— Точно такая, какой я вижу тебя.

— Но почему зима?! — Воскликнула Нина, выдавая очередную порцию сомнения, и посмотрела с упрёком. — Мы ведь познакомились летом…

— Нина, ты усердно крутила хвостом и надеялась, что я тебя не замечаю? — Улыбнулся он. Особенно тому, что отрицать истину она не стала.

— Тогда мог бы и раньше мне об этом сказать.

— О чём?

— Об этом. — Она кивнула головой на фотографию. — Это ты фотографировал, я знаю. — Нина руки за спиной сцепила в замок, покачиваясь из стороны в сторону.

— Я. — Дементьев устроил холст на полу, и тут же использовал его как сомнительную опору. Только в глаза Нины смотрел и забавлялся непониманием в них.

— Я здесь хорошо получилась…

— Говорят, так происходит, когда автор любит свою модель.

— Значит, ты уже тогда любил меня? — Засмеялась она, но тут же стала абсолютно серьёзна. — Это была «платоническая любовь». — Мечтательно прикрыла глаза и вздохнула.

— Нина, «платоническая любовь» — это любовь взрослого мужика к молоденьким мальчикам. Потому что Платон любил молоденьких мальчиков.

— Фу, Дементьев! — Скривила Нина аккуратный носик. — Как ты мог испортить такой трогательный момент?! Всё! Вешай его давай. Я одобрила!

Нина нервно притопнула ногой, но тут же снова растаяла, глядя на своё изображение в окружении парящих снежинок.

— Я правду сказал, дорогая, — пожал Дементьев плечами, впрочем, он не имел ни малейшего желания продолжать этот спор.

Дементьев изменился. Нет, он не перестал гипнотизировать меня непроницаемым взглядом, когда его что-то не устраивало. Он не «растаял», отзываясь на мою заботу, и он не носил меня на руках от рассвета и до заката, но всё же что-то такое, что нельзя описать словами, но можно прочувствовать, между нами возникло. Это было ещё не доверие, но что-то очень близкое, родное к нему. Я тоже пыталась его понять. Честно пыталась. И привыкнуть к его постоянному присутствию в своей жизни, но было сложно. Сложно отчитываться о каждом проделанном шаге, не получая обратного отчёта взамен, сложно скрывать то, что рассказать бы стоило. И я ждала. Финала ждала, развязки. Казалось, вот… вот он, момент истины, когда Дементьев угрюмый, уставший, когда, не глядя на меня, следовал в свой кабинет и заседал там по два, три часа. «Нина, зайди ко мне» — говорил он и от страха всё внутри переворачивалось. Я не правды боялась, а его реакции на эту самую правду. А ещё понимала, что страх этот вполне оправдан, потому что не знала его. Вообще, не знала, не имела ни малейшего представления о мужчине, рядом с которым живу, с которым сплю, с которым ем из одной тарелки… Хотя, в этом месте заговариваюсь и последнего в наших отношениях не было. Он просто принял меня. Ответил на мою настойчивость, не более того. Но открываться не хотел. И я даже догадывалась почему: я открываться также не спешила.

«Лиса! Тебе бы пошёл рыжий цвет волос!». Брошенная невзначай фраза заставляла меня впадать в ступор, каменеть, замирая. Не хватало сил сдержать рвущийся к лицу жар. Тогда… и во многих других подобных случаях, Дементьев замечал моё состояние. Замечал, но терпеливо молчал. Только вот… он не предлагал решить самой, когда нужные слова будут сказаны. Он так наказывал. Своей якобы невнимательностью наказывал за моё баранье упрямство. Осторожно поглаживал по плечам, успокаивал. И эта игра… бессмысленная игра в «кошки-мышки», когда каждый что-то скрывает, что-то понимает, но продолжает играть… она становилась невыносимой. А обоюдное молчание тяжёлыми кандалами волочилось вслед за нами, не предлагая просвета в ближайшем будущем.

А ещё… ещё я становилась какой-то… мягкотелой. Неприятно покладистой, готовой пойти на компромисс. Дементьев это так называл. Я же выбирала более подходящее слово вроде как «прогнулась» под обстоятельства. Он посмеивался, лохматил и без того взъерошенную шевелюру и раз за разом пояснял, что я, как фигура не сформировавшаяся, могу себе это позволить. Не стеснялся добавлять, что все мнимые достижения получились не иначе как случайно, а на самом деле моё призвание печь пироги. Издевался, конечно, но осадок оставался и заставлял снова и снова разувериваться в собственных силах.

