Кэлли появляется сразу же после Бэкки и энергичной походкой проходит в комнату. Она красивая, загорелая блондинка, к тому же занимается серфингом. Все ее детство прошло на пляже, а сейчас она выглядит так, словно по-прежнему проводит там каждый день. На ней короткие джинсовые шорты и майка без рукавов. Выбор одежды кажется странным, учитывая, что в Нью-Джерси сейчас ноябрь. Погода явно не для девушки-серфингистки в майке и шортах.

С Кэлли мы встретились ровно через десять минут после знакомства с Бэккой во время ориентации в университете, когда она с опозданием вошла в класс и уселась за наш стол. Она ухмылялась во весь рот и сжимала-разжимала розовый мячик Куш [1], а затем начала говорить одновременно с научным ассистентом, обращаясь ко мне и Бэкке достаточно громким чтобы-все-услышали шепотом:

— Годится! Вы свои девчонки, и обе мне уже нравитесь! Давайте свалим отсюда. Зачем слушать эту фигню, если все есть в памятке первокурсника. Давайте напьемся. У меня есть водка, ликер «Everclear» и виноградный сок.

Она заявила, что будет медсестрой, и подмигнула нам. Что это должно было означать? Что я могла ей доверять, какой бы напиток она не намешала? Или что Кэлли не позволила бы нам умереть от смеси «Everclear» с чем бы то ни было? А затем она запустила свой мячик в ассистента, схватила нас за руки и вытащила из аудитории, не переставая при этом смеяться и подпрыгивать. Я поняла, что с Кэлли мы подружимся, после того как позже той же ночью, она придерживала мне волосы, пока меня тошнило в мужском туалете. Да, когда подруга поддерживает твои волосы и стойко выносит звуки рвоты в отвратительном вонючем туалете, за нее нужно держаться руками и ногами, тут и сомнений и быть не может.

Если они втроем вваливаются ко мне в комнату, то это значит, что мне придется начать говорить. Понимаете, уже несколько недель прошло с той самой ночи, но я до сих пор избегаю всех. В ход идут все мыслимые отговорки, чтобы избежать разговора о Тодде. Они знают лишь то, что той ночью я ушла с вечеринки с ним, и все. Я не в состоянии разговаривать об этом ни с кем. Смотрю на фотографию своей счастливой семьи и притворяюсь, что разговариваю с сестрами. Во время этих воображаемых сцен они не осуждают меня, а кивают в знак поддержки, и я могу поплакать у них на плече. Но воображаемые разговоры не приносят успокоения. Я по-прежнему чувствую себя дерьмово. Дистацирование от друзей не остается незамеченным. Черт.

Мэнни встает с выражением отвращения на лице, и я знаю, что он больше не сядет на кровать Джинджер, поэтому начинаю убирать подушки, чтобы освободить ему место рядом со мной. Он открывает бумажный пакет и вытаскивает галлон розового вина [2]. Только не надо осуждения. Мы первокурсники. Оно дешевое, и к тому же розовое.

— Карли, сегодня среда, — произносит Мэнни уж слишком бодрым для меня голосом. — Винная среда!

— Чего? — фыркаю я, не готовая к общению.

— Винная среда! Я принимаю нас четверых в этот закрытый элитный клуб. Мы встречаемся по средам в девять часов в комнате у Карли.

С этими словами он откручивает пробку и разливает розовое вино по приготовленным одноразовым стаканчикам, затем передает их, кивая каждой из нас.

— У меня есть тост. За клуб Винной Среды. Все, о чем мы будем говорить, останется в этой комнате. Все наши разговоры навсегда останутся в этом хранилище. Мы договариваемся слушать, но не осуждать. Я люблю вас, девчонки. А теперь давайте выпьем, чтобы скрепить договор.

Мы поднимаем наши стаканчики. Я вдыхаю аромат вина. Вау, у него такой сладкий запах! Я делаю маленький глоток, вкус одновременно и сладкий и терпкий. Такое вино пьет моя бабушка, а теперь и я. Ощущаю себя такой изысканной! В комнате становится тихо, и все пристально смотрят на меня.

Мэнни продолжает:

— Кар, сейчас, когда у нас есть уговор… Соглашение… Называй, как хочешь. Нам нужно поговорить. Что с тобой происходит? Ты не была ни на одной вечеринке с Хэллоуина, хандришь тут целыми днями, словно у тебя щенок умер. Выкладывай. Немедленно.

