Об этих обстоятельствах было быстро сообщено тевтонскому императору, который в это время находился в Германии. Забыв, как об императорском достоинстве, так даже и о христианской чести, он очень обрадовался, намереваясь посредством удержания благородного пленника заграбастать богатства многих народов. Вскоре после этого, желая сделать и короля Франции соучастником своей радости, он отправил к нему из Германии, в пятые календы января (28 декабря) послание, более дорогое для того, чем золото или драгоценные камни. И тот, обрадовавшись несчастной судьбе другого, как другой радуется своей добыче, с целью удручить его подданных, обнародовал вдаль и вширь сведения о несчастном бедствии, приключившемся с королем, и ясно выражая враждебность своего сердца, использовал каждую возможность для того, чтобы показать, что ниспровержение пленника будет необратимым. Большими обещаниями он стремился очаровать и соблазнить Джона, брата плененного короля, человека великого могущества и влияния в Англии, Ирландии и Нормандии. Ему легко удалось привлечь его на свою сторону, поскольку тот давно жаждал заполучить королевство брата после его гибели. Узнав, находясь в Англии, о пленении своего брата, он немедленно отправился за море, рассчитывая, что мог бы легко взойти на пошатнувшийся трон, если бы ему удалось заручиться мощью французов, и он вступил с ними в соглашение и ни во что не ставя преданность брату, находившемуся в то время среди недругов, он самым бесстыдным образом объявил себя его врагом.

Поскольку от императора Германии зависела судьба плененного короля, то король Франции желал быть с ним в мире и связать себя с ним дополнительными узами. Поэтому он отправил к нему посланников и попросил о браке его кузины, единственной дочери графа Палатината Рейнского. Император благосклонно отнесся к этой просьбе, и содействуя ей, послал за графом-палатином, человеком, который, стоит сказать, является вторым по власти после императора. Но это не осталось тайной для матери молодой леди, и она тайно совещалась со своей единственной дочерью, сказав ей: "Склонна ли ты к такой почетной участи и к королевской постели: Ведь король Франции просит тебя в супруги". Она ответила: "Я слышала от разных людей о том, каким образом король обесчестил и развелся с наиблагороднейшей дамой, сестрой датского короля, и я страшусь такой же участи". Ее мать возразила: "И кто же занимает более высокое место в твоем сердце?" Та ответила: "Если бы мои желания могли бы увенчаться успехом, то я бы никогда не отказалась от человека, с которым я была обручена в младенчестве — а именно, с Генрихом, сыном герцога Саксонии". Ее мать продолжала: "Будь уверена, дочь моя, в том, что когда, моим вмешательством, ты будешь избавлена от той участи, которой страшишься, ты сможешь насладиться тем браком, которого ты желаешь". Вскоре эта замечательная женщина, тайными письмами, послала за этим Генрихом, самым изящным и пылким молодым человеком, который приходился племянником королю Англии со стороны сестры. Тот с готовностью откликнулся на вызов, и испытывая взаимную страсть, он получил свою возлюбленную принцессу из рук ее матери, а та, ускорив события, ввиду чрезвычайных обстоятельств, отпраздновала свадьбу по всей форме, чтобы впредь те, кто соединилась от Бога, не мог ли бы быть разъединены.

Тем временем, отец невесты, убежденный императором, что облагородит дочь королевским браком, быстро узнал о том, что произошло. Император также узнал об этих обстоятельствах и полагая, что это никак не могло было быть сделано без его ведома, весьма на него рассердился, и при его появлении у себя резко упрекал его, как потому, что ненавидел того молодого человека, так и потому, что это деяние было против его желаний. Но тот успокоил негодующего и укоряющего его императора сказав: "Клянусь вашим спасением, что это было сделано ни по моему желанию, ни с моего ведома. Но я полагаю, что моя жена, ваша кузина, будучи верна обещанию, прежде данному мной и ей, по приказу блаженной памяти вашего отца, герцогу Саксонскому, сделала это в мое отсутствие, из-за чего выше высочество сердится на меня". Тогда император сказал: "Иди, выгони этого ничтожного супруга и аннулируй то, что было сделано". На что тот ответил: "Не говорите так, о император, поскольку это дело, как говорят, зашло так далеко, что уже не может быть аннулировано, если только не к вечному позору моей дочери". Затем граф-палатин, вернувшись домой, любезно обошелся со своим зятем и приняв его как сына, дал за дочерью богатое приданное. Таким образом, тот, кто только что развелся с позором со своей женой, был разочарован, по Божьей воле, и в том союзе, какого он желал и ожидал.