Дементьев часто смотрел на меня. Долго смотрел и молчал. Вдруг становилось неловко, и я старалась делать вид, что не замечаю его внимания, чем, правда, провоцировала очередной поток настойчивости. Прямой взгляд практически никогда не ласкал. Изучением это тоже назвать было сложно. Дементьев словно следил за мной и всеми силами пытался это продемонстрировать.

— А пойдём, погуляем? — Не сдержалась я в один из таких моментов и слащаво улыбнулась, наблюдая, как он прикидывает немногочисленные «за» и «против».

Я склонила голову набок, прикусила губу, к его креслу подошла, но так и не притронулась, хотя Дементьев ждал этого прикосновения.

После секса прошло уже больше часа, он был собран мысленно, упакован в плане одежды. Не поленился застегнуть на все пуговицы сорочку и поджать пряжку ремня, а сейчас взирал на меня с лёгкой тенью подозрения.

Первым протянул руку и сжал бедро, с удовольствием наблюдая, как его широкая горячая ладонь вызывает вполне понятную дрожь на моей коже. Провёл большим пальцем чуть глубже по внутренней поверхности бедра, посмотрел в глаза и рассмеялся, меж тем, хватку усиливая.

— Не перестаю удивляться, как ты умеешь себя настроить. — Поиграл он бровями и с силой потянул на себя, усаживая на колени.

— Я внимания хочу!

— Весь твой! — Руки Дементьев раскинул, изображая что-то необъятное, а я покачала головой.

— Ещё мгновение назад в твоей голове прокручивался очередной хитрый ход, Дементьев. — Упрекнула я, недовольно поджимая губы. — Всё твоё внимание заканчивается с наступлением оргазма. Я начинаю думать, что нужна тебе только для секса.

— Ты нужна для удовлетворения моих душевных потребностей, Ниночка. Когда я тебя вижу, всё внутри ликует и призывает бороться.

— Бороться со мной?! — Натурально ахнула я, но Дементьев крепко обнял за плечи, явно принимая высказанное в шутку на свой счёт.

— Иногда желание услышать очередную похвалу заводит тебя в тупик, дорогая. Я хочу тебя, и отрицать этого ты не можешь. Я впустил тебя на свою территорию и позволяю становиться со спины, хотя многие только за мысли об этом лишались органа, который у них думал. Не заставляй каждый раз повторяться и напоминать, что ты для меня значишь.

— Но ты ещё ни разу об этом не говорил!

— Ты даже не представляешь, сколько раз я успел об этом подумать…

— Это не ответ, Дементьев. — Я надулась и попыталась выкрутиться из захвата. Дементьев прижался носом к моей спине и жадно втянул в себя воздух.

— Куда ты там хотела поехать? — Он недовольно выдохнул, признавая хоть и незначительное, но все же поражение, а я едва сдержалась, чтобы не захлопать от восторга, оценив его старательность и своевременность хода.

Обернулась, ликуя еще больше при взгляде на уже успевшего передумать Дементьева, но ведь вслух он этого не произнес!

— Не поехать, Дементьев. Не поехать. Я пойти хотела.

— Нина, сейчас два часа ночи и на улице только закончился дождь. Ты уверена в своем желании?

— Как никогда, дорогой. — Сладко улыбнулась я и, уже отмечая едва наметившееся согласие в его холодных глазах, потрепала по небритым щекам. — Десять минут на сборы! — Объявила во всеуслышание и с колен Дементьева соскочила.

Потратив чуть больше заявленного времени, я уже настроилась на недовольное ворчание, на которое Дементьев всегда был щедр, была немного ошарашена скептическим взглядом.

— Ты в этом идти собралась? — Последовал резонный вопрос, и я округлила глаза, поглядывая на собственное изображение в зеркале высокого шкафа.

Меня лично все утраивало, правда, рядом с Дементьевым, я действительно выглядела нелепо. Его джинсы, простая футболка и укороченная кожаная куртка не смотрелись с моим коротким коктейльным платьем, хоть на него и был накинут плотный белый пиджак.