— Этот человек, которого вы поймали, — кто он?

Тила ухмыльнулся.

— Неужели не признал старого знакомца? Того самого, что выпросил для тебя эшафот? — удивился он невнимательности Лила. — Он, конечно, со времени вашего последнего свидания поувял, пообрюзг, с тела спал, — уж больно сильно перед папашкой задолжался из-за твоего случая. Ну и господин градоначальник непрозрачно намекнул ему, каким способом хочет вернуть должок.

— Думаешь, теперь он станет свидетельствовать против главы Армелона? — Лил покачал головой. — Раньше рак на горе свистнет. Да и кто ему поверит после первого обмана?

— Я, например, — сообщил Тила и засвистел какой-то простенький мотивчик. — И потом имею право призвать любого гражданина, в том числе и градоначальника, к ответу в суде. И тем самым лишить его возможности повторно выдвигать свою кандидатуру на ближайших выборах. Ибо будущий глава города должен быть кристально чист перед народом и суд может посещать исключительно в качестве обвинителя.

Лил слушал бывшего недруга с недоверием. Все сделанные Тилой выводы казались надуманными и не выдерживающими никакой проверки жизнью. И все же Тила лучше знал и папашу, и законы, а потому его мнение заслуживало того, чтобы к нему прислушаться.

Однако Лила волновало другое.

— Он же твой отец! — не следя за словами, выдал он. — Зачем тебе все это надо?

Тила тут же стушевался, растерял задор и отвел глаза.

— Мог бы не спрашивать, Энда подери все ваше племя! — огрызнулся он.

— Мог бы, — согласился Лил. — Извини.

Тила скрипнул зубами и сжал кулаки, будто принимая решение. Потом вдруг приподнялся с подушки и протянул перевязанную руку.

— Лучше поздно, чем никогда, — пробормотал он. — Советую воспользоваться предложением. Все-таки не каждый день сын градоначальника дружбу предлагает.

Удивляться Лил не стал: кажется, на сегодня лимит по этому чувству был уже исчерпан. Вместо этого сжал Тилину ладонь еще до того, как тот закончил его уговаривать. Зачем Тиле сдалась эта дружба, Лилу было неведомо. Но за последние месяцы он научился не отвергать дары богов. И, возможно, тем самым обратил их на свою сторону.

— Одна просьба, — Лил помолчал, не желая открывать душу, но иного выхода не было. — Ариана не должна знать о том, что сегодня случилось. Она и так пережила слишком много.

Тила кивнул, даже не подумав улыбнуться.

— Заметано, — пообещал он.

Если бы взгляды убивали, Ильга сегодня стала бы братоубийцей. Потому что только так можно было отомстить ему за подсунутого пациента. За Тилу.

— У меня только ты и Беанна, — невинно пожал плечами Эйнард в ответ. — А у нее, сама понимаешь, с ним свои счеты.

— А меня, конечно, можно пустить в расход, — огрызнулась Ильга, добавив к предыдущему своему раздражению злость из-за выбора брата. Эйнард качнул головой.

— Так тебе вроде нечего с ним делить, — заметил он. — Я бы на твоем месте только «спасибо» сказал. Такой шанс.

Ильга раскрыла было рот, чтобы высказать брату пару мыслей по поводу этого шанса, но тут же вспомнила, что ни одна живая душа не знает о ее разговоре с Тилой и о том, как тот ее оскорбил. Ильга скрыла этот факт, не желая терпеть жалости от родных, а также переводить внимание матери с Эйнарда и его кошмарного выбора невесты на свою скромную персону и значительно менее скромный выбор.

Признаться, Ильга уже сочувствовала брату, несмотря на прежнюю нелюбовь к Беанне, потому что сносить ежедневные нападки матери не каждому было под силу. На его месте Ильга давно бы разругалась с ней и ушла из дома хотя бы в тот же госпиталь, лишь бы не слышать этих проклятий, жалоб, стенаний и не копить ненависть к родному человеку. Сердцу-то ведь не прикажешь — это Ильга знала по себе. И давно бы уже смирилась с невестой брата, если бы Беанна не подложила ей свинью и не рассказала Тиле о ее чувствах. Какую цель преследовала эта рыжеволосая бестия, Ильга даже не догадывалась. Но после пережитого унижения прониклась к будущей ятровке такой ненавистью, что даже видеть ее не могла. В госпитале дежурила, когда у Беанны были выходные. И с ужасом ждала того момента, когда Эйнард приведет в дом молодую жену: как им тогда ужиться? Беанна ведь не тихая и скромная девушка, она не станет послушной дочерью маме и нежной сестрицей Ильге. Она мигом наведет свои порядки, а Ильге придется мириться с ней, с ее вызывающей красотой и вздорным характером. И что только Эйнард в ней нашел? Не мог же он так пропасть из-за одного прелестного личика. Значит, было в Беанне нечто, замеченное только Эйнардом, и Ильге с мамой стоило приглядеться к будущей родственнице, чтобы не портить потом Эйнарду жизнь. Однажды он уже бросил их, уйдя из дома на десять лет, нельзя допустить, чтобы подобное повторилось. Пусть будет Беанна: все-таки она придумала, как напоить Эйнарда целебным отваром, и переживала за него, да так, что была сама на себя не похожа. Наверное, она все же не столь равнодушна к нему, как стремится показать на людях. Да и Эйнард в последние дни ходит такой счастливый, будто открыл формулу бессмертия. Радуется всякой безделице и даже с мамой не ссорится, хотя та задевает его постоянно. Ильга никогда еще его таким не видела. Суждено ли ей когда-нибудь испытать подобное? Ведь для этого нужно, прежде всего, забыть Тилу. А глупое сердце никак не желало от него избавляться, несмотря на пережитый позор и отсутствие хоть каких-то перспектив.

Ильга вздохнула и кивнула, соглашаясь. Выбора у нее все равно не было, но как же вести себя с Тилой после того, что между ними произошло? Ей едва хватило сил не разрыдаться, когда он приходил вручать награду. В памяти сразу возникли сказанные им презрительные слова, и снисходительный тон, и полное неприятие ее как возможной невесты. И ответ получился предельно сухим, потому что со сведенным горлом получалось говорить только так. Долг для Тилы был превыше всего, это Ильга знала и потому восприняла его появление в госпитале как визит вежливости. Но сейчас-то все иначе. И в обязанности сиделок входили не только перевязки и своевременная подача пищи и лекарств, но и общение с пациентами. Эйнард считал, что за приятной беседой самочувствие больных значительно улучшается. Только что же может быть теперь приятного в разговоре с Тилой? И о чем вообще с ним толковать?

— Доброе утро! — бодро поздоровалась она с обитателями мужской палаты. Помимо Тилы их было двое: мальчишка-озорник, умудрившийся отхватить себе полпальца, стащив отцовский меч, и старик, мучавшийся с почками. Вся троица вразнобой отозвалась на приветствие, и Ильга, вопреки своему желанию, вслушалась в голос Тилы. И с изумлением разобрала в нем… смущение. И тут же почувствовала именно себя хозяйкой положения. В конце концов, сейчас для нее Тила отнюдь не сын градоначальника и даже не возлюбленный, а обычный пациент. А она, напротив, его целительница. Так что теперь ее очередь выказывать норов. А ему придется слушаться.

— Вижу, у нас новенький, — свободно улыбнулась она и, подойдя к Тиле, осмотрела его с ног до головы. Так, что у того румянец выступил на поврежденных щеках. — Как вы тут? Разместились? Не дует? С потолка не капает? Ребята вас не обижают? Если что, только скажите: вы у нас пациент особый, вам все удобства.

Тила покраснел еще больше и буркнул, что не желает быть «особым» пациентом. Он вообще пациентом быть не желает.

— Ну как же так? — перебила его Ильга и притворно расстроенно сложила руки. — У нас госпиталь просто замечательный, самим градоначальником отмечен. Да вы вон у товарищей по несчастью спросите, они подтвердят, что у нас здесь все на высшем уровне. Впрочем, вы ведь и сами не в первый раз, должны помнить.

Тила заскрипел зубами, не в силах вставить и слова, а Ильга продолжала щебетать, попутно занимаясь делами. Разнесла чистые полотенца, разлила целебные настои, потом занялась перевязкой пацаненка, отвлекая того от болезненной процедуры разными прибаутками. Закончив, хотела было помочь старику дойти до уборной. Но тот, то кряхтя, то смущенно улыбаясь, отказался от ее заботы, заверив, что уже способен справиться с этим сам. Ильга довольно кивнула и направилась к Тиле.