Протрудившись с королем несколько лет, во время его жестокой и кровавой войне с французами, с усердием скорее светским, нежели епископским, он, наконец (как было сказано), стал жертвой болезни. Англия обрадовалась его смерти, ведь страх перед ним витал над ней дурным кошмаром, поскольку он мог много сделать при короле, и будучи мужем широкого духа, не мог забыть свое прежнее изгнание из Англии, и было очевидно, что он часто злоумышляет против земли, которая выблевала его прочь как некое ядовитое средство. Английские нобли имели основания бояться его живого, и едва ли они плакали, когда он стал мертв.

В эти дни бритты, которые уже восставали против короля Англии, из-за обширных опустошений, произведенных на их границах королевскими войсками, были вынуждены вернуться со своим любимым Артуром в союз и под покровительство короля. Война велась также и с Тулузой, и она была делом величайшей важности для славного короля Генриха Английского и его сына Ричарда, и истощала силы долгие 40 лет. Теперь, в это же время, она, благодаря милости Божьей, также закончилась, поскольку граф Сен-Жиль, заключив соглашение с королем Англии, женился с великой честью, на его сестре — прежней супруге короля Сицилии, которая после его преждевременной смерти вернулась к своему брату. И таким способом была усыплена вражда, которая существовала между ними. Это было сделано королем Англии, который был поглощен тремя отдельными войнами, и был сильно ослаблен тем, что их приходилось вести одновременно. Теперь две были окончены (а именно — с бриттами и с Тулузой), и теперь, ничем не связанный, он обратился к третьей, которую вел против короля Франции, и стал теперь еще более могущественным и страшным для своих врагов. Война бушевала с крайним напряжением с каждой стороны, и столь велика была ярость воинов, что они не оказывали никакого уважения священному периоду Великого Поста, во время которого они опустошали огнем и грабежом местности, прежде находившиеся в столь цветущем состоянии, ни оказывали уважения священникам Господа, где бы они их случайно не встречали, и не больше милосердия они оказывали народу. Несомненно, столь долгое и смертельное соперничество двух непримиримых государей могло бы быстро закончиться победой одного их них, если бы они могли встретиться и вступить в бой, но было так, что там, где один, полагаясь на свои собственные силы, желал бы привести дело к концу посредством битву, там другой, боясь сомнительного исхода, осторожно уклонялся от этого. Короче говоря, каждый старался возместить взаимный ущерб и заставить его испытать другого, скорее предпочитая затягивать войну, в надежде на счастливый случай, нежели быстро завершить ее славой неверной победы.

Теперь шел год 1197 от разрешения Девы, но ярость государей нисколько не уменьшалась, будто помогая деснице Господа обрушивать своей гнев на христиан — ведь уже был 5-й год великого голода, который сильно поразил районы Англии и Франции, и он все еще продолжался. Король Франции, который в предыдущем году действовал с усиленной энергией, теперь начал ослаблять свои усилия, и с меньшим духом защищал свои границы, тогда как король Англии постепенно усиливался и увеличивал свои владения. Наконец, внезапно нанеся удар на видный город под названием Сен-Валери, он осуществил его с большой доблестью, и заполучив, таким образом, порт в котором в большом количестве находились запасы продовольствия, он его разграбил, срыл укрепления и удалился нагруженный добычей. Вскоре после этого, он предпринял штурм замка под названием Милли, что в округе Бовэ, и вскоре нашел там сокровище, которое, как говорили, превзошло его ожидания — ведь епископ Бовэ, человек свирепого нрава и славный своей близостью к королю, прослышав, что Милли осажден, поспешил туда с войсками, не теми, что по правде, должны принадлежать ему, не с клириками, но с воинами-мирянами,. И идя с военной силой на врага, он храбро атаковал и действовал против него, скорее как военный вождь, нежели духовный.