Славный король Англии был закован в цепи герцогом Австрийским, который незадолго до того служил под его началом в Сирии против турок, но император, утверждая, что не пристало королю быть в плену у герцога, но зато нет бесчестия королевскому достоинству быть в плену у императора, принял меры к тому, чтобы забрать знатного пленника к себе. Поскольку от этого предложения нельзя было отказаться, то герцог его оставил, а алчный император взял его в свои руки, но по договору обещал герцогу дать достаточную долю из того, что может быть за него получено. Таким образом, христианский император, из жадности потерял свое достоинство и в своем отношению к королю превратился в Саладина, позоря Римскую империю новым и неискупимым клеймом. Ведь никогда до сих пор не было слыхано, чтобы какой-нибудь христианский король или император захватывал бы в плен другого христианского властелина, который просто возвращался домой через его земли со службы в Святой Земле. "Но на что только не толкнет сердца смертных жажда золота?" Римский император (о позорное бесчестие!) жаждя своих выгод, закрыл глаза на все благородное, на все правое, забыл свое имперское достоинство и не покраснев, стал еще одним Саладином. Но христианский государь, который так далеко от своей страны сражался за Христа против Саладина и турок, возвращаясь домой лишь на время, и все еще неся на себе с благочестивым намерением святой знак, как символ своего недалекого возвращения на Восток, встретил в Германии короля хуже турок и враждебнее Саладина, поскольку он был еще более алчным. Ведь маскируя свою жадность и прикрывая свои подлейшие действия видом правосудия, он очернил своего славного пленника новоизобретенной ложью и хвастал, что враг его империи и предатель Святой Земли, в которой Господь старался ради нашего спасения, по Божьей воле попал в его руки, чтобы подвергнуться строжайшему наказанию.

Наконец, около Вербного воскресенья (3 апреля), торжественно поставив его перед собой и перед лицом ноблей и народа, он попытался устрашить короля перечислением его печальных проступков, но тот, доверясь своей чистой совести, встретил его обвинения твердыми и непреклонными ответами, так что даже император, казалось, был склонен не только пожалеть, но даже и почтить его. В присутствии многих людей, обливавшихся слезами радости, он милостиво поднял обессиленного короля, обещая в будущем гораздо большую благосклонность к нему и гораздо лучшие условия содержания, но на самом деле, с жадностью ожидая тех огромных сумм денег, которые король обещал за свое освобождение еще герцогу Австрийскому. По этой причине он и не подумал, что стоит отпустить человека, которого он хотел почтить, рассудив, что не может быть лучшего залога для выполнения обещания, чем сам обещающий. Благородного пленника теперь посещали многие люди, и он видел самую усердную преданность своих сторонников во время всего времени заключения. Его посещал епископ Илийский, которого, как упоминалось выше, на время своего похода на Восток он оставил главным правителем королевства, но который, по причине своего властного поведения, давно уже был изгнан из Англии ноблями королевства. И епископ не отходил от него, старательно оправдываясь в своих поступках и вкладывая зло в уши короля относительно тех, кто изгнал его. Также и Губерт, почтенный епископ Солсбери, который был неразлучным товарищем короля в Сирии, узнавший по высадке в Сицилии о том, что случилось с ним (поскольку о несчастии с великим государем быстро стало известно всему миру) сразу же отправился в путь, чтобы присоединиться к нему, и вскоре он был послан королем в Англию, как для необходимости позаботиться о королевстве, так и для ускорения дела его освобождения, поскольку у него не было больше друзей столь преданных, благоразумных и искренних, в чем он мог убедиться в различных опасных ситуациях.