Если бы у меня было желание, я бы это сделал. Но сегодня я этого не чувствую. Я чувствую меньше, чем ничего.

Поэтому я игнорирую ее комментарий.

— Спасибо, что принесла эти бумаги. Я провожу тебя до лифта.

Эбигейл хмурится, всерьез раздраженная.

— Я тебя не понимаю, — говорит она. — Ты не женат. Я почти уверена, что ты не гей…

— Полагаю, ты никогда раньше не сталкивалась с выражением «не заинтересован», — говорю я.

— Нет, — беззастенчиво говорит Эбигейл. — Не думаю, что мне когда-либо отказывал мужчина. В чем дело? Тебе не нравятся успешные женщины?

— Если бы они мне не нравились, я бы тебя не нанял, — говорю я.

— Что тогда?

Теперь я тот, кто раздражен. Я плачу Эбигейл за то, чтобы она находила арендаторов для моих зданий, а не за то, чтобы она допрашивала меня. Я хмурюсь и делаю шаг к ней. Она отшатывается назад на своих шпильках, выражение ее лица становится испуганным.

— Не твое гребаное дело, — рычу я.

— П-прости, — заикается она.

Она роняет ручку, наклоняется, чтобы поднять ее, затем заправляет прядь волос за ухо, не глядя мне в глаза.

— Я отсканирую их и отправлю тебе копию по электронной почте, — бормочет она.

— Спасибо.

Эбигейл спешит обратно к лифтам. Я остаюсь там, где нахожусь.

Как только она уходит, я снова подхожу к окну. Или, по крайней мере, к месту, где в итоге будет находиться окно.

Я стою на западной стороне здания и смотрю на этот рекламный щит.

Изображение снова сменяется. Теперь вместо газировки там появляется реклама духов длиной в семьдесят футов. Это женское лицо, очень крупным планом — самое знаменитое лицо в мире.

Широко посаженные глаза, слегка приподнятые у внешних уголков, медово-карие с темными кольцами вокруг радужной оболочки. Густые черные ресницы и прямые темные брови. Гладкие щеки, как полированная бронза. Квадратное лицо, изящный подбородок, полные губы. Эти прекрасные губы изогнуты в улыбке. Но глаза грустные… ужасно грустные.

Или, по крайней мере, так они выглядят для меня.

Но что я знаю?

Она, наверное, самый счастливый человек в мире — почему бы и нет? Она гребаная супермодель. Богатая, успешная, знаменитая, путешествующая по миру, общающаяся со знаменитостями… Чего ей может не хватать?

Это я чертовски несчастен.

Я долго смотрю на это лицо, хотя каждое мгновение кажется мне настоящей пыткой. Это похоже на тиски, сжимающиеся вокруг моей груди, сжимающие и разжимающие, пока моя грудная кость не треснет.

Затем, наконец, изображение снова переключается на колу.

Я отворачиваюсь, лицо все еще горит.

— Симона, положи правую руку на бедро. Немного ниже. Да, это прекрасно. Айвори, слегка приподними подбородок… вот так, идеально. Кто-нибудь, подвиньте этот вентилятор — я хочу, чтобы юбка развевалась в другую сторону. Нет, в другую сторону! Хорошо. Теперь наклоните этот отражатель…

Камера щелкает снова и снова. С каждым щелчком я слегка меняю свое положение. Сначала смотрю прямо в объектив, потом вниз, в землю, потом через правое плечо. Затем переношу свой вес на другое бедро, потом прислоняюсь к Айвори, затем кладу руку ей на плечо.

Я перемещаюсь по позициям автоматически, даже не задумываясь. Я всегда смотрю на свет и не забываю держать куртку расстегнутой, как хотел Хьюго.

Мы снимаем рекламную кампанию Prada. Третью для меня в этом году. Меня всегда ставят в пару с Айвори, потому что мы создаем такой хороший контраст друг с другом — она такая светлая, а я такая смуглая. Хьюго напевает нам старую песенку «Ebony and Ivory», когда у него веселое настроение.

Сегодня ему не до шуток. Мы снимаем в песчаных дюнах в Альгодонесе, и с самого начала это было похоже на катастрофу. Сначала было ветрено. Песок дул нам в глаза и зубы и путался в волосах Айвори. Ее волосы тонкие, как сахарная вата, и белые, как облако.

