Я хорошо помню, как в дни моей юности, с Востока вернулся один почтенный монах, у которого можно было почерпнуть много всяких сведений. Ранее он служил при этом доблестном князе и часто рассказывал, среди прочих историй о памятных событиях, о нем и такой анекдот — что его храбрость сделала его предметом такого ужаса для турок, что когда бы они не направляли против него войска, они всегда назначали сто рыцарей против его меча и столько же рыцарей против его копья. Когда, как я сказал, после недавнего поражения христиан враг настолько расхрабрился, что стал нападать со своей обычной дерзостью на заставы Антиохии, то он, полагаясь на свою храбрость, вместо того, чтобы дожидаться подхода главных сил, напал на них с горсткой людей, и после многих славных подвигов, он пал, подобно древнему Маккавею, побежденный числом врагов. И пока враги, окрыленные своим успехом, намеревались штурмовать город Антиохию, известия об этом дошли до Балдуина, великодушного короля Иерусалима, и он, вместе с рыцарями Храма и под знаменем креста Господня сразу же поспешил на помощь к христианам. Он прибыл в запуганный город как раз вовремя, чтобы помешать вступлению в него врагов, которые, тем не менее, обложили его и взяли в осаду. И дальше случилось так, что тот, кто только что дал отпор их гордости, теперь уже в качестве величайшей милости принимал их покорность, поскольку, по божественной милости, они смогли, немного переведя дух, не только вынудить раздувшегося от гордости за свои победы врага снять осаду, но и заставить его покинуть христианскую землю. Поскольку сила их постепенно возрастала, они в короткое время выступили в поход на вражескую землю и заставили тех, кто в последнее время стал нападающей стороной, защищать теперь от неминуемой опасности свой собственный дом. В конце концов, в несколько лет рыцари Храма отвоевали Газу, древний город в Палестине и заполучили наиплодороднейшую страну. Также, славный король Балдуин с великой славой штурмовал и взял город Аскалон, самый цветущий и хорошо укрепленный город этой провинции, который христиане до тех пор взять не могли. хотя им уже и принадлежала вся Палестина.

В то время, пока все это происходило вокруг нас и с нами на Востоке, ослабленная и искалеченная Англия опустошалась междоусобными войнами. Правильно древние люди писали в старину: "В дни эти не будет царя в Израиле, но каждый будет делать то, что сочтет нужным для глаз своих" (Судей 17, 6. Русский синодальный перевод: “В те дни не было царя у Израиля, и каждый делал то, что ему казалось справедливым”), но в Англии при короле Стефане дела шли еще хуже, поскольку в это время закон был бессилен, раз бессильным был сам король. Одни делали все, что хотели из того, что считали полезным для себя, и напротив, многие делали то, что сами считали дурным. Действительно, на первый взгляд, это выглядело так, как будто англичан разрезали на две части, и одни были на стороне короля, другие — на стороне императрицы, но ни король, ни императрица не имели достаточной власти, чтобы обуздать своих приверженцев, поскольку никто из них не был способен завладеть всей полнотой власти или хотя бы поддерживать строгую дисциплину внутри своей партии, но напротив, они ни в чем им не отказывали, чтобы этим удержать их от мятежа. В самом деле, как можно было наблюдать ранее, частые свары, сопровождавшиеся изменениями фортуны, еще долго продолжались между партиями. Однако, с течением времени, поскольку оба они уже испытали непостоянство фортуны, их усилия становились все более вялыми, из-за чего они не так и не смогли обеспечить своего превосходства в Англии, а поскольку они были утомлены от продолжающегося конфликта и все слабели и слабели, то, в провинциальных областях, благодаря несогласию знатных людей все кругом опустошалось всеобщей смутой. Из-за партийного духа, вновь в некоторых провинциях были возведены многочисленные замки, и теперь в Англии существовало, в какой-то степени, много королей, или вернее, тиранов, которыми и являлись на деле хозяева замков. Каждый чеканил свою собственную монету и обладал властью, схожей с королевской, диктуя зависимым от себя свой собственный закон.