Взгляды девчонок полны нежности, и тут в глазах Кэлли появляется блеск, словно она вот-вот заплачет. Бэкка старается сохранить зрительный контакт со мной, но у нее не получается. Она поперхнулась вином, и ей приходится отвернуться, чтобы вытереть глаза.

В этот момент мой организм перестает меня слушаться, и я начинаю дрожать. Сначала плечи, затем руки, и наконец все тело. Вот-вот упаду. Слез еще нет, но я открываю свой рот в безмолвном крике. Бэкка и Кэлли обступают меня с двух сторон. Они поддерживают меня за руки и подводят к кровати, чтобы я могла присесть на ее краешек.

Мы молча располагаемся на кровати, в то время как Мэнни стоит перед нами, скрестив руки на своей широкой груди. Они дают мне возможность разобраться в обуревающих меня эмоциях, и с моих губ срывается крик. Рыдания сотрясают все мое тело, и я скручиваюсь на кровати в позе зародыша. Кэлли гладит меня по волосам, а Бэкка стоит передо мной на коленях, держа за запястье, при этом ее нос почти касается моего. Я не сомневаюсь, что она ощущает мои слезы на своих щеках.

Минут десять Мэнни нас не тревожит, а затем снова берет наши стаканчики и передает нам напитки.

— Единственное, что может помочь, Кар, — это если ты все расскажешь. Так что выкладывай, — произносит он.

— Дорогая, чтобы ты не хотела сказать, мы здесь ради тебя, — присоединяется Кэлли. — Ну же, пожалуйста.

В глазах Бэкки, опухших и красных от слез, появляется умоляющее выражение. Она смотрит на меня и молчаливо кивает. Я больше не могу тянуть. Залпом выпиваю розовое вино и выпаливаю:

— Меня изнасиловали в Хэллоуин.

Все трое одновременно делают вдох, и кажется, в комнате не остается воздуха. Я думаю, это не совсем то, что они ожидают услышать. Глаза Мэнни так широко распахнуты, что я отчетливо вижу, насколько они насыщенно голубые с белой каемкой. Его зубы стиснуты, а лицо искажено яростью. Руки сжимаются в кулаки так, что костяшки белеют. Бэкка качает головой и повторяет лишь «нет». Кэлли подвигается ближе и обнимает меня со спины. Я слышу ее мягкий шепот:

— Дорогая, все нормально. Я знаю, знаю.

Она знает? Я смотрю на нее, а она лишь качает головой и гладит меня по щеке.

— Мы здесь ради тебя, Кар. Расскажи нам, что произошло.

И я рассказываю им все. Все, что случилось до и непосредственно во время изнасилования. Каждую деталь до того момента, как я отключилась. Каждую. Деталь. Физически я опустошена и обессилена. Когда у меня не остается больше слез, приходит очередь моих друзей плакать.

Мэнни первым нарушает молчание:

— Он не использовал презерватив.

Звучит как утверждение.

Констатация факта.

— Нет, — шепчу я, сдерживая рыдания. — Не использовал.

Кэлли сразу же начинает суетиться.

— Милая, тебе нужно провериться. И пройти обследование. Это первое, чем мы займемся завтра. Это несложно. Никакой шумихи. Я об этом позабочусь.

Кэлли — стажер в медпункте при кампусе. Она действительно сделает это.

Бэкка, по-прежнему не выпуская мои руки, мокрые от наших общих слез, произносит:

— Я тоже пойду. Мы сделаем это вместе. Мы ВСЕ проверимся.

Она нежно улыбается и сжимает мои руки.

Киваю. Это все, на что я способна.

Мэнни настаивает:

— Карли, тебе нужно кому-нибудь рассказать о том, что произошло. Охране кампуса. Полиции.

— Нет! — обрываю я его. — Не скажу никому ни слова. Вы единственные, кому можно знать. Я просто не могу.

Слезы текут по моим щекам, пока друзья пытаются меня утешить и поддержать.

Мы вчетвером устраиваемся на моей кровати и проводим оставшуюся часть ночи в молчании, попутно расправляясь с галлоном розового вина.

Карли

Спринг-Лейк, Нью-Джерси

Настоящее время