— Красивый вид, — говорю я Дукули, когда он зажигает мою сигару.

— Озеро? — усмехается он. — Я останавливался в королевском люксе отеля «Бурдж Аль Араб». Это ничто.

Я затягиваюсь сигарой, чтобы скрыть улыбку. Я знал, что он будет недоволен номером.

Эдвин Дукули — министр земель, шахт и энергетики Либерии. Но именно кровавые бриллианты оплачивают его часы Vacheron и здоровенные сигары. Подобно современному Марко Поло, он повсюду таскает с собой маленькие мешочки с бриллиантами, чтобы обменять их на любую местную роскошь, которую он жаждет.

У меня есть одна такая роскошь с собой. Спрятана под шестью дюймами льда в ящике с морепродуктами.

— Приступим?

Он еще раз указывает на гостиную. Я гашу сигару о подоконник и иду за ним.

Мы составляем забавную картину — четверо крупных мужчин, сидящих на стульях в бело-розовую полоску.

Я поднимаю ящик на журнальный столик, открывая крышку. Затем вынимаю вкладыш со льдом, под которым маскируется слой креветок, и открываю оружие внизу.

Я принес ему все, что он просил: три автомата Калашникова, четыре Глока, Ругер и один ручной гранатомет РПГ-7, обычно используемый для уничтожения танков. Я понятия не имею, что он планирует с этим делать — я подозреваю, что он однажды увидел это в кино и подумал, что это выглядит круто.

Там также лежит плотно завернутый килограмм кокаина. Хорошая, порошкообразная колумбийская дрянь. Глаза Дукули загораются, когда он видит это. Он достает из нагрудного кармана смокинга маленький серебряный нож и разрезает обертку. Зачерпывает горку порошка кончиком ножа, прижимает его к ноздре и усиленно затягивается. А затем втирает остатки на язык и десны.

— Ах! — вздыхает он, кладя нож обратно на стол. — Я всегда могу рассчитывать на тебя, Данте.

Своим людям он говорит:

— Спрячьте все это куда-нибудь подальше, где горничные не найдут.

Я прочищаю горло, напоминая ему о маленьком вопросе оплаты.

— Да, конечно, — говорит он. Он достает из того же нагрудного кармана маленький бархатный мешочек и передает его мне. Я высыпаю бриллианты на ладонь.

У меня в кармане лежит ювелирная лупа, но мне не нужно ее использовать, чтобы понять, что Дукули считает меня идиотом.

Алмазы мутные и мелкие. Размер и количество составляют менее половины стоимости, о которой мы договорились.

— Что это? — спрашиваю я.

— Что? — ворчит Дукули, притворяясь невежественным. Он не очень хороший актер.

— Это полное дерьмо, — говорю я.

Лицо Дукули вспыхивает. Его густые брови опускаются так низко, что я едва могу разглядеть блеск его глаз под ними.

— Тебе лучше следить за своими словами, Данте.

— Конечно, — говорю я, наклоняясь вперед со своего места и глядя прямо на него. — Позволь мне выразиться как можно более вежливо. Заплати мне то, что ты мне должен, гребаный подлец.

Здоровенный телохранитель хватает один из Глоков и направляет его прямо мне в лицо. Я игнорирую его.

Я говорю Дукули:

— Ты серьезно? Собираешься пристрелить меня посреди отеля «Дрейк»?

Дукули усмехается.

— У меня есть дипломатическая неприкосновенность, друг мой. Я мог бы застрелить тебя на крыльце полицейского участка.

— У тебя нет неприкосновенности от Наряда. Мой отец — Дон Чикаго. Или ты забыл?

— О да, Энцо Галло, — Дукули кивает, на его лице медленно расплывается улыбка. — Очень влиятельный человек. Или, по крайней мере, был таковым… Я слышал, что он лишился яиц, когда потерял свою жену. Это была твоя мать или он стал твоим отцом от какой-то другой шлюхи?

Моя мать уже пять лет в земле. Но не проходит и часа в день, когда я не думаю о ней.

Ярость бурлит во мне, как кипящее масло, наполняя мои вены.

Одним движением я хватаю со стола маленький серебряный нож и вонзаю его в шею Дукули. Я вонзаю его так глубоко, что половина рукояти исчезает вместе с лезвием.

Дукули хлопает ладонью по ране, выпучив глаза и беззвучно открывая и закрывая рот, как рыба, вытащенная из воды.

