А потом было утро. Солнечное. Тёплое. Утро, когда проснулись в одной… язык не поворачивается сказать «постели». Просто проснулись вместе. Даже никакой неловкости не испытывали, что странно. Обменялись ничего незначащими фразами, пару раз переглянулись и начали новый день с чистого листа. Те же шутки, те же колкие фразы, что и раньше, а о том, что было вечером, словно забыли. Причём я и сама забыла, абсолютно ни о чём не сожалея. Наступила долгожданная разрядка, которая дала запас сил на новый жизненный этап. Ни больше, ни меньше. И я вдруг поняла, что мне нравится такая философия. И такое отношение к жизни. Два дня мы провели как лучшие друзья с практически прозрачным… или призрачным намёком на что-то большее. В общем… такой Дементьев нравился мне ничуть не меньше, чем тот, который смотрел с обложки крутого бизнес-журнала.

— Нина, куда ты дела топор?

— Ничего не знаю…

— Только не говори, что именно его пыталась выловить в тот день в реке.

— Я начинаю ненавидеть тебя за эту проницательность.

— Да мне не жалко, но ты требовала баню.

— Ты мужчина или кто?!

Дементьев стоял, подбоченившись, поглядывая на меня с подозрением, напротив предполагаемого фронта работ, а я загорала на местами проеденном молью старинном шезлонге, найденном в каком-то сарае. В его сторону старалась не смотреть, но, по сути, взгляд было невозможно оторвать, а не наоборот.

Дементьев подозрительно улыбался, а я делала вид, что ничего не замечаю.

— Что ты делаешь? — Опомнилась, когда услышала удары металла о металл и приятный слуху треск дерева.

— Я делаю дрова, моя дорогая.

— Но ведь я утопила топор. — Перегнулась я через подлокотник, удивлённо поглядывая, на что Дементьев забавно фыркнул и глянул между делом, отбрасывая светлые поленья в сторону.

— А я мужчина или кто? — Отозвался он, уверенно работая клином и кувалдой.

Я почему-то таким ответом осталась довольна. Смотрела на голый накачанный торс, на мощные плечи, на задницу, в конце концов. Смотрела и сама себе завидовала. А ещё поняла, что женщины находят в мужчинах рабочих профессий. Вот она сила! Вот он, первобытный инстинкт выбирать наиболее приспособленного, выдающегося самца! За что Дементьев выберет меня, сказать трудно, а вот за что я выбрала его, становится понятно с первого взгляда. Или со второго. Рога бы только ему подравнять, и всё. Мой.

Солнце припекало в его плечи, наработанные с годами мышцы перекатывались под кожей. М-м-м… Фигурально выражаясь, слюнки потекли.

— Завидую я тебе, Дементьев. — Вздохнула я, уже вполне открыто наблюдая за мужчиной.

— Я сам себе завидую, дорогая, — отмахнулся он, а потом нахмурился, — а ты о чём?

— Наверно, спортом занимаешься, да? — Потянула я мечтательно.

— Бывает…

— Мышцы качаешь, бегаешь по утрам. — Не предполагала, а констатировала.

— Не без того. — Заинтересованно глянул Дементьев, окинув быстрым взглядом вполне приличную гору дров, и отбросил кувалду в сторону.

— Я бы тоже так хотела, а то видишь, вот, погонится за мной маньяк, а я и удрать не сумею.

Он громко хмыкнул и, прикинув, согласно кивнул.

— А научи меня драться. — я аж на месте подпрыгнула от своей гениальной идеи. Дементьев прыснул от смеха, но быстро справился с порывом. — Как ловко ты поставил меня на колени в лесу. Что за приём?

Не дожидаясь приглашения, я встала с шезлонга и приблизилась к Дементьеву, поощряя его гонор своей покладистостью.

— А каким видом спорта увлекаешься? — Спросила на всякий случай. Дементьев оглянулся на меня через плечо, подводя к какому-то месту, смотрел с прищуром.

— Боевое самбо.

— Это где в таких смешных трусах соревнуются? — Блеснула я знаниями, а вот Дементьев шутку в моих словах не распознал. Остановился на покрытой песком площадке, ногу на определённую глубину втоптал, фиксируя позицию, наклонился, принимая стартовую позу, и головой кивнул.

— Нападай!

