— Как ты хочешь это сделать? — спрашивает меня Рэйлан.

— Мы должны провести триангуляцию. Попытаемся выяснить его местонахождение. Затем приблизимся к нему с двух сторон.

— Ты не знаешь, что он задумал, — говорит Рэйлан. — У него могут быть ловушки. Мины. Другие люди.

— Не думаю, что есть кто-то еще, — качаю головой. — Ты сказал, что у него не было друзей в армии. Сомневаюсь, что они у него есть сейчас. Гостиничный номер перед митингом и стрельба в ресторане… это сделал один человек. То же самое с его маленькой лачугой рядом с домом его тети — он жил там один.

— Один человек на своей территории по-прежнему имеет преимущество, — говорит Рэйлан.

Я знаю, что он прав.

— Если увидишь Симону, забери ее оттуда, — говорю я Рэйлану. — Не жди меня.

— Да, аналогично, — говорит Рэйлан. — Хотя, я правда не хочу, чтобы Дюпон меня пристрелил. Он был таким маленьким мерзавцем. Это было бы неловко, понимаешь?

Я фыркаю и качаю головой.

— Буду иметь это в виду.

— Вот если бы меня схватил медведь или волк… — говорит Рэйлан, оглядывая лес по обе стороны дороги. — По крайней мере, это было бы круто.

— В Висконсине нет волков.

— О, черт возьми, еще как есть. Большие серые волки. Не такие большие, как на Аляске, но все равно в два раза больше хаски.

Мы пересекли границу другого штата около получаса назад. Я знаю, что это, вероятно, в основном в моей голове, но лес здесь выглядит гуще и темнее, более угрожающим. Я не знаю эту местность. И не знаю, что задумал Дюпон.

Все, что я знаю, это то, что он решил использовать Симону, чтобы причинить мне боль.

Он не мог выбрать цели лучше.

Когда я служил в армии, я никогда не боялся. Я был слишком несчастен для этого. Я не хотел умирать, но в то же время мне было все равно, если бы это произошло.

Теперь впервые у меня есть видение возможного будущего. Я, Симона и Генри. Живем в Чикаго или в Европе, мне похуй, где именно. Меня волнует только то, что мы втроем можем быть вместе.

Для меня нет ничего более важного, чем мысль о том, что мы вместе в одной комнате, как семья. Я ни разу этого не испытывал. И не позволю Дюпону отнять это у меня.

Я должен увидеть Симону. Я должен сказать ей, что прощаю ее. И самое главное, я должен спасти ее.

Если мне придется выбирать… если только один из нас выберется из этого… это будет она.

Мы с Рэйланом приближаемся к месту. Чем ближе мы становимся, тем меньше разговариваем. Мы уже рассмотрели наши потенциальные стратегии. Мы не будем точно знать, что делать, пока не доберемся до туда и не увидим, что, черт возьми, задумал Дюпон.

На данный момент все, что мы можем сделать, это морально подготовиться.

Сейчас 6:22. Края неба начинают становиться темно-фиолетовыми, а не черными. Скоро рассветет.

По мере того как мы едем дальше, небо немного светлеет.

Слава богу, дождь прекратился. Однако земля все еще мокрая и грязная. Тротуар темный с серебристыми пятнами стоячей воды.

Наконец доезжаем до места, где карта говорит нам повернуть направо. Сворачиваем с пустого двухполосного шоссе на извилистую грунтовую дорогу, ведущую в лес. Симона находится примерно в восьми милях отсюда.

Я на взводе, пока мы медленно ползем по неровной дороге. По мере того, как мы едем, дорога становится все более и более каменистой, настолько каменистой, что я вообще не смог бы проехать по ней на обычной машине. К счастью, я взял Эскалейд. Нас толкает и встряхивает, но дорога не достигает дна машины.

Мы с Рэйланом наблюдаем за всем, что происходит на дороге, насторожившись на случай, если кто-то устроит нам засаду из плотно прилегающего леса с обеих сторон. Мы мало что можем сделать, чтобы предотвратить это. Мы должны продолжать двигаться вперед.

Когда мы находимся примерно в миле от местоположения, я останавливаю машину. Сейчас 6:41.

— Лучше выйди здесь, — говорю я Рэйлану. — Это место находится в миле отсюда, — я указываю на северо-восток.