Айвори не просто блондинка — она альбинос. Ее кожа цвета чистого молока, а глаза фиолетового цвета, при правильном освещении скорее красные, чем голубые. Конечно, это означает, что она должна быть намазана солнцезащитным кремом, чтобы сниматься на открытом воздухе, а прямые солнечные лучи убивают ее глаза. Когда мы отсняли первый комплект одежды с огромными солнцезащитными очками Duple в стиле ретро, она была в полном порядке. Но теперь, когда она переоделась в длинное струящееся макси-платье и без очков, ее глаза слезятся, и она не может перестать моргать. Не помогает и то, что Хьюго направил этот чертов отражатель прямо ей в лицо.

Хуже всего было с жирафом. Хьюго пришла в голову блестящая идея, что мы должны снимать с настоящими животными — сначала со страусом, затем с жирафом масаи, предоставленным зоопарком. Дрессировщик пришел, чтобы убедиться, что он хорошо себя ведет. Но жирафу совсем не нравились крики Хьюго или вспышки лайтбоксов. В итоге он ускакал галопом, одно массивное копыто размером с обеденную тарелку едва не задело лицо Айвори. После этого она больше не хотела стоять рядом с животными. Дрессировщику потребовалось больше часа, чтобы вернуть жирафа, гоняясь за ним на нашем багги.

В любом случае, сейчас мы отстаем от графика. Хьюго решил, что нам лучше отснять пару нарядов только со мной, Айвори и песчаными дюнами, пока солнце не зашло.

— Подними эту сумочку, Симона, — говорит Хьюго. — Нет, не так высоко — ты же не в The Price is Right снимаешься(прим. пер. The Price is Right (Цена удачи) — телеигра, суть которой заключается в том, что случайно выбранные участники из зрительного зала должны назвать цену предлагаемого им товара). Сделай это непринужденно. Естественно.

Нет ничего естественного в том, чтобы принять идеальную позу и продемонстрировать и куртку, и сумку именно так, как того хочет Хьюго, но я даже не пытаюсь закатить на него глаза. Я бы хотела поскорее закончить.

— Хорошо, — говорит Хьюго, когда сделал пару сотен фото этого сета. — Кто будет держать мою змею?

— Я очень надеюсь, что это не эвфемизм, — говорит Айвори, морщась.

— Ха-ха, очень смешно, — фыркает Хьюго. Он невысокий и худощавый, с козлиной бородкой цвета соли с перцем, длинным носом и пристрастием к бейсболкам. Айвори говорит, что это потому, что он лысеет и не хочет, чтобы кто-нибудь знал об этом.

Он открывает большой сундук с подозрительно выглядящими вентиляционными отверстиями сбоку.

— Я имею в виду настоящую змею. Бирманский питон, если быть точным. Айвори, почему бы тебе не повесить его себе на шею? Он ведь тоже альбинос. Вы двое прекрасно поладите.

— Черт возьми, нет, — говорит Айвори, делая шаг назад. Трудно сказать, но думаю, что она побледнела примерно на три тона, когда увидела, как Хьюго вытаскивает массивную змею из ящика.

Эта штука, должно быть, двенадцать футов в длину. Судя по тому, как Хьюго изо всех сил пытается поднять ее, она кажется тяжелой.

— Позвольте мне помочь, — говорит дрессировщик, хватая нижнюю часть змеи. Он все еще выглядит потным и грязным после своей возни по песку в поисках жирафа.

Сначала змея дергается, но потом оживляется, как только понимает, что находится на открытом воздухе.

Она довольно симпатичная — кремового цвета с желтыми вкраплениями. Немного напоминает попкорн с маслом. Ее кожа выглядит гладкой и сухой.

— Я сделаю это, — говорю я.

— Хорошо, надень белую юбку прерий, — говорит Хьюго. Он разговаривает не со мной — он инструктирует Даниэллу, специалиста по гардеробу. Она бежит за юбкой и другой парой сандалий. Затем помогает мне снять мой нынешний наряд, чтобы я могла переодеться. Я делаю это прямо при всех, раздеваясь до стрингов телесного цвета. Никто не обращает внимания на мою наготу. Нагота в мире моделей так же распространена, как вейпы и посты в Instagram.