Но он не напрасно сетовал на фортуну — ведь будучи, по Божьему суду, разбит, он, как самый долгожданный подарок, был пленником и в цепях доставлен к английскому королю, против которого он всегда, с чрезмерной вредностью, вынашивал враждебные планы, и во время Восточного похода, и когда он, возвращаясь домой, был взят в плен в Германии, и когда он вернулся в свои земли. Говорят, что во время его заключения в Руане, два священника из его дома пришли в качестве просителей к королю, умоляя его о милости, чтобы они могли прислуживать своему хозяину во время плена. "Станьте судьями, — ответил им король, между мной и вашим господином. Пусть все зло, которое он причинил мне, или замышлял против меня, будет предано забвению, кроме одного. Вот правда: во время моего возвращении с Востока и задержании меня римским императором, из уважения к моему королевскому достоинству, со мной обращались мягко и прислуживали с приличествующим уважением, но однажды вечером приехал ваш господин, и о том с какой целью он прибыл и о какого рода делах он говорил с императором ночью, я начал почувствовать утром, когда рука императора тяжко легла на меня, и вскоре на меня надели столько железа, что лошадь или осел едва могли стоять под их весом. Посему, вынесите приговор, о том какого рода заключение ваш господин должен ожидать от моей руки, тот, кто добился того же для меня в моей тюрьме?" Посему священники, ничего не ответив на эти слова, уехали разочарованные.

Таким образом, воинственный епископ содержался в цепях, и содержался своими врагами, пожалуй, с большим милосердием, чем того заслуживал, но, несомненно, более грубо, чем подобало его должности. Однако через своих людей он обратился к папе, что его следует освободить из рук своего тюремщика силой духовной власти. Но папа благоразумно принял во внимание, что король Англии пленил епископа, не за кафедрой проповедника, но на поле битвы, и держал его в заточении скорее как непримиримого противника, а не как миролюбивого прелата, и не пожелал раздражать его требованиями об освобождении пленника, но ответил ходатаям мудро и осторожно, упрекнув его в том, что он предпочитал мирскую войну церковным делам, и в том, что он поднимал копье вместо пастырского посоха, надевал шлем вместо митры, кольчугу вместо стихаря, носил щит вместо епитрахили, и нес меч стальной вместо меча Духа (что есть слово Божие), и отказался приказывать королю Англии, чтобы тот его освободил, хотя и обещал, если представиться такая возможность, походатайствовать об этом. Поэтому плененный епископ отчаялся выйти на свободу каким-либо другим образом, нежели как благодаря примирению государей, и он – тот, кто прежде разжигал войну и ненавидел мир, с непрерывной тоской вздыхал об этом, страдая в своей темнице.

В это же время, от короля Франции отъехали некоторые нобли его королевства, которые негодовали на тот ущерб, что они испытали от его рук и жаловались, что он — слишком крутой хозяин. И они присоединились к королю Англии, увеличив его мощь, и одновременно, в обмен, сами они получили подкрепление от него. Среди них был граф Фландрии, опечаленный тем, что был обманут французским королем относительно почти половины своих наследственных прав, и усилившись благодаря английскому золоту, он заполучил по капитуляции благородный город Дуэй (Douay), который был им обложен, а также добился обладания и другими крепостями. Воодушевленный этим успехом, он с выросшей уверенностью осадил город Аррас. Это заставило короля, старательно избегавшего взаимного столкновения, перенести свои военные операции в разные места. Король Англии штурмовал несколько крепостей в районе Буржа, тогда как король Франции блокировал укрепления Анжера, которые незадолго до этого были у него отняты. Он был быстро сдан и разграблен, и затем он поспешил снять осаду города, о котором мы уже упоминали. Однако, узнав о его приближении, осаждавшие, воздержались от своих операций, но отступив, заставили гордого врага себя преследовать. Пока они разрушали мосты через реки у себя позади, тот неосторожно выдвинулся слишком далеко, и они попытались отрезать его от своей отступающей армии. Таким образом, действия более велись более искусством, нежели силой.