Пока, таким образом, все соперничали друг с другом, одни были не способны выносить власть вышестоящих, другие относились с презрением даже к равным. Их смертоносная вражда заполняла грабежами и пожарами всю страну до самых далеких уголков, и страна, которая в последнее время отличалась наибольшим изобилием, теперь была почти лишена хлеба. Но северные области что за рекой Тис, которые попали под власть Давида, короля Шотландии, находились, благодаря его деятельности, в состоянии покоя. Он принял визит будущего короля Англии, Генриха, который был сыном его, ставшей императрицей, племянницы Матильды, от графа анжуйского, и который был послан к нему своей матерью. Он получил звание рыцаря в Лугубалии (Lugubalia), которую обычно со времени Давида называют Карлислом (Carlisle), и как говорили, первым делом он торжественно обещал, что никогда не будет отбирать ту часть английской земли, которая в то время принадлежала королю Давиду.

В это время Генрих, граф Нортумберленда и единственный сын короля Давида, и как заранее считали, наследник королевства, к невыразимому горю и англичан и шотландцев, преждевременно умер, оставив своей жене, дочери графа Уаррена (Warren) троих сыновей и множество дочерей. Он был самым блестящим юношей и, что редко можно найти в человеке только вступающем в большую жизнь, выделялся равно и учтивостью и непосредственностью своих манер. Это действительно печальное событие нанесло смертельный удар его любящему отцу, но поскольку он был и добрым и умным человеком, то твердость его ума ограничила горе надлежащими рамками. И он находил утешение обнимая двоих своих внуков (поскольку выше я ошибся — их было только двое, и мать их была в это время только беременна третьим) и видя в них своего сына, продолжающего жить в них. Более того, несколько лет спустя, когда он уже был близок к тому, чтобы отдать все долги за все, он объявил Малкольма, перворожденного его сына, бывшего тогда еще юношей, наследником королевства, а его брату Уилльяму предназначил графство Нортумбеленд. Старший более походил на своего отца, как манерами, так и внешностью, тогда как младший, равно лицом и сложением, был поразительно похож на мать.

В конце концов, Давид, король Шотландии, человек в этом мире великий и заметный и равно славный во Христе, отправился к праотцам. Как мы слышали от надежных очевидцев, которые были знакомы с его жизнью и с его делами, он был человеком религиозным и благочестивым, чрезвычайно благоразумным и осмотрительным в управлении мирскими делами и отличался еще более великой преданностью Богу. Несомненно, занятость делами своего королевства не давала ему повода пренебрегать своими обязанностями перед Богом, и в то же время, внимание к духовным делам не делало его невнимательным к делам правления. После пребывания в почтенном супружестве, он породил только одного сына, который столь сильно походило на него, а затем его постель оставалась незанятой, и в течении многих лет он оставался одиноким. Он был столь щедр в благочестивых подарках, что при нем были либо основаны, либо обогащены многочисленные церкви в честь святых, являющиеся свидетельством его благочестивого величия, и все это независимо от его щедрой милостыни бедным. И действительно, поскольку он столь походил, как именем, так и многими вещами на того, о ком Бог сказал, что нашел его своим сердцем, так что, помимо многих замечательных дел, еще одно примечательное обстоятельство делало такое сравнение весьма правомочным — также как и царь Израиля, который, после многих выдающихся проявлений добродетели, временами впадал в прелюбодейство и совершение греха смертоубийства, будучи слабым в первом и дурным во втором, так же и этот государь, добрый и благочестивый в других отношениях, напустил на английский народ жадных до крови шотландцев, которые в своей варварской жестокости не щадили ни пола, ни возраста, хотя сам он и делал, тщетно, все возможное, чтобы это предотвратить, ибо он сам был более чем заинтересован в делах своей племянницы императрицы, на стороне которой, как он сам полагал, справедливой, он находился.