитал, что элеутерокок — это вновь обретенное чудо востока, не уступающее главному чуду — корню жизни женьшеню, а может быть, и превосходящее его чудодейственной жизненной силой. (Это можно проверить: в аптеках бывают как женьшеневые капли, так и капли элеутерокока.)
Помню, когда я впервые узнал об открытии в уссурийской тайге нового целебного лекарственного растения, то сразу же позвонил в Дальневосточный филиал Академий наук первооткрывателю элеутерокока профессору Брехману (я был тогда репортером одной газеты) и попросил у него аудиенции на предмет выяснения сущности, ну и, конечно, деталей открытия элеутерокока, а также и перспективы применения этого нового снадобья в народном хозяйстве. На что профессор Брехман сказал (усталым голосом): «Вы знаете, мне уже столько пришлось давать интервью, и уже об этом столько написано... Стоит ли повторяться...» Услышав такой профессорский ответ, я вдруг внезапно, как говорится, спонтанно тоже ощутил в себе профессора, то есть меня обуяла спонтанная же гордыня. И вместо того чтобы вежливо, может быть, даже вкрадчиво попросить профессора все же меня принять, или как-нибудь подольститься к нему, или проявить твердость, имея в виду общий интерес и спрятав в карман самолюбие, вместо всего этого профессорским же, язвительным голосом я проскрипел в трубку: «Не стоит — ну и не стоит... Дело хозяйское... Вам виднее... Будьте здоровы».
Повесив трубку, вышел из телефонной будки и принялся себя укорять. О, эта проклятая фанаберия! О, эта гордыня! Я занимался нравоучительной профилактикой с самим собою, но случай проникнуть к тайнам элеутерокока, узнать эти тайны из первых рук был безнадежно упущен.
Позднее случай такой не представился мне, и сведения мои об элеутерококе неполны, отрывочны, не проверены, порою несколько фантастичны. Так, один мой знакомый, уже немолодой, сорокашестилетний, но очень крепкий на вид, здоровый детина однажды поведал мне о некоей странности, аномалии своего темперамента, возникшей под действием капель элеутерокока. Эту странность он, видимо, ставил себе в заслугу, иначе зачем бы о ней сообщать. Мы сидели с ним в ресторане, передняя стеклянная стена которого открывала нам вид на бухту Золотой Рог с ее лазурной синевой, с пароходами, кранами, чайками, буксирными катерами и океанским горизонтом. Наш тонус был достаточно высок, и мы продолжали его поднимать: в меню имелись кальмары, трепанги, морская капуста, морской гребешок и прочее. «Ты знаешь, — сказал мой товарищ (не помню, с чего начался разговор), — мине сорок шесть лет. Я уже три года регулярно пью капли элеутерокока. И я прекрасно себя чувствую. Просто великолепно. Если я нахожусь в одной комнате с женщиной и вижу ее коленки, то не могу с собой справиться. Я становлюсь на четвереньки и принимаюсь кусать ее за коленки. Во мне просыпается нечто. Я не могу удержаться. Раньше этого не было, а вот стал пить элеутерокок, и не могу. Как увижу женские коленки, сразу же их покусаю... Ну конечно, не до крови, а так...»
Я спросил, как относятся к этому женщины: подбирают они коленки или, напротив, выставляют, и не визжат ли они, не вскакивают ли на стулья, когда почтенный мужчина в летах, с сединою вдруг опускается на четвереньки (иначе как укусить женщину за коленку?) и принимается кусать.
«Я действую стремительно, — сказал мой товарищ. — Они не успевают опомниться. Я вообще, с тех пор как стал пить элеутерокок, ощутил в себе тигра (элеутерокок растет именно в тех местах, где обитают тигры, тут есть какая-то связь). Что-нибудь такое мне нужно сделать — я вначале весь сгруппируюсь, внутренне притихну, на полусогнутых, подберусь к самой цели — и прыг! Цоп-цопе! И амба! Осечек не бывает».
Вот каким образом может подействовать выжимка из чертова дерена, из колючего неказистого куста, на мужчину спокойного возраста, с высшим образованием, отца взрослых детей.
Правды ради тут стоит заметить, что «открытие» элеутерокока, связанное с именем профессора Брехмана, произошло, в общем задолго до него и до нас с вами. Чертово дерево с его целебными свойствами известно на Дальнем Востоке давным-давно, знание это распространялось из уст в уста, из поколения в поколение — без рекламы.
Один мой хороший знакомый — живущий в Хабаровске Гена Голышев — об «эффекте элеутерокока» знать не знает и слыхом о нем не слыхал. Однако всегда, как Гена помнит себя, он наламывал чертова дерева, заваривал его и пил взвар с похмелья — и освежался за милую душу. И так освежались его отец и дед. Освеженные, засучивали рукава и впрягались в работу. И никаких побочных аспектов...
На разных людей биологический стимулятор по-разному и воздействует. О, сколь неодинакова, и разномастна, и разношерстна, и богата, и несовершенна человеческая природа! Особенно заметной становится эта разномастность и разношерстность человеческой природы, когда она соприкасается с дальневосточной природой — растительной и животной, исполненной таинственных сил, неперебродивиих соков, изначальной свежести. О‚ Дальний Восток прародина высокого тонуса жизни!
