На этот раз мне не нужно сдерживаться. Я могу кончить, когда захочу. Так что я тоже отпускаю себя, кончая прямо в эту теплую, влажную киску, которая сжимает меня крепче, чем любая перчатка. Даже крепче, чем рука, обернутая вокруг моего члена. Я глубоко погружаюсь в нее, а затем продолжаю толкаться еще несколько раз, потому что мне нравится ощущение этой дополнительной влажности внутри нее.

Я не выхожу из нее. Хочу оставаться связанным с ней как можно дольше.

Мы лежим, освещенные солнцем, и немного дремлем.

Затем, наконец, Симона встает, чтобы пописать.

Я включаю душ, чтобы мы могли привести себя в порядок.

Как только Симона входит в душ, я начинаю намыливать ее, дюйм за дюймом. Я мою ей волосы, массируя пальцами кожу головы. Она прислоняется ко мне, все еще вялая после прошлой ночи.

— Мы так и не поговорили о том, что сказал Кенвуд, — говорю я.

— Верно… — Симона испускает долгий вздох, думаю, из-за того, насколько приятен массаж кожи головы, Кенвуд тут ни при чем. — Он сказал, что не нанимал никого, чтобы убить моего отца.

— Ты ему веришь?

— Не знаю… Он говорил так, будто не лжет.

— Лжецы всегда так делают.

— Ну… — Симона неловко ерзает. — Он сказал, что заключил сделку с моим отцом. Сказал, что папа уничтожил улики в обмен на то, что Кенвуд дал ему наводку на другое секс окружение.

— Хм, — я обдумываю это. — Возможно. Но это не значит, что Кенвуд не держит зла на твоего отца.

— Да, наверное, — с несчастным видом говорит Симона.

— Что не так?

— Просто… мой отец всегда такой категоричный. Так непреклонен в своей морали. Мысль о том, что он заключил сделку с таким человеком…

— Все их заключают, — говорю я ей.

— Ты говорил это давным-давно. Но тогда я тебе не поверила.

— Послушай, — говорю я, — каждый хочет добиться цели без компромиссов или безобразия. Но иногда приходится работать не только с друзьями, но и с врагами.

Симона с минуту молчит, пока я смываю шампунь с ее волос. Наконец она говорит:

— Давай предположим, что Кенвуд говорил правду. Если не он нанял снайпера, тогда кто это сделал?

— Я понятия не имею, — говорю я. — Однако я украл один из жестких дисков Кенвуда. Может быть, там что-то есть.

После того, как мы закончили принимать душ, Симона заказывает завтрак в номер, а я бегу вниз в сувенирный магазин отеля. Платье Симоны разорвано, так что ей нечего надеть.

Я покупаю ей одну из тех футболок с надписью «I Heart Chicago», плюс спортивные шорты и шлепанцы.

Когда я возвращаюсь в номер, Симона уже наливает нам кофе, мне делает со сливками и без сахара, именно так, как я люблю. Она переодевается из халата в одежду. В шортах и футболке большого размера она снова выглядит почти как подросток, особенно когда на лице нет макияжа, а влажные волосы собраны в пучок, из которого выбиваются маленькие локоны. Она сидит на своем стуле, как подросток, подтянув одно колено к груди, а другую ногу свесив вниз.

Мое сердце сжимается в груди, когда я вижу ее такой, какой она была раньше.

Не могу поверить, как счастливо я себя чувствую, сидя здесь с ней, поедая наши тосты вместе на солнце. Это пугает меня. Я боюсь почувствовать себя комфортно, поверить в это. Не могу отделаться от мысли, что что-то произойдет, и все снова разрушится.

— Я хочу, чтобы ты осталась, — говорю я Симоне.

Ее янтарные глаза поднимаются, чтобы посмотреть на меня, и я вижу в них вспышку возбуждения. Но это длится всего секунду, а затем она кусает губу, выглядя обеспокоенной.

— Я… у меня запланировано несколько съемок, — говорит она.

— И что. Возвращайся после работы.

— Я хочу, — говорит она.

— В чем проблема? Это из-за твоей семьи…

— НЕТ! — перебивает она. — Это не из-за них. Я бы никогда… Я бы не позволила им остановить меня. Меня больше не волнует, что они думают.

Ее лицо становится мрачным, почти сердитым. Не знаю, откуда берется эта горечь. Может быть, просто сожалеет о том, как они повлияли на нее раньше.