Здесь нет сотовой связи. Рэйлан не сможет позвонить мне или отследить. Я потерял связь милю назад, и сейчас я просто теряю память.

— Я справлюсь, — обещает мне Рэйлан. — Я мог бы даже обогнать тебя, учитывая, какая неровная дорога.

— Сомневаюсь, — смеюсь я.

— Просто испытай меня.

Он закидывает свою сумку за спину. У него там винтовка Драгунова и один из моих старых пистолетов. Пара дымовых гранат, веревка, охотничий нож и кое-какая моя старая одежда.

— До скорой встречи, Дьюс, — говорит он.

— Увидимся, Лонг Шот.

Мы назвали Рэйлана так не потому, что он мог стрелять на расстоянии, хотя он, безусловно, может. Мы назвали его так, потому что он вечный оптимист — всегда думает, что справится с работой, независимо от того, есть реальный шанс или нет.

Вот почему он пошел со мной на эту самоубийственную миссию. Он верит, что мы сможем схватить ее и выбраться живыми. Я надеюсь, что на этот раз он прав.

Я смотрю, как Рэйлан исчезает в лесу, затем продолжаю ехать вверх по извилистой дороге. В конце концов, он полностью исчезает, деревья и кусты теснятся так близко, а тропинка становится такой крутой, что мне приходится бросить внедорожник и идти дальше пешком. У меня есть собственная винтовка на плече и нож за поясом. Дополнительные патроны и легкий кевларовый жилет под рубашкой.

Здесь чертовски холодно. Воздух влажный от дождя, и мои ноги бесшумно погружаются в рыхлую землю. Единственный звук — это последние капли, стекающие с деревьев.

Без пяти минут семь я подхожу к бревенчатой хижине. У входа в дом находится насос. Из единственного окна не льется свет. Я собираюсь подойти, когда вижу нарисованную на земле стрелку, указывающую на восток, в лес. Направление от Дюпона.

Я иду на восток, но не прямо по пути стрелки. Я огибаю путь, идя в том же направлении своей собственной тропой. Я не собираюсь добровольно идти в ловушку Дюпона. Не на открытом воздухе.

Солнце встает, окрашивая небо в оранжевый цвет сквозь высокие сосны. Я вижу свет, но пока не чувствую от него тепла. Меня согревает только бег по лесу.

Еще через полмили я выхожу на вершину хребта. Внизу я вижу открытый луг. Трава, пожелтевшая и сухая, покрыта густым утренним туманом. Солнечный свет только начинает распространяться по открытой местности.

Ровно в 7:00 раздается выстрел.

Мое сердце сжимается в груди. На секунду я думаю, что Дюпон застрелил Симону ровно в семь — что он притащил меня сюда только для того, чтобы я сам мог это услышать, без малейшего шанса спасти ее.

Затем я вижу что-то похожее на белую птицу, летящую через поле. Это Симона — бежит так быстро, как только может, ее длинные ноги мелькают под юбкой.

Я хочу окликнуть ее, но она слишком далеко, чтобы услышать меня. И я не хочу привлекать внимание ни к ней, ни к себе. Вместо этого я оглядываюсь в поисках каких-либо признаков Дюпона. В ужасе от того, что в любой момент я услышу еще один выстрел, и Симона упадет.

Думая о том же, она начинает бежать зигзагом.

— Верно, — бормочу я себе под нос. — Не облегчай ему задачу.

Затем, что еще лучше, она подходит к густым зарослям травы и падает вниз, скрываясь из виду.

— Хорошая девочка, — выдыхаю я.

Я направляюсь вниз по склону, пытаясь обогнуть то место, куда могла направиться Симона, одновременно высматривая какие-либо признаки Дюпона.

Кристиан Дюпон тащит меня вниз, к краю луга. Я все еще босиком, теперь на мне белое хлопчатобумажное платье и больше ничего.

Я замерзла. Холод, кажется, просачивается из земли в мои ступни, а затем поднимается вверх по ногам. Вскоре мои пальцы на ногах так онемели, что я едва их чувствую. Ступни моих ног, уже исцарапанные после пробежки по дороге, проколоты ветками, сосновыми иглами и камнями. Это онемение — почти благословение.