— Ты сам о нём вспомнил, и не нужно сейчас на меня рычать! — Вскрикнула я и всё же села в кресло, стоящее рядом. Теперь нас разделял маленький кофейный столик и расстояние в два метра. Слишком много, чтобы найти общий язык.

— Ну, давай, спроси! — Бросил он с вызовом, усмехаясь, а я вдруг покраснела, взгляд опустила, и вернуться к его глазам снова боялась. — Спроси у меня: «А правда ли, что…», а я отвечу, что, правда. Давай. Тебя ведь с того самого дня периодически подмывает задать этот вопрос. Сейчас самое время. — Снова и снова провоцировал он, чем основательно завёл и я решилась. Вскинула взгляд, наплевав на яркий румянец, набрала в грудь побольше воздуха.

— Дементьев, а правда ли… — Горько усмехнулась я тому, что пошла на поводу у его эмоций и замолчала. Начала снова, но теперь иначе: тихо и осторожно, будто по хрупкому льду ступая. — А это правда, что Георг Александрович твой брат?

Я часто-часто заморгала, когда Дементьев набычился и сжал челюсти.

— Ты, малыш, не путай. Отец у нас один, а вот про «брата» ты загнула… — Ткнул он указательным пальцем и это замечание я проглотила.

— Но почему так получилось… ты… ты в детском доме, а он…

— Потому что люди скоты по натуре своей, Нинок. Скоты и эгоисты. Зачем предохраняться, если и так дают?

— Не надо так…

— А как? — Дементьев громко хмыкнул. — Понятное дело, что он мою мамашу трахал от скуки. А она была рада стараться.

— Неправда! Твой отец был выдающимся человеком, в него нельзя было не влюбиться! — Воскликнула я, пытаясь сбить спесь. Дементьев болезненно поморщился и закрыл глаза, лишь признавая мою правоту. Опустил голову.

— Пусть так. Пусть выдающийся. Пусть даже она влюбилась и не думала головой. И он не думал. Он ведь тоже влюбился… — Дементьев посмотрел на меня, и стало понятно, что то же самое говорит, что и прежде, только другими словами. Мне от себя самой противно стало, потому что Дементьев прав в одном: какими словами ни называй, а правда слаще не станет… Он покивал головой в такт моим мыслям и продолжил. — Она распространяться, кто же любил её горячо и страстно не стала. Родила, и всё. И вроде даже жила своей жизнью, никому не мешая, пока в один прекрасный день не спрыгнула с моста. Ребёнка своего, кстати, на том же мосту оставила. Тут уж сложно сказать, зачем… То ли чтобы нашли быстрее, то ли чтобы замёрз и не мучился.

— Ты говоришь о себе в третьем лице. — Прошептала я, но Дементьев, казалось, не заметил.

— Родственников, желающих приютить сиротку, не нашлось и, да здравствует новый дом!

От его тона я поёжилась, но даже так не смогла справиться с охватившим меня холодом.

— Так и прожил я пятнадцать лет, пока папаше не вздумалось отмолить свои прежние грешки. Он захотел разыскать свою старую любовь… даже не могу предположить, с какой целью. Тогда уже ищейки его сообщили и о самоубийстве, которое почему-то проходило как несчастный случай, и о сыне, который на попечении государства находится. Старик размяк и сына забрал, не преминув рассказать слезливую историю о том, как же он сожалеет о случившемся. О большой любви и о подлых завистниках, чью ложь он только сейчас сумел распознать.

— Ты ему не поверил?

— Отчего же? — глядя на меня, Дементьев предосудительно покачал головой. — Был тронут до глубины души. Тронут настолько, что подмял бушующий нрав, кулаком затолкал его в самый дальний угол своей тёмной души. Я хотел его тепла. И любви отцовской. И уважения. К тому времени меня уже было за что уважать, можешь поверить на слово. В дом его я попал званым гостем, за одним столом сидел с большими уважаемыми людьми. Был представлен, как один из наследников.

— Не заставляй меня задавать свои глупые вопросы, Дементьев… — Вздохнула я, но тут же опомнилась и посмотрела на него в упор. — Ты сказал, что самоубийство твоей матери было оформлено как несчастный случай…

— Зришь в корень, дорогая. — Я дождалась похвалы, но не сказать, что была ей рада. Уши развесила, выслушивая его правду. — Именно несчастный случай. О чём говорят и свидетели, которые видели девушку, отправившуюся на обычную… — Плечами пожал, — ежедневную прогулку с ребёнком. Запись в салон-парикмахерскую на половину третьего того же дня, немаленький счёт в банке, который пополнила очередной раз. И короткая запись о какой-то встрече на том самом мосту. Только чуть позже, чем она там оказалась.