Я слышу щелк-щелк-щелк, когда здоровенный телохранитель пытается выстрелить мне в спину. Глок беспомощно пытается выстрелить. Я не настолько глуп, чтобы приносить заряженное оружие на оружейную сделку.

Однако я не сомневаюсь, что в пистолетах под их куртками полно пуль.

Поэтому я разворачиваю Дукули, используя его тело как мясной щит. Мне приходится приседать — он не такой высокий, как я.

Конечно же, Хвостик уже достал свой пистолет. Он делает шесть выстрелов в быстрой последовательности, пронзая грудь и выпирающий живот своего босса. Он знает, что Дукули уже мертв — теперь им движет месть.

Что ж, мной тоже.

Эти ублюдки пытались обокрасть меня. Они оскорбили мою семью.

Как босс несет ответственность за действия своих солдат, так и солдаты заплатят за слова своего босса. Я снесу им головы с их чертовых плеч.

Но мне не нравятся мои шансы на данный момент — двое против одного, и я единственный, у кого нет оружия.

Поэтому вместо этого я бросаюсь к окну, волоча за собой безвольное тело Дукули в качестве щита. Я ныряю в открытую раму, поворачивая плечи вбок, чтобы влезть. Здесь тесно — и я едва справляюсь с этим, благодаря чистой силе инерции.

Я падаю с высоты четырех этажей, наблюдая, как небо и тротуар меняются местами.

Затем я врезаюсь в навес.

Брезентовый каркас не был рассчитан на то, чтобы выдерживать 220 фунтов стремительно падающей массы. Ткань рвется, и распорки рушатся, заключая меня в кокон из обломков.

Я сильно ударяюсь о землю. Достаточно сильно, чтобы выбить из меня воздух, но с гораздо меньшим воздействием, чем я того заслуживаю.

И все же я ошеломлен. Мне требуется минута, чтобы очистить голову. Я размахиваю руками, пытаясь выбраться из этого беспорядка.

Когда я поднимаю взгляд к окну, я вижу здоровенного телохранителя, пристально смотрящего на меня сверху вниз. Я уверен, что он хотел бы сделать несколько выстрелов в мою сторону. Он сдерживается только потому, что его дипломатическая неприкосновенность истекла вместе с его боссом.

И тут я вижу, как Хвостик огибает здание сбоку. Он сбежал вниз по этим четырем лестничным пролетам, как олимпийский чемпион. Я смотрю, как он мчится ко мне, размышляя, стоит ли мне задушить его голыми руками или превратить его лицо в кашу.

Затем я вижу дюжину служащих отеля и гостей гала-вечеринки, спешащих ко мне, и вспоминаю, что, падая, наделал чертовски много шума. Я уверен, что кто-то уже вызвал полицию.

Поэтому вместо этого я ищу ближайшую машину с работающим двигателем. Я вижу гладкий черный Benz, подъехавший к обочине. Водительское место пусто, но фары горят.

Идеально.

Я рывком открываю дверь и запрыгиваю на переднее сиденье.

Когда я завожу машину, я мельком вижу разъяренное лицо Хвостика через пассажирское окно. Он так зол, что ему наплевать, кто смотрит — он тянется за своим пистолетом.

Я отдаю ему честь и нажимаю на газ.

Двигатель ревет, и машина дергается от бордюра, как скаковая лошадь, выпущенная из стойла. Benz может выглядеть как лодка, но под капотом у него приличный двигатель.

Моему брату Неро это понравилось бы. Он помешан на машинах всех видов. Он бы оценил управляемость и это мягкое кожаное сиденье, которое, кажется, само приспосабливается к моему телу.

В машине пахнет кожей, виски и чем-то еще… чем-то сладким и теплым. Как сандаловое дерево и шафран.

Я мчусь по Оук-стрит, когда в зеркале заднего вида появляется чье-то лицо. Это так пугает меня, что я резко выворачиваю руль влево, чуть не врезаясь в автобус, движущийся в противоположном направлении. Мне приходится отклоняться вправо, чтобы компенсировать это, поэтому машина несколько раз виляет взад-вперед, прежде чем снова выровняться.

Кажется, я вскрикнул, и человек сзади тихонько взвизгнул в ответ, выдавая ее как девчонку.

Я хочу съехать на обочину, но сначала я должен убедиться, что меня никто не преследует. Поэтому я продолжаю ехать на запад, к реке, пытаясь еще раз взглянуть на моего неожиданного пассажира.