Мне все равно. Я больше не виню ее за это. Она была молода. Мы оба были.

— Тогда в чем же дело? — спрашиваю я ее.

Симона смотрит на свою тарелку, разрывая тост на кусочки.

— Мне нужно с тобой кое о чем поговорить, — говорит она. — Сегодня вечером.

— Почему сегодня вечером? А не прямо сейчас?

— Сначала мне нужно сделать кое-что еще.

Мне не нравится эта таинственность. Я чувствую, что у нас с Симоной нет шансов, если мы не сможем быть полностью откровенными друг с другом. Я не хочу быть заставленным врасплох, как это было раньше.

— Просто пообещай мне кое-что, — говорю я.

— Что угодно.

— Обещай, что больше не убежишь.

Я не говорю этого вслух, но если она это снова так поступит… я просто приставлю пистолет к своей голове и покончу, блядь, с собой. Потому что я не переживу этого снова.

Симона смотрит мне прямо в глаза. Лицо у нее мрачное и грустное.

— Я тебя не оставлю, — говорит она.

Я думаю, она говорит правду. Но произносит эту фразу немного иначе — как будто говорит: «Я тебя не оставлю». Будто намекает, что это я могу уйти от нее.

В этом нет смысла, но неважно. На этот раз я не собираюсь портить наш разговор.

— Где ты хочешь встретиться сегодня вечером? — спрашиваю я.

— Приезжай ко мне в отель, — говорит она. — В девять часов, после того как Генри ляжет спать.

— Отлично. Я приду.

Ничто не может удержать меня на расстоянии. Не в этот раз.

Я снова целую Симону, чувствуя вкус масла и кофе на ее губах. Затем провожаю ее до главного входа, чтобы она могла взять такси до своего отеля. Я уверен, что ей не терпится вернуться к своему племяннику.

У меня свои планы на день.

Во-первых, я должен встретиться с Кэлом и Аидой за ланчем. И после этого я собираюсь выяснить, что там, черт возьми, с этим стрелком. У меня есть несколько контактов, которые отслеживают наемных убийц — если на Яфеу Соломона был заключен контракт, они могли об этом слышать.

Я встречаюсь со своей сестрой в ресторане на Рэндольф-стрит, недалеко от мэрии, где находится офис Кэла. Аида тоже проводит там половину времени, встречаясь с членами совета и олдерменами, бригадирами и владельцами бизнеса, помогая Кэлу заключать сотни различных сделок, которые приносят пользу нашим семьям.

Кэл сыграл важную роль в утверждении первой части проекта Южного Берега. Сегодня мы рассматриваем разрешения на вторую фазу, которая должна начаться в следующем году, после того, как будет закончена наша нынешняя многоэтажка.

Итак, я провожу утро на Южном Берегу, следя за тем, чтобы ничего не испортилось после ремонта, а затем, незадолго до полудня, еду в Rose Grille.

Это большой оживленный ресторан с десятками покрытых белой скатертью столов, сверкающей стеклянной посуды и корзинками со свежими булочками со взбитым медовым маслом. Это излюбленное место политиков, так как мэрия находится прямо через дорогу. Почти у всех посетителей есть телефоны, они пишут твиты, текстовые сообщения или что они там еще делают, чтобы быть в курсе всего каждую минуту дня.

Кэл и Аида уже сидят, когда я прихожу туда. Пунктуальность Аиды улучшилась примерно на десять тысяч процентов с тех пор, как она вышла замуж за Кэла. Я вижу, что она уже уничтожила половину булочек. Аппетит моей сестры был хорошим еще до того, как она забеременела, поэтому мне бы не хотелось видеть ее счет за продукты в третьем триместре.

Мы сидим рядом с большим панорамным окном в передней части ресторана. Солнце слепит мне глаза. Я пытаюсь опустить жалюзи.

— Почему бы тебе просто не сесть по другую сторону стола? — спрашивает меня Аида.

— Он не хочет сидеть спиной к двери, — говорит Кэл, не отрываясь от стопки документов.

Кэл знает. Между гангстерами и солдатами есть общая черта: вы никогда не сидите спиной к дверному проему.

Жалюзи закреплены на месте, и их нельзя опускать. Я снова сажусь на свое место, немного отодвигая стул назад.