— Хочешь сказать, что сама она с моста не прыгала?

— Нет. — Дементьев покачал головой, сопровождая всё это странной улыбкой, вкрадчивым тоном. — А зачем? Красивая и умная, пользующаяся успехом среди мужчин. Не бедная. — Он поднял верх указательный палец, акцентируя внимание. — Немаловажно в любое время, согласись.

— Тогда что?

— Тогда на сцене появляется ещё один актёр. Я бы сказал, звезда. Агнесса Ланг. Вот кто был поистине выдающейся личностью.

— Его жена?

— Жена. И это не серый кардинал, как ты могла предположить, прикидывая наброски интриг. Она была его главным сокровищем, главным достижением в жизни. Невероятная женщина.

— Чувство такое, что ты говоришь о ней с восторгом.

— Так, я и восторгаюсь! — Дементьев развёл руками, жёстко улыбнувшись. — Агнессу я увидел на мгновение раньше, чем отца. Когда вошёл в кабинет директора детского дома, именно она сидела напротив и без стеснения меня разглядывала. И этот неприкрытый интерес всегда был в её глазах. Она молчала, пока разыгрывалась сцена с нашедшимся блудным сыном. Она молчала, когда отец громогласно заявил, что я буду жить в доме семейства Ланг. Она молчала и тогда, когда меня, вчерашнего оборванца и бродягу определили в комнату их сына, который на тот момент жил за границей.

— Она тебя ненавидела? — Спросила я, теперь уже не обращая внимания на бушующее внутри самообладание, которое давно лопнуло по швам, и я с удовольствием вовлеклась в игру Дементьева «Вопрос-ответ».

— Я тоже так думал. И опасался, не рискуя пересекать границу её интересов. Брал ровно столько, сколько мне давали и ничуть не больше. Но всё равно стал неугоден: вернулся Георг. — Дементьев помрачнел лицом и задумался. Он теребил пальцами карманы куртки, мысленно проклиная себя за выбор: хотел курить, а сигарет в карманах не нашлось.

— Понятное дело, его такой расклад не устраивал. — Поддакнула я. Дементьев заторможено кивнул.

— В любом случае, он выдерживал нейтралитет и ничем своё отношение не выказывал. Отец тогда был возбуждён неожиданной находкой. Сын всё же… В общем, не воспринимал никаких намёков и был крайне категоричен в этом отношении. — Дементьев прищурился, припоминая, и на лице чередовались блуждающая улыбка с чем-то тёмным и тяжёлым, вызывающим беспокойство. — Месяца через три нашего совместного пребывания в доме у Агнессы пропала брошь. Дорогая. А если быть точным, то что-то вроде семейной реликвии. Агнесса была из знатной семьи. Можно сказать, Лангу тогда повезло. Брошь пропала и всё никак не находилась. Тогда перетрясли немногочисленную прислугу, даже гостей, которые были на тот момент в доме. Центральный рубин из броши нашли у меня в вещах.

— Какая удивительная находка!

— Я тоже особо впечатлён не был, к тому же, уже не первый день все, включая тех же горничных, косились в мою сторону с неприкрытым подозрением. Отец припомнил, что из бумажника периодически пропадали купюры разного достоинства, Агнесса не досчиталась нескольких мелких побрякушек, Георг тогда громко хмыкнул и презрительно добавил: «Я же вам говорил!» Отец спросил, я ли это сделал, а я не стал отрицать вроде бы очевидный факт. Не признался, но и не опроверг. Он ничего не ответил, только тихо сказал, что разочарован. Агнесса понимающе опустила глаза и вышла из кабинета первой. Что именно она поняла, каждый воспринял по-своему. Ланг считал это молчаливым согласием с его решением.

— Нет… но почему же ты промолчал?!

— А потому что дело было не в моём согласии или несогласии, Нина. Это был фарс. Наглядная демонстрация того, что все его отцовские чувства туфта. Он с лёгкостью поверил в то, что я мог украсть и продать дорогую для семьи вещь. А я, как щенок глупый, в него поверил. В то, что слово «семья» что-то, да значит, но так и остался приёмышем. Вот и весь секрет.