Что сказать… кости он помял мне хорошо. О своей просьбе научить, пришлось пожалеть ещё в первые две минуты, правда, белый флаг Дементьева не остановил. Видимо, очень уж болезненно он отреагировал на высказывание о спортивных трусах. Понимаю, конечно, что бросал он меня бережно, если не сказать, что и вовсе укладывал на землю, но с врождённой нескладностью и неумением группироваться, пришлось мне туго.

— Нинок, мне, конечно, очень нравится эта часть твоего тела, но глазки я больше люблю. — Бережно похлопывая меня по ягодице, рокотал он, когда я пыталась уползти с поля боя на четвереньках.

Потом пытался утопить в реке, не обращая внимания на вопли по поводу ледяной воды, которая не успела прогреться.

— Пусти, толстокожий, пусти! — Брыкалась я в его руках, но каждый раз сдавалась на милость победителя, позволяя себя макнуть.

Было странно видеть Дементьева вот таким. Простым, улыбчивым, довольным. Будто в закулисье пустили.

Когда парились в бане, он с удовольствием отходил меня веником, себя же парить не позволил, аргументируя тем, что у меня руки не из того места растут. Трепетно и нежно смазывал какой-то вонючей мазью бесчисленные ссадины на моём теле, этой же мазью зачем-то измазал и нос. Видимо, для того, чтобы я не спала потом всю ночь.

А как пришло время уходить, уезжать, покидать это место… щёлкнул по отмытому от вонючей мази носу и улыбнулся.

— Не грусти, Нинуль.

Он, вообще, с усердием принялся обо мне заботиться. Чтобы не изрезала и не расцарапала только-только схватившиеся повреждения кожи вновь, и, тем более, не приобрела новых, Дементьев выдал из личных запасов военного типа брюки. Вроде такие же, как и у себя, однако, не настолько красивые. Блёклые и без боковых карманов. Пояс брюк я смело обернула вокруг талии и зафиксировала булавкой. Получились забавные такие штанишки с запутанной мотнёй. Майку, короткий рукав которой доходил мне едва не до середины предплечья, а само полотно сошло бы за просторную тунику, я скрутила в тугой жгут и закрутила на манер гавайских турунд. В общем, вышло не очень плохо, но ботинки сорок четвёртого размера, которые он выдал вместо моих испорченных грязью туфелек, простить я ему не смогла.

В лесу остались те самые туфельки, добрая половина вещей и кислотного цвета чемодан, который Дементьев тащить с собой отказался, а у меня на это просто не было сил.

— Нина, скажу прямо: или я беру тебя, или твой чемодан. — Заявил он перед выходом, фактически не оставляя выбора.

Я тихо буркнула «сейчас», вытащила оттуда всего одну вещь и с усердием протолкнула в спортивную сумку, которую Дементьев, само собой разумеется, здесь не оставит. Не то, что мой чемодан.

На это действие он хмыкнул, как только я отошла от сумки. Потом ещё раз, когда закрывал дом. Потом ещё пару раз, уже когда шли по лесу, после чего я не выдержала и возмутилась.

— И что смешного?

— Да не смешно. Интересно просто.

— Интересно?! Ты издеваешься? Все мои вещи выбросил и теперь хмыкаешь.

— Ну… предположим, не все. Кое-что, ты всё же оставила.

— Что ты в этом понимаешь?!

— Это тот комплект белья, в котором ты собиралась лишиться со мной девственности? — Обернулся он и глянул, поджимая губы, сдерживая смех.

Признаться, в первый момент я ахнула. А во второй стала, как вкопанная, и злобно прищурилась.

— Ну, ты, Дементьев, и свинья… — Потянула я, сжимая зубы. — Ты… ты мог промолчать или не мог?!

— Мог! — Покаянно кивнул он.

— Вот видишь, ты и сам признаёшься, что мог. Но ведь не промолчал!

— Не промолчал. — Теперь редкие смешки проскальзывали, но основной поток эмоций так и оставался под замком.

— Как… как можно быть таким…

— Такой. — Весомо обозначил он, а я застыла в непонимании.

— Что?

— Ты хотела сказать «как можно быть такой свиньёй».

— А хотя бы и так! В тебе ведь нет и доли романтики, нежности, чуткости. — Пока я перечисляла, он уверенно со всем соглашался, обозначая это кивками головы. — Ты асоциальный тип!