— Новых повышений не жажду.

— Знаю. Ты и тогда не мечтал о движении вверх, ты мечтал о быстром продвижении вперед. Я, например, считаю, что если ты образцово поставишь дело на насосной, тебя могут пригласить в главк заместителем начальника.

— А главк — это Ташкент. Прицел у тебя постоянный!

— Ты опять пренебрегаешь моими нуждами. Ты очень обижаешь меня этим. Я не могу работать в Чиройлиере. Но речь сейчас не об этом, а об организации конвейера на твоей насосной. Я это давно обдумываю.

— Олечка, в этом направлении мы уже работаем. Я разве тебе не говорил?

Я заморгала. Никак не ожидала, что ломлюсь в открытую дверь. Сказала:

— Растешь, Дима. Подсказка жены тебе становится не нужна.

— Напротив, дорогая. Чем больше умеешь, тем сильнее опасаешься что-нибудь упустить, где-нибудь недоглядеть. Я прекрасно помню, что твой опыт, твой широкий взгляд на вещи в прошлом предостерегли меня от многих ошибок. Одного конвейера, Олечка, на сей раз нам будет маловато, он все наши проблемы не решит. Мы будем шире разворачивать дело. Есть ведь заводы — поставщики оборудования и материалов, есть проектировщики, транспортные организации. Чтобы в этих условиях наш конвейер функционировал четко, надо взять на вооружение рабочую эстафету. Пусть обязательства нашего коллектива станут обязательствами смежников, всех, кто причастен к стройке. Если высокая ответственность за конечный результат свяжет всех исполнителей, представляешь, какое ускорение получит стройка?

— То, что вы придумали, лучше, емче.

— Мы просто сделали правильные выводы из сложившихся обстоятельств.

— Кстати, продумай, могут ли твои бетонщики вместе с плотниками, арматурщиками, крановщиками взять бригадный подряд на бетонные работы. Такой подряд прекрасно впишется в вашу рабочую эстафету.

— Олечка, и это осуществимо. — Он не сказал, что и это ее предложение несколько запоздало, не разочаровал ее во второй раз. Было бы нехорошо, если бы у нее сложилось мнение, что он не нуждается в ее помощи. — А вот твоя давняя мечта о моем переводе в главк, к сожалению, эфемерна. Руководить делом издали, из прохладного кабинета и мягкого кресла, я, видишь ли, не обучен. На это и без меня охотников много.

— А мои способности пусть хиреют и чахнут, да? К твоему сведению, они нужны людям не меньше, чем твои.

— Согласен, согласен! Но, Олечка, успех рабочей эстафеты только укрепит мое положение в Чиройлиере.

— Пусть, — сказала я. — Ты уже слишком крупен для Чиройлиера. Ты давно перерос его.

— Переросток, второгодник! — раскатисто рассмеялся он.

Мне вдруг стало грустно-грустно. Он разучился понимать меня. Раньше понимал, а теперь разучился. Да, я думаю и о себе. Не вижу в этом ничего предосудительного, это моя обязанность, и никто за меня ее не выполнит. Дмитрий задумался. Сложно ему было отвечать на отдельные мои вопросы. Моя правота была прессом, которого он боялся. «Пресс — это хорошо, — подумала я. — Гарантирует безотходное производство». И побежала к морю.

Ночью Дмитрию Павловичу ничто не мешало думать. Затихали машины, успокаивался телефон, засыпали люди, устанавливалась тишина, и мыслям открывался простор необъятный. И мысли были не дневные, приземленные, обращавшиеся вокруг сиюминутных вопросов, а совсем другие, часто не знавшие ограничительных рамок. Можно было спокойно обдумывать свои чиройлиерские проблемы, а можно было затронуть и судьбу всего рода человеческого.

Окно и дверь в лоджию были открыты, и доносилось далекое ритмичное дыхание моря. Жена давно спала. Он, приподнявшись на локте, долго смотрел на ее лицо. Она, его Ольга, когда нужно, умеет копать глубоко. Он подумал об этом с гордостью, радуясь ее подсказке. Да, ее способности были иными, не похожими на его. Она глубже проникала во взаимосвязь явлений, лучше и быстрее обобщала. Ее способности можно было назвать исследовательскими, его — организаторскими. Он всегда уважал в людях способности и умение, отличные от его собственных. Самолюбие его не уязвлялось этим нисколько. Грош цена была бы ему как руководителю, если бы он, опираясь на подчиненных, не пользовался широко их идеями, инициативой, не поощрял в них творческое начало.

Идея, к которой пришли сначала он, а потом и она, заслуживала того, чтобы над нею поработать. Если всех, от кого зависит судьба первой Джизакской насосной, связать едиными пусковыми обязательствами, темпы строительства можно повысить. Конечно, трест столкнется с непредвиденным. Но взаимодействие приблизит успех. А ради успеха кто посчитается с дополнительными затратами нервной энергии?

Обсуждая эту идею, они выделили главное — необходимость помогать друг другу, а не предъявлять бесконечные претензии за упущения и недоделки. Взаимодействие — вот в чем соль. Он опять видел то, что, собственно, давно должен был увидеть. В Чиройлиере способности его жены никогда не раскроются. Канцелярская сухая работа не для нее. Усилием воли он погасил эту мысль, как крамольную, грозящую взорвать отлаженную систему их отношений. Именно об этом Оля без устали напоминала ему при каждом удобном случае и даже тогда, когда повторять одно и то же становилось неудобно. «Не время, — сказал он себе, — мы семья, нам надлежит быть вместе». Если бы она умела руководить людьми, ей бы цены не было в Чиройлиере. «Ей и так цены нет», — возразил он. Как важно знать истинные возможности человека. Знать и использовать в полном объеме. От каждого по способностям. Велик, велик этот принцип. Если действительно добиться раскрытия способностей каждого, наступит коммунизм. Конечно, наступит. Надо только умерить непомерные потребности отдельных граждан.

Когда Оля приехала к нему в Чиройлиер, он предложил ей прорабскую должность. Он считал, что нет работы лучше этой, интересной и самостоятельной, богатой нестандартными ситуациями. Оля согласилась сразу. Ну и что, что кандидат наук? Стала строить сборные силикальцитовые домики. Была требовательна, как в своей лаборатории. Любое отклонение от строительных норм и правил вызывало неумолимое: «Переделать!» От таких строгостей строители давно отвыкли. Отношения натянулись. То, что ей казалось нормой, без чего, в ее представлении, и работать было нельзя, рабочие воспринимали как придирки. Наряды она закрывала без приписок, по фактически выполненным объемам. Ее опять не поняли. «Раз требуешь качества, надбавь, красавица, ведь мы теряем в количестве!» Бригадиры пригрозили уйти, выработка упала. Ушла она. Ушла с обидой на своих предшественников, испортивших людей нетребовательностью и приписками. Ее домики, однако, оказались лучшими в поселке, и их отвоевали для себя бригады, которые их построили. Потом в них водили экскурсантов и высоких гостей. Да, если бы она не ушла, люди, грозившиеся уйти от нее, тоже, скорее всего, подчинились бы ее требованиям, естественным требованиям человека, который стремится честно исполнять порученное ему дело. А как тогда поступил он, Дмитрий Павлович Голубев? Помог ли навести мосты, наладить контакты? Нет, предпочел остаться в стороне. Она работала в другом управлении, возводящем гражданские объекты, и он посчитал неэтичным вмешаться. Если бы тогда она не рубанула сгоряча, из нее получился бы отличный начальник участка. Могла бы и управление возглавить. Требовать она умела, но ключа к своим людям не нашла.

Вот с его лотковиками она бы не конфликтовала. Они работают четко, чисто и культурно. Каждая лотковая трасса — это певучая струна. Ту свою производственную неудачу Оля остро не переживала, отнеслась к ней философски. Единственное, что могло заставить ее гореть по-настоящему, были модели, ее гидравлическая лаборатория. Она перешла в контору управления, возглавила производственно-технический отдел. Закопалась в бумаги и люто затосковала. На монтаже домов утро сменялось вечером непостижимо быстро, как и на моделях. Конторский же рабочий день тянулся бесконечно. И однообразнее, обыденнее его не было ничего. Чертежи, вопросы материального обеспечения работ как бы обтекали ее, как вода обтекает мостовую опору. Все нужное она делала машинально, ума глубокого для этого и не надо было, как излишне было творить, выдумывать, пробовать. И она повела решительное наступление на мужа за скорейшее возвращение в Ташкент. Не Чиройлиер ее не устраивал, а нудная, казенная работа, заживо губящая в ней инженера. Она только теряла квалификацию, ничего не приобретая. Все ее умение на этом посту могло заключаться в аккуратности, ну, и еще в знании